Оценить:
 Рейтинг: 0

Государство и право в контексте консервативной и либеральной идеологии: опыт ретроспективного анализа

Год написания книги
2016
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 ... 8 >>
На страницу:
2 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

12. Есть все основания полагать, что роль тех или иных идей очень важна в контексте эволюции общества, а особенно в период реформ. В тех странах, где реформы проведены более или менее удачно, найдена нужная пропорция между консерватизмом, либерализмом и социализмом. В этих странах практически нет никакой однобокости, монополии той или иной идеологии. Там же, где она есть, например в современной России, итоги «реформ» настолько неоднозначны, что есть сомнения квалифицировать их именно в этом качестве.

Изучение консервативных и либеральных воззрений на политико-правовые институты существенно обогащает как теорию государства, так и теорию права. Знакомство с взглядами крупнейших дореволюционных правоведов расширяет возможности для изучения основополагающих проблем юридической науки в целом, и прежде всего понимания сущности государства и права. Интерпретация функций государства и права, эволюция государственно-правовых институтов, закономерности соотношения личности, общества и государства, теоретические представления о государственном устройстве, мнения и взгляды о развитии местного самоуправления, место и роль исполнительной, законодательной и судебной власти – эти и другие вопросы имеют не только познавательное, историческое, но и современное значение. В Российской Федерации сегодня осуществляются крупномасштабные преобразования, в том числе правовая реформа и реформа системы управления. Реформирование должно опираться на солидное методологическое и научное обеспечение. В этом смысле точки зрения крупнейших наших ученых и мыслителей могут быть очень кстати, тем более что рациональная, теоретическая сторона реформ в России традиционно отстает от практики, эмпирики и как следствие – неверные шаги, за которые затем расплачивается все общество в целом.

Глава I

История и теория консерватизма и либерализма

§ 1. Возникновение и развитие консервативных и либеральных идей

Начало политической истории консервативной мысли обычно связывают с именем английского мыслителя Эд. Берка (1727–1797 гг.), который выразил свое отношение к эпохе в «Размышлении о революции во Франции…» Историки политических идей считают эту книгу энциклопедией консерватизма. Но не стоит забывать, что консерватизм в различных странах и в разные исторические эпохи принимал самые неожиданные черты.

«Люди проходят как тени, но вечно общее благо» – эта мысль Берка является одной из важнейших в понимании сути консерватизма и его исторического развития. Политическая теория Берка базируется на трех принципах: истории, интерпретации общества и преемственности. Берк считал, что человечество может реализовать себя только в истории и только через институты, выдержавшие проверку временем. Традиция – собранная история обычаев, предрассудков и мудрости – единственно разумное средство достижения справедливости. Берк не понимал, как человек может довести себя до такого уровня самонаде-янности, чтобы рассматривать собственную страну как чистый лист бумаги, на котором можно писать все что угодно. Только преемственность, наследие прошлого, как индивидуальное, так и коллективное, остаются стабилизирующими факторами в обществе. Для него идея наследия предопределяет принцип консервации, сохранения, а также принцип трансмиссии, отнюдь не исключая принципа совершенствования.[3 - Aлексеева Т. А. Современные политические теории. М., 2000. С. 343.]

Берк упрекал французских революционеров за желание разрушить «старый порядок» только потому, что это «старый порядок». Наоборот, именно возраст института есть основание для его сохранения, ибо сама действительность его существования показывает его полезность.

Отдавая приоритет социального над индивидуальным, Берк вместе с тем не заигрывает с общественным мнением. Что такое народ? Толпа случайно сошедшихся личностей. Сосчитанная поголовно, она не сделается умнее от того, что ее сосчитали. В чем проявляется народный суверенитет? Говорят, в воле большинства. Но воля большинства есть в высшей степени искусственная фикция, так как составление единой совокупности личности из многих людей – первая фикция, возможность этой совокупности и действовать как одно лицо – другая фикция.

Отцы-основатели консерватизма, пишет К. С. Гаджиев, противопоставили выдвинутым европейским Просвещением и Великой французской революцией идеям индивидуализма, прогресса, рационализма взгляд на общество как на органическую и целостную систему. Реализация этих идей, утверждали они, предполагает обесценивание унаследованных от предков традиций и бессмысленное разрушение моральных и материальных ценностей общества. У консервативных мыслителей так или иначе присутствует идея некоего жизненного начала всего реального мира. У некоторых русских мыслителей, например у В. Соловьева, в качестве такого жизненного начала выступала София – Душа мира, Премудрость Божия. Предполагалось, что человек в силу ограниченности своего разума не вправе бездумно браться за переустройство мира, поскольку тем самым он рискует задеть заключенную в этом мире духовность, или жизненное начало.

Характеризуя общество как амальгаму институтов, норм, моральных убеждений, традиций, обычаев, восходящих своими корнями глубоко в историю, сам по себе факт их взаимосвязанности и единства консерваторы рассматривали как чудо истории, поскольку этот факт невозможно объяснить рациональными доводами. Существующим институтам, по их мнению, следует отдать предпочтение перед любой теоретической схемой, какой бы совершенной она ни показалась с рациональной точки зрения. Поскольку все формы моральной и политической приверженности зиждятся на ассоциациях и поскольку ассоциации нельзя искусственно создать за короткое время, то разрушение унаследованных институтов является крайне безответственным делом. Как считали основатели консерватизма, политические принципы следует приспосабливать к обычаям, национальным традициям, установившимся общественно-политическим институтам. В их конструкциях естественным и законным считалось лишь общество, основанное на иерархической структуре, отдельные части которой обеспечивают жизнеспособность и целостность общественного организма, подобно тому, как отдельные органы человеческого тела – жизнеспособность и целостность всего организма.

Как тип общественно-политической мысли и идейно-политического течения консерватизм отражает идеи, идеалы, установки, ориентации, ценностные нормы тех классов, фракций и социальных групп, положению которых угрожают объективные тенденции общественно-исторического и социально-экономического развития, тех привилегированных социальных группировок, которые испытывают всевозрастающие трудности и давление со стороны не только демократических сил, но и наиболее динамичных фракций имущих слоев населения.[4 - Гаджиев К. С. Политическая наука. М., 1994. С. 288.]

В истории консерватизм нередко был защитной реакцией каких-то слоев населения, чаще всего дворянства, духовенства, мелких предпринимателей, а и иногда и крестьянства. Принимая существующее положение вещей, консерватизм делает ударение на необходимости сохранения традиционных правил, норм, иерархий и ценностей, социальных и политических институтов, власти. Существующий мир консерватор рассматривает как лучший из миров.

В литературе, посвященной истории консервативной мысли, общим местом считается тот факт, что возникновение и развитие консерватизма начинается со времен Великой французской революции конца XVIII в., бросившей вызов самим основам старого порядка, всем традиционным силам, всем формам господства аристократии. Именно с этого времени берут начало две классические традиции консерватизма. Первая восходит к французским мыслителям де Местру и де Бональду, вторая – к английскому мыслителю Берку. Если в англосаксонских странах в основном утвердился берковский вариант консерватизма, то в странах континентальной Европы – своеобразный синтез идей, ценностей и установок обеих традиций, которые, естественно, в каждой конкретной стране, особенно в современных условиях, проявляются в национально-специфических формах.[5 - Там же. С. 286.]

Этих мыслителей без преувеличений можно назвать «классиками» консервативного направления. Основная функция консерватизма состоит в сохранении существующего политического строя и развитии охранительного мировоззрения.

Итак, классический консерватизм характеризуется тем, что:

1) исходил из примата общества как «продукта» истории, регулируемого традициями. В его рамках все естественные права человека ограничивались только «историческим правом», т. е. необходимостью жить в данном обществе и взаимодействовать с ним;

2) проявлял истинное внимание к конкретному опыту и одновременно скептицизм по отношению к политическим теориям, жестко формулирующим идеалы и цели;

3) в отличие от либерализма, особенно от социализма, оптимистически относящихся к природе человека и рассматривающих присущее ему «зло» во многом как результат несправедливого общественного устройства, консерватизм считает человека несовершенным по своей натуре. Государственное регулирование, с этой точки зрения, и должно предохранять общество от проявлений не самых лучших качеств человека, ибо «государство – это средство совершенствования добродетелей»;

4) главная задача классического консерватизма тесно связана с его охранительной, «женской» функцией, и вся его идеологическая и политическая деятельность направлена на предупреждение революций, гражданских войн, крутых исторических перемен.

Общей чертой консерватизма и консервативной революции является «ностальгия» по прошлому и попытка перенесения исторических образцов в будущее политическое устройство общества.[6 - Сокольская И. Б. Консервативна ли консервативная революция? О хронологической шкале политических теорий // Полис. 1999. № 6. С. 120–121.]

Консервативную «волну», вне всякого сомнения, всколыхнули бурные потоки французской революции с ее лозунгами равноправия, свободы, братства. Носители государственной идеи феодального общества, прежде всего земельная аристократия, духовенство, всерьез опасались социальных катаклизмов, в результате которых падет монархия, а стало быть, их привилегированное положение. Америка была где-то далеко, а вот Франция лежала на перекрестке торговых, экономических, политических артерий европейского континента. Так что консерваторам было что терять и они, как могли, противодействовали распространению либеральных идей.

История распространения консервативной идеологемы будет неполной без упоминания имени французского писателя Шатобриана, который впервые употребил термин «консерватизм». Консерватизм означал идеологию феодальной аристократической реакции периода французской буржуазной революции конца XVIII в., критику идей Просвещения «справа», апологию феодальных устоев и дворянско-клерикальных привилегий. Так характеризует консерватизм одно из справочных изданий.[7 - Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 273–274.]

Идеи консервативных мыслителей XVIII – начала XIX в. занимают особое место в истории политической и правовой мысли. Де Местр, де Бональд, Галлер звали к восстановлению прежнего, феодального строя; идеалы консервативных мыслителей относились не столько к прошлому, сколько к той части настоящего, которая несет на себе наибольшие отпечатки, пережитки прошлого.

Рационалистическим идеям Просвещения Берк и теоретики исторической школы права противопоставляли историзм и традиционализм, убеждение в неодолимости хода истории, не зависящего от человеческого произвола. Идеи консерватизма направлялись против легисломании французских философов и революционеров, их надежд на возможности быстрого преобразования всей общественной жизни при помощи законов. Еще резче правовой волюнтаризм французских радикалов критиковали де Местр, де Бональд и другие мыслители реакционного толка. Они основательно критиковали априоризм теоретиков естественного права, полагавших, что все принципы права могут быть чисто логически выведены из природы человека вообще. В этой критике заслуживает внимания положение о зависимости права каждого из народов от исторического развития, условий жизни, особенности бытовых, производственных, религиозных, нравственных отношений. Данное положение обосновал еще Монтескье, но более глубоко оно развито в трудах Берка и исторической школы права. Определенным достижением правоведения были также их мысли о границах деятельности законодателя, который всегда создает право не на пустом месте, а для конкретного народа, и потому вынужден и должен считаться с традициями, нравами, историческим наследием. Помимо прочего подход к праву, признающий объективность разнообразия и изменчивости правовых систем, создавал теоретические основы для создания и развития сравнительного правоведения.

Шагом вперед в развитии правовой науки были попытки обнаружить закономерности истории права, рассмотреть эту историю как объективный процесс, не во всем и не всегда зависящий от воли законодателя. Верны и выводы Берка, де Местра, де Бональда, теоретиков исторической школы права в том, что право в целом создается объективным процессом жизни народа, а не кабинетным теоретическим творчеством и не устанавливается каждым поколением людей всякий раз заново и произвольно. Наконец, они правильно замечали, что революция, как и всякий общественно-политический катаклизм, не способствовала укреплению правовых начал, а напротив, вела во многом к неоправданному разрушению правового здания, создаваемого веками, к ломке традиционной правовой культуры, к правовому нигилизму и разгулу террора.

Консервативные идеологи были правы и в том, что законодательство каждого народа должно соответствовать условиям его жизни, а не абстрактным представлениям о человеке вообще. Но критика этих абстрактных представлений подчинялась предвзятой идеологической цели – сохранить униженное положение человека, свойственное феодализму. Однако гуманизм Просвещения вовсе не призывал к нивелированию людей и народов. Представления о правах человека многих теоретиков разнообразны, противоречивы и порой произвольны, но провозглашенная Французской революцией Декларация прав человека и гражданина содержала главные для той эпохи общечеловеческие ценности и принципы нового права. Абстрактность определения прав человека делала их применимыми к другим народам, поскольку давала возможность конкретизировать с учетом национальных особенностей. Именно это больше всего возмущало де Местра, де Бональда и других идеологов, не способных смириться с мыслью о всеобщем правовом равенстве и свободе как зависимости только от закона.[8 - Антология мировой правовой мысли: в 5 т. Т. 1. М., 1999. С. 11.]

Авторы предисловия к третьему тому «Антологии мировой правовой мысли» отметили ряд положений либеральной теории и более широко – идеологии Просвещения. Это касалось преемственности в правовом развитии каждого народа, самобытности его культуры, в том числе правовой, индивидуальных особенностей исторического развития каждого народа. Одновременно с этим они упрекают классиков консервативной мысли в том, что они не захотели принять «общечеловеческие ценности», которые закрепляла французская Декларация прав человека и гражданина. Налицо явное противоречие, объяснить которое не составляет труда. Эвфемизм «общечеловеческие ценности» является порождением атлантической, западной цивилизации и к остальному миру, который территориально и количественно (имеется в виду население. – А. К.) имеет самое отдаленное отношение. Сопротивление глобализации есть не что иное, как попытка сохранить свое лицо, а не раствориться среди двойников, если это вообще возможно в условиях агрессивной культурной экспансии атлантической цивилизации. Да, консерваторы отстаивали «феодальное» неравенство, но разве буржуазные революции обеспечивали людям равное положение? Они принесли еще большие неравенства, чем это имело место раньше. Достаточно почитать классиков западной литературы, и начинаешь понимать, что представляло собой становление нового, более «прогрессивного» буржуазного государства. Да и собственно «права человека» во всех эпохальных историко-правовых документах – это права только мужчины, только белого европейца и только христианина. Все другие, включая женщин, в это понятие не входили. Точно такое же значение имеет и понятие «народ» в исторической ретроспективе. Это редко кому сегодня приходит в голову, но это именно так.

Трудно сохранить объективность при анализе противоположных направлений общественно-политической мысли. Вопреки распространенному мнению П. А. Сорокин говорил, что только современники событий могут давать им адекватную оценку. В этой связи лучше всего обращаться к мнениям очевидцев событий. Эдмунд Берк – английский политический деятель, публицист и философ, родился в семье адвоката, несколько раз избирался в парламент, где примыкал к партии новых вигов. В своей книге «Размышления о революции во Франции» Берк писал, что начиная с Великой хартии до Декларации прав наша конституция следовала четкой тенденции отстаивания свобод, которые являются нашим наследством, полученным от праотцов и переданным потомкам как достояние народа, и без каких-либо ссылок на другие более общие приоритетные права. Такое политическое устройство представляется мне плодом следования мудрым законам природы. Дух новшеств присущ характерам эгоистическим, с ограниченными взглядами. Английский народ прекрасно понимает, что идея наследования обеспечивает верный принцип сохранения и передачи и не исключает принципа усовершенствования. Дух свободы, часто провоцирующий беспорядки и эксцессы, действуя как бы в присутствии канонизированных предков, умеряется благодаря глубокому уважению и благоговению. Идея свободы, полученная людьми вместе с врожденным чувством достоинства, защищает поколения от неизбежной наглости выскочек. Вот почему наша свобода – это благородная свобода. Она значительна и величественна. У нее есть родословная, своя портретная галерея предков, ей принадлежат подписи на монументах, документы, свидетельства, титулы и права.[9 - Антология мировой правовой мысли. Т. 5. С. 166–167.]

«Поверьте мне, сэр, – пишет Эд. Берк, – те, кто покушается на ранги, никогда не обретают равенства. Во всех обществах, состоящих из разных категорий граждан, одна должна доминировать. Уравнитель только искажает естественный порядок вещей; возводя общественное здание, они подвешивают в воздухе конструкции, которые должны быть положены в его основу».[10 - Там же. С. 167.]

Рассуждая о правах человека, Эд. Берк говорил, что и на практике и в теории он готов принять право человека на жизнь, свободу, достоинство, право добывать себе благополучие и т. д. Но что касается прав на раздел власти, руководство государственными делами, то он готов утверждать, что они лишь формально входят в число прямых и основных прав человека в гражданском обществе. Один из первых мотивов гражданского общества, который стал его основополагающей нормой, – утверждение, что «ни один человек не может быть судьей в собственном деле». Уже одно это лишает человека его естественного права, которое принадлежит ему вне зависимости от договора, т. е. самому судить и отстаивать свои интересы. Человек должен отказаться даже от самозащиты – этого первого закона природы. Люди не могут одновременно пользоваться правами цивилизованного государства и государства нецивилизованного. Чтобы сохранить свободу, они должны полностью отдать ее на общее хранение.

Правительство создается не для защиты естественных прав человека, которые могут существовать и существуют независимо от него. Государство – мудрое изобретение человечества, предназначенное для обеспечения человеческих желаний. Люди имеют право на то, чтобы эта мудрость была направлена на удовлетворение их потребностей. Но государство требует, чтобы они сдерживали свои страсти и желания. В этом смысле ограничения, так же как и свобода, должны быть включены в права человека.

Высказывания Берка о правах человека очень современны. Он спрашивает, какая польза от дискуссий о правах человека, если она не обеспечивает его ни пищей, ни медицинской помощью? Права, о которых толкуют теоретики, – это крайность. В той мере, в какой они метафизически правильны, они фальшивы с точки зрения политики и морали. Права людей в государстве – это преимущества, к которым они стремятся. Некоторые софистически смешивают права людей с их возможностями, и пока возможности и права – одно и то же, они вместе несовместимы с благоразумием.

Наши современные российские либералы, которые уже более двадцати лет стоят у власти, оказались неспособными удовлетворить самые жизненно необходимые права огромного числа людей, которые просто выживают, но вовсе не живут. Более того, общество оказалось отброшенным далеко назад. Но они с видимым удовольствием любят порассуждать о свободах и правах, что уже даже не смешно.

Берк говорит, что в Англии, рыцарство и духовенство сохраняли обычаи предков, а государство, опираясь на них, крепло и развивалось. Он пророчески подчеркивал, что оправдание убийств и злодейств, совершенных во имя общественного блага, скоро приведут к тому, что общественное благо станет предлогом, а злодейство и убийство – целью. С этого момента разбой, обман, мщение и страх, более отвратительный, чем мщение, станут обыденностью. Они потребуются для удовлетворения ненасытных аппетитов правителей. Таковы будут неизбежные последствия великолепного триумфа прав человека, которые смешают все естественные представления о добре и зле.

Эд. Берк с неприкрытой гордостью и менторством пишет своему адресату: «Мы в Англии не доверяли политикам, подобно Вашим. Благодаря нашему упрямому сопротивлению нововведениям и присущей национальному характеру холодности и медлительности мы до сих пор продолжаем традиции наших праотцов. Мы не утратили благородства и достоинства мысли четырнадцатого столетия и не превратились в дикарей. Руссо не обратил нас в свою веру; мы не стали учениками Вольтера; Гельвеций не способствовал нашему развитию. Атеисты не стали нашими пастырями; безумцы – законодателями. Нас еще не выпотрошили и подобно музейным чучелам не набили соломой, тряпками и злобными и грязными бумагами о правах человека».[11 - Антология мировой политической мысли. Т. 1. С. 170–171.]

Мы в Англии, признается Берк, нежно любим наши предрассудки именно потому, что они предрассудки, которые полезны, поскольку в них сконцентрированы вечные истины и добро. Наша Конституция создавалась под эгидой благочестия и религии. Францией скоро будут править биржевики и спекулянты, которые составят бесчестную олигархию, которые похоронят все грезы о равенстве и правах человека.

Собственно говоря, так скоро и случилось. Именно поэтому итоги французской революции напугали многих тех, кто первоначально симпатизировал ей. Взять хотя бы Фихте, Канта, Гегеля и многих других.

Местр Жозеф Мари де (1753–1821 гг.) – публицист, политический деятель и консервативный мыслитель, родился в графской семье. Воспитывался иезуитами, изучал право в Туринском университете. Отрицательно относился к естественно-правовой теории, надеялся на восстановление монархии во Франции, отстаивал тезис о непрочности писаных конституций.

Человек, с его точки зрения, может много изменить, но он ничего не создает. Как же при этом он вообразил, что обладает властью создать конституцию? Иногда конституции появляются исподволь, благодаря стечению многих факторов, иногда у них один творец, который появляется как чудо природы и заставляет повиноваться себе. Отношение к конституциям основано на том, что:

– никакая конституция не следует из обсуждения, права народов никогда не бывают писаными, или, по крайней мере, писаные учредительные акты или основные законы всегда суть лишь документы, объявляющие о предшествующих правах, о которых можно сказать лишь то, что они существуют;

– поскольку Бог не счел своевременным употребить в этом деле сверхъестественные средства, он, по крайней мере, ограничивает человеческие деяния, с тем чтобы при образовании конституций обстоятельства были всем, а люди являлись только обстоятельствами;

– права народа в собственном смысле довольно часто вытекают из пожалований суверенов;

– чем больше пишется, тем более учреждение оказывается слабым. Причина этого ясна. Законы являются лишь заявлениями о правах, а права заявляются лишь тогда, когда на них наступают; так что множество писаных конституционных законов свидетельствуют о множестве потрясений и об опасности распада. Вот почему самым прочным учреждением непросвещенной античности оказалось утверждение Лакедемонии, где ничего не записали;

– ни одна нация не может даровать себе свободу, если она ее не имеет. Человеческое влияние не простирается за пределы развития существующих прав, которые, однако, недооценивались или оспаривались; если люди неблагоразумные преступают эти границы безрассудными реформами, то нация теряет то, что она имела, не достигая того, чего она желает. Отсюда вытекает необходимость лишь крайне редкого обновления, всегда проводимого с умеренностью и трепетом;

– свобода всегда была в каком-то смысле даром королей, ибо все свободные нации образованы были королями.

Де Местр говорит, что «конституция, которая создана для всех наций, для общечеловека, – как он выражается, – не годится ни для одной. Это чистая абстракция, схоластическое произведение, выполненное для упражнения ума согласно идеальной гипотезе»[12 - Антология мировой политической мысли. Т. 1. С. 291–293.]. Далее он смело отстаивал мысль о том, что ни одна конституция не возникла в результате зрелого размышления, что права человека или нации лучше не выражать в письменном виде, но если уж закреплять их на бумаге, то они должны быть транскрипцией неписаных, извечно существовавших прав, нащупываемых метафизически, ибо все, становящееся текстом, теряет силу.[13 - Берлин И. Философия свободы. Европа. М., 2001. С. 286.] Незадолго до смерти он написал: «Я умираю вместе с Европой. Приятная компания».

Бональд Луи Габриэль Амбураз (1754–1840 гг.) – французский философ-идеалист, политический деятель, публицист. Учился в колледже ораторианцев. Являлся членом Французской академии. Выступил одним из основателей газеты «Консерватор». Он не принимал идей Просвещения, критиковал договорную теорию происхождения государства, поддерживал божественную теорию власти. Политическим идеалом Бональда являлась сословно-представительная монархия при сохранении привилегированного положения духовенства. В 1804 г. он выступал против Гражданского кодекса, который, по его мнению, основан индивидуалистической психологией. «Бог – автор всех совершенных законов», поэтому всевозможные Декларации прав человека были для него пустым звуком.

Любой закон есть божественная воля и человеческое правило. Божественная воля выражается в первоначальном, общем, основном законе: первоначальном, что касается времени; общем, что касается существ; основном, что касается общества; закон-принцип – то, что обычно называется естественным законом. Он опосредован в частных, вторичных, местных законах, которые называют позитивными законами и которые можно было бы назвать законами-следствиями, поскольку они должны быть естественным следствием основных законов. Легитимность человеческих действий заключается в их соответствии общему закону, а их легальность – в их соответствии местным законам. Легитимность есть совершенство, абсолютное добро, необходимость; легальность есть благопристойность, относительное добро, полезность.[14 - Антология мировой правовой мысли. Т. 5. С. 296–297.]

Консервативную линию в юриспруденции развивала так называемая историческая школа права, которая оформилась в первой трети XIX в. в Германии. Наиболее выдающимися ее представителями являлись Густав Гуго (1764–1844 гг.), профессор Геттингенского университета; Пухта Георг Фридрих (1798–1846 гг.), профессор Берлинского и других германских университетов; Савиньи Фридрих Карл (1779–1861 гг.), декан юридического факультета Берлинского университета, а впоследствии министр юстиции Пруссии.
<< 1 2 3 4 5 6 ... 8 >>
На страницу:
2 из 8