Государство и право в контексте консервативной и либеральной идеологии: опыт ретроспективного анализа

Определить время возникновения либеральных воззрений в России – задача не из легких. Тем не менее за точку отсчета обычно берут правление Екатерины Великой и Александра I. Но сразу возникает закономерный вопрос: «Неужели это и есть либерализм?» Конечно же, нет. Впрочем, в России были либеральные идеи, но никогда не было либерализма как особого политического режима. И у тех, кто управлял государством, и у тех, кто в тиши кабинетов выстраивал свои теории, можно наблюдать синтез либеральных и консервативных взглядов. Это нормальное и обычное явление, поскольку редко кому удавалось сохранить свои мировоззренческие ориентиры до конца жизни. Меняются внешние условия существования общества и человека, соответственно развиваются его подходы к тем или иным проблемам. Тем не менее, как полагают некоторые авторы, в отечественной традиции также есть элементы, способные эволюционировать в либеральную политическую культуру, на которой может быть основан демократический режим. Российская политическая система еще в XIX в., особенно после реформ Александра II, была довольно либеральной, а с 1905 г. – до известной степени плюралистической.[107 - Лукин А. В. Переходный период в России: демократические и либеральные реформы // Полис. 1999. № 2. С. 153.]

При освещении эволюции российского либерализма возникает один вопрос: «Возможны ли какие-то либеральные новации в монархическом государстве, причем абсолютистского толка?» Первое, что хочется ответить, – нет. На самом деле это довольно распространенное заблуждение. «В историографии нового времени стран, считающихся либеральными, – утверждает профессор университета Алабамы Х. Рэгсдейл, – монархия представляется крайне консервативным институтом. Между тем на протяжении почти трех столетий раннего периода новой истории монархия являлась институтом прогрессивным, сознательным проводником перемен …»[108 - Рэгсдейл Х. Просвещенный абсолютизм и внешняя политика России в 1762–1815 годах // Отечественная история. 2001. № 3. С. 9.]

Объективно в России буржуазии как мощного, сплоченного, имеющего политический вес и традиции, инновационного класса никогда не существовало. В таких условиях локомотивом перемен выступала монархия.

Если возникает необходимость в кратком рабочем определении просвещенного абсолютизма как распространенной формы правления во второй половине XVIII – начале XIX в., то оно может быть, по мнению Рэгсдейла, следующим. Это сочетание лучших черт «правового», «сословного» и «полицейского» государства с особым акцентом на социальную справедливость и общественное благосостояние, которые к тому же способствуют величию и мощи государства. Три русских монарха, царствования которых приходятся на конец XVIII – начала XIX в., олицетворяют совершенно разные элементы данного определения. Стиль Екатерины стал примером показных действий, в том числе и в области экономической. Павла тревожило чувство долга, он был занят поисками равновесия, но главным образом постоянства. Александр представлял собой некоего общественного деятеля в императорском обличье, мотивы действий которого утопичны.[109 - Там же. С. 3.]

Точка зрения Х. Рэгсдейла не лишена некоторых крайностей, но в основном она правильна. В условиях России институт монархии являлся единственно возможным реформатором, особенно если русские самодержцы заботились о своем образе и репутации в европейских прежде кругах.

По мнению известного историка российского либерализма В. В. Леонтовича, метод либерализма – «не творческая деятельность, не созидание, а устранение». Хотя суть либерализма в России, по его мнению, была совершенно тождественна с сутью западного либерализма, он должен был преодолеть абсолютистское и бюрократическое полицейское государство и прийти ему на смену, все же необходимо ясно отдавать себе отчет в том, что у русского либерализма не было важнейших исторических корней. И идеологически, и практически русский либерализм, в общем, был склонен к тому, чтобы получать и перенимать от других, т. е. извне. К этому надо еще добавить, что русский образец полицейского государства, воплощенный в крепостничестве, еще более резко противоречил принципам либерального государства, чем западноевропейское полицейское государство, в области как политического, так и общественного устройства государства.[110 - Леонтович В. В. История либерализма в России. М., 1995. С. 3.]

Идеи либерализма стали приобретать значение в России во времена Екатерины II. Поскольку для либералов категория собственности имеет первостепенное значение, они с удовлетворением отмечают, что права собственности дворян на землю были формально подтверждены Екатериной II в «Грамоте на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства». Грамота признавала за дворянами полную собственность на землю, к тому же гарантировала им гражданские права. При Екатерине «собственность» проникла в словарь официальных документов. Императрица увлекалась идеями физиократов, которые относили частную собственность к разряду главнейших естественных прав, а сельское хозяйство считали основным источником богатства. На международном конкурсе, который по ее инициативе был проведен Санкт-Петербургским Вольным экономическим обществом, за лучший ответ на вопрос о том, следует ли крестьянину быть собственником обрабатываемой им земли, первый приз был присужден французу Беарду Л’Аббе, ответившему «Да!» на том основании, что сотня крестьян-собственников способна произвести продукции больше, чем две тысячи крепостных.

Согласно «Жалованной» грамоте 1785 г. дворяне не могли быть лишены жизни, звания или имущества не иначе, как по приговору равных себе по сословию. Они были освобождены от телесных наказаний, и им разрешалось выезжать за границу, равно как и поступать на службу иностранных государств. Первые тридцать шесть статей Жалованной грамоты дворянству поистине представляли собой закон о правах, который впервые создавал в России класс людей, пользовавшихся гарантиями на жизнь, личную свободу и собственность.

Р. Пайпс при самом восторженном отношении к Екатерине прежде всего потому, что она была иностранка, отмечает: «Частная собственность в России послужила выражением не только свободы и прав для некоторых, но и усилившейся зависимости для многих. Для крепостных частная собственность становилась чем угодно, только не силой освобождения, и этот исторический факт негативно повлиял на отношение к собственности в России».[111 - Пайпс Р. Указ. соч. С. 255.]

Привилегии отдельным людям или отдельным местностям обычно не рассматриваются в западной научной литературе как совершенно откровенные нарушения прав других людей. Наоборот, считается, что существование привилегий выступает дополнительным стимулом для предприимчивых людей, которые имеют положительный мотив войти в круг «избранных». Конечно, из любого положения можно найти выход. Но есть одно существенное замечание. К сожалению, в России никогда не существовало цивилизованной культуры собственности. Нет ее и сейчас, может быть, потому, что ее история была очень короткой, может быть, и по другим причинам. Но тем не менее это факт, от которого нельзя просто так отмахнуться.

С точки зрения Екатерины II «Россия есть Европейская держава». Из всех «просвещенных» монархов Европы она, пожалуй, была самая внимательная читательница «О духе законов» Ш. Л. Монтескье. В одном из своих частных писем она призналась, что если бы она была римским папой, то сделала его святым – настолько под большим впечатлением от его идей она находилась. Известно, что западным корреспондентам она писала более открыто, а идеи для «внутреннего потребления» были несколько сдержаннее и почти лишены либерального лоска. Поскольку Россия представляет собой огромное государство, государь должен быть самодержавным, и никакая другая, соединенная в его особе власть не может управлять такой территорией. Предпосылки самодержавного правления заключаются не в том, чтобы отнять у людей их естественную вольность, а в том, чтобы их действия направить к получению самого большого добра и обеспечить подчинение законам под одним господином. Законы должны воплощать меру «во благом», так как «умеренность управляет людьми, а не выступление из меры». Взгляды Екатерины II на судебную власть, ее место, функции, задачи находятся в полном соответствии с тем, что уже утвердилось в США, Англии, некоторых других европейских государствах. Вместе с тем никто пока убедительно не опроверг версии, согласно которой либерализм Екатерины II с самого начала был лишь демагогической попыткой добыть себе симпатию и поддержку западной общественности. Все законодательство Екатерины ставило себе целью не создание условий для политической свободы, а признание и обеспечение гражданских свобод, да и то исключительно для дворянства. Тем не менее хотя бы какие-то ростки либеральных воззрений у нее все-таки присутствовали, что и отразилось на проводимой ею политике.

Следующая страничка истории либерализма в России связана с именем Александра I, любимого внука Екатерины II, на воспитание которого она не щадила ни времени, ни сил. В становлении мировоззрения будущего российского императора сыграл большую роль и его воспитатель – Фредерик Лагарп, не скрывавший от императрицы своих республиканских убеждений, но тем самым лишь подчеркнувший в ее глазах те свои качества (прямоту, честность), которых так недоставало при царском дворе и которые Екатерина хотела бы привить внуку. Разумеется, она и не помышляла делать Александра республиканцем, но ей хотелось, чтобы внук был честен, благороден, эрудирован, интересовался бы не только охранительными, но и либеральными идеями, подобно тому, как ее, самодержавную владычицу, интересовало общение с просветителями Д. Дидро и Ф. Вольтером.[112 - Троицкий Н. А. Александр и Наполеон. М., 1994. С. 49.]

Жизнь показала, что Екатерина Великая во многом просчиталась. Лагарп действительно начал внушать Александру идеи свободы и равенства. Но с 1789 г., когда грянула французская революция, это уже выглядело откровенной крамолой.

Консерватор М. Н. Карамзин сетовал, что Петр I, «худо воспитанный» женевцем Лефортом, «хотел сделать Россию Голландией». Получается, что и здесь не обошлось без иностранного влияния. Правители России почему-то сознательно обрекают себя в ученики Запада, между прочим и до сей поры. Это только еще раз серьезно доказывает сильное влияние «иностранного элемента» на судьбы российской государственности.

Как бы там ни было, прекрасно образованный и воспитанный на идеях Просвещения, чему кроме учителей в немалой степени способствовала его высокопросвещенная бабка, умно и тонко внедрявшая в сознание цесаревича либеральные взгляды, Александр I к моменту вступления на трон, несмотря на свою молодость (ему было всего 24 года), имел уже достаточно четкие представления о том, какие сферы государственной жизни должны быть в первую очередь реформированы. Его питала надежда на то, что ему удастся кардинально реорганизовать всю систему управления страной, серьезно заняться законотворческой работой, упорядочением законов и упразднить крепостное право. Причины внутренних неурядиц и бед император видел в том, что даже верховная власть не подает примера строгого следования законам.

Взгляды на реформирование России Александр I разрабатывал вместе и под сильным влиянием друзей его юности, занявших впоследствии высокие государственные посты. Среди них были такие высокообразованные передовые для своего времени люди, как граф А. П. Строганов, князь А. Чарторыйский, Н. Н. Новосильцев, В. П. Кочубей. Император в шутку называл их «Комитетом общественного спасения», а в обществе их именовали якобинцами. Позднее к ним присоединился М. М. Сперанский, превосходивший всех умом, ясностью и глубиной понимания российской действительности.[113 - Искендеров А. А. Российская монархия, реформы и революция // Вопросы истории. 1999. № 11–12. С. 83.]

Летом 1801 г. Негласный комитет обсуждал «Жалованную грамоту Российскому народу», которую предполагалось обнародовать в день коронации Александра I. Грамота провозглашала неприкосновенность личности, краеугольный принцип буржуазного права, впервые сформулированный в английском Habeas corpus act, а также право Россиян «пользоваться невозбранно свободою мысли, веры и исповедания, богослужения, слова и речи, письма и деяния». Главным автором этого документа был канцлер А. Р. Воронцов (убежденный англоман), а в числе соавторов – освобожденный из Сибири еще при императоре Павле А. Н. Радищев. Первый русский революционер попытался было включить в грамоту запись о крестьянских правах, но Воронцов не позволил. В итоге Александр I выразил «неблаговоление» к ней, положил ее под сукно и короновался 15 сентября 1801 г. без Грамоты.[114 - Троицкий Н. А. Указ. соч. С. 80.]

Вместе с тем либеральные преобразования были, что называется, налицо. Правительство Александра I за 1802–1805 гг. переустроило всю систему образования в стране и открыло в дополнение к Московскому 4 новых университета: в Дерпте, Вильне, Харькове, Казани. Университетский устав 1804 г. впервые предоставил всем российским университетам автономию. Совет университета стал отныне высшей инстанцией «по делам учебным и делам судебным». Он избирал ректора и профессоров, распоряжался учебной, научной и хозяйственной жизнью университета, осуществлял цензурные функции.

В 1804 г. был принят новый цензурный устав – самый мягкий за всю историю России. Он гласил, что цензура служит «не для стеснения свободы мыслить и писать, а единственно для принятия достойных мер против злоупотребления оною». Отменен был Павловский запрет на ввоз литературы из-за границы и началось – впервые в России издание переведенных на русский язык конституций США и Англии, сочинений Ф. Вольтера, Ж. Ж. Руссо, Д. Дидро, Ш. Монтескье, Г. Рейналя, которыми зачитывались будущие декабристы.[115 - Троицкий Н. А. Указ. соч. С. 84.]

Либеральные начинания Александра I во многом были инициированы М. М. Сперанским. Выдающийся ученый, реформатор, оригинальный мыслитель, Сперанский оценивается как крупнейший государственный деятель, внесший значительный вклад в развитие институтов Российского государства. Всего лишь сам факт кодификации российского законодательства обеспечил ему почетное место на скрижалях отечественной истории.

Проводя свои реформы, М. М. Сперанский основывался на собственной методологии и практике преобразований. По его мнению, главным орудием реформ должен быть законный государь. Но он не считал, что ему можно доверять настолько, чтобы вообще исключить вопрос о гарантиях соблюдения им конституций и законов. Этот вопрос Сперанский назвал «наиважнейшим предметом размышления всех добрых государей, упражнением наилучших умов, общею мыслию всех, кто истинно любит отечество и не потерял еще надежды видеть его счастливым». Решению этого вопроса он посвятил одну из самых больших своих записок «О коренных законах государства». Он понимал, что силу может ограничить только сила. Поэтому средство ограничения власти правительства, гарантию соблюдения им законов искал в народе, который, по его мнению, всегда имеет в самом себе достаточно веса, чтобы уравновесить силу правительства, – «не правительство рождает силы народа, но народ составляет силы его. Правительство всемощно, когда народ таковым быть ему попускает». Однако, для того чтобы народ мог успешно противостоять правительству в случае посягательства последнего на установленные законы и конституцию, его необходимо соответствующим образом организовать.[116 - Томсинов В. А. Светило российской бюрократии. М., 1991. С. 112.]

Оценивая вклад Сперанского в преобразование существующих устоев российской действительности, важно помнить, что он оставался сыном своего времени. Либеральные преобразования Александра I некоторым образом всколыхнули общественно-политическую жизнь России. Многочисленные зарубежные контакты российского императора, его обширные связи, готовность, скорее всего на словах, идти на некоторые либеральные уступки питали надежду лучшей части российского общества на скорые перемены. Не избежал таких иллюзий и Сперанский, что и подтвердилось дальнейшим ходом его политической карьеры. Прекрасно отдавая себе отчет в том, в какой стране он живет, М. М. Сперанский, естественно, придерживался компромиссных позиций. С одной стороны, он понимал необходимость глубоких преобразований в обществе и государстве, с другой – явно не хотел никаких радикальных шагов, которые могли бы поколебать желание императора вообще идти на какие-либо либеральные меры.

Политическим идеалом М. М. Сперанского была конституционная монархия, что вполне отвечало его политическим взглядам. В конституционной монархии власть должна быть основана на твердых законах и при этом разделена в соответствии с профессиональной специализацией. Явно находясь под влиянием идей французского просветителя Ш. Л. Монтескье, реформатор интерпретировал гражданскую свободу как такое состояние общества, когда подданные зависят не от прихоти власти, а от закона.