Безумный алхимик

– Это типа с эффектом памяти? Круто, а чем активируется?

Теперь гном смотрел на меня с нескрываемым удивлением.

– На рукояти есть кольцо, поворачиваешь его, и форма меняется, – он продемонстрировал. Металл на не оплетенных частях рукояти пошел мелкой рябью и сжался, в руках гнома оказался небольшой двуручный меч.

– Ого, а можно мне… – потянулся я руками к мечу.

– Куды клешни тянешь, – грубо оборвал мои стремления гном, отбивая руку в сторону.

– Учиться будешь у мастера Торнгрима, – объявил мне дед. – Заодно посмотришь их арбалеты, может, какой можно починить.

Сказав это, дед пошел к воротам, на полпути обернулся и, улыбаясь добавил:

– К ужину не опаздывай. – Чего встал? – гном ткнул меня в спину.

– Давай шагай за мной, познакомлю с распорядком и покажу арсенал, – и не дожидаясь моей реакции, потопал в сторону казарм.

С той поры прошла луна. Каждое утро я вскакивал со своей кровати в доме деда и несся к казармам. Там уже играли побудку, и весь контингент стражи выходил на плац. Дневная смена отправлялась на патрулирование города, ночная в койки. А два десятка новобранцев и учеников, включая меня, отправлялись в кросс вдоль стены. Разница между учениками и новобранцами была небольшой. Нас хлестал по задницам стеком учитель-сержант, тогда как новобранцев пинками подкованных сапог подгонял дежурный сержант. Вообще телесные наказания здесь применялись довольно часто, как стимул в учебе и тренировках.

После кросса учеников разбирали на индивидуальные занятия учителя. Потом был обед и занятия по грамоте. Затем снова тренинги с учителями или в строю с новобранцами. В моем случае через день это были тренировки по стрельбе с дедом. Его палка лупила больнее стека, цепляясь к каждой мелочи – не так стоишь, не так держишь, напряжен, расслабился. Однако ни синяков, ни шишек от нее не оставалось. Пару раз я чуть было не высказал деду все, что думаю о его методах, но вовремя прикусывал язык. Остаться без единственного знакомого в новом мире было страшно. Да и наука старика хоть и давалась болезненно, но постепенно все же начала приносить свои плоды. Я уверенно стал выбивать восемь из десяти на пятидесяти метрах.

А вечерами ковырялся в различных смертоубийственных механизмах. В наследство от империи осталось множество артефактов технологии производства которых были утеряны. Те же арбалеты со взводом, многозарядные стрелометы и прочие метательные агрегаты. Ясное дело, я лишь отдаленно понимал принцип действия этих устройств, но большинство достаточно было просто почистить от вековой грязи и заново смазать. Местные вояки отчего-то совсем не следили за своим более технологичным оружием предпочитая полировать мечи да копья.

Закончив с пробежкой, я пошел к Торнгриму. Его занятия всегда проходили в небольшом зале, стены которого были увешаны разнообразным оружием. Гном, как обычно, голый по пояс, ждал меня у окна, демонстративно повернувшись к двери спиной. Я было отправился надевать защитное снаряжение, но Торнгрим остановил меня.

– Сегодня защита тебе не понадобится, – объявил он поворачиваясь, – раздевайся по пояс.

Я быстро скинул рубашку, оставшись в старых дедовых штанах. В руках гнома сверкал отточенным лезвием гартог. Это был простой деревянный шест с клинком, без наворотов вроде сжимающейся рукояти.

– За эту луну я научил тебя, как держать в руках гартог, – с глухим стуком рукоять опускается на пол.

– Сегодня мы узнаем, достоин ли ты учиться дальше.

Гном бросает мне гартог и вынимает из ножен свой. Демонстративно, как при первой встрече, его раскладывает.

– Бой.

Его резкий выпад я едва не проморгал. В последний момент успеваю отбить древком летящее мне в грудь стальное жало. Рубящие удары по корпусу и ногам чередовались с колющими. Все время приходится отступать и защищаться, гном наседает. Особо сильный удар сверху принимаю на вытянутых руках и понимаю – зря, открылся. В следующее движение кулак, сжимающий рукоять, врезается мне в живот. Дыхание перехватило, я лихорадочно замахал перед собой гартогом, лишь бы отогнать гнома и дать себе продышаться. Сильный удар клинком по клинку сбивает мой гартог к полу и тут же рубящий удар в правую руку, из раны на плече потекла кровь. Запоздало пытаюсь отбить новый укол в грудь, лезвие гномьего клинка оставляет на моих ребрах еще одну рану. Внутри все похолодело, я понял, что гном не шутит, этот гад пытался меня насквозь проткнуть. От злости я изо всех сил стал рубить и колоть эту бородатую сволочь. Гном же, несмотря на свои габариты, легко уклонялся от моих ударов и молниеносно контратаковал. Мои попытки войти в клинч он жестко подавлял ударами рукояти в живот или голову. Получив еще с десяток порезов, я выдохся, перед глазами все плыло, пот и кровь заливали глаза из рассеченной брови. Руки стали красными от натекшей с порезов крови. В отчаянии я бросился на гнома в последнюю атаку, из последних сил молотя его обоими концами гартога. Ярость и страх сплелись в один клубок, я остервенело принялся рубить врага, получи… на… получи… – гном отступал. Вдруг он исчез, я по инерции провалился вперед, правая нога подломилась от удара, и в голове взорвалась бомба.

Дед

Парнишка, как бык, попер на Торнгрима, гнома явно шатало под сильными ударами. Улучив момент, тот поднырнул под очередной удар клинка, подсек древком колено и плашмя ударил лезвием по затылку. Андрей рухнул как подкошенный.

– Мэтр Элькарин, он ваш, – широко улыбаясь, пробасил гном.

Из дверки появился мэтр, а за ним его ученик с походным набором лекаря.

– Приступай, Атамил, и считай это экзаменом по оказанию первой помощи, – сообщил он ученику.

– Ну, что скажешь?

Гном посмотрел на старика:

– Дурковатый, конечно, но это мы исправим, а вот силен твой внучек немерено.

Тем временем Атамил закончил осмотр и принялся бинтовать раны на теле Андрея.

– Мэтр, у него хорошая регенерация, кровь уже свернулась.

– Хорошо, Атамил, в сознание не приводи пока, пусть спит.

– Завтра последний день уходящего лета, – вдруг сообщил дед и помрачнел.

– Андрей, давай вставай, умывайся, одевайся, сегодня важный день, – разбудил меня криками снизу дед.

Я попытался вспомнить, как здесь оказался. Вспоминался бой с гномом и… все, дальше как отрезало.

Тело было покрыто многочисленными бинтами, под которыми чесалось и зудело. Пока я завтракал крынкой молока и плошкой творога, дед поведал мне о причинах переполоха. Сегодня был Последний день перед новолетием. В этот день было принято заканчивать все дела, отдавать долги и выбрасывать все ненужное, скопившееся за лето. Начали мы с генеральной уборки избушки, вымыв и выскоблив все полы и стены, мыл, конечно же, я, а дед руководил.

После уборки мы с дедом отправились на базар, прикупить новой одежки и мелочей. Надо сказать, что за луну я успел скопить аж шесть серебряных и тридцать пять медных монеток. Это было платой за починенные мной вещи. Я порывался отдать их деду в счет всех тех денег, что он на меня потратил. Но он утверждал, что ничуть не потратился, и лечился и кормился я с тех крысиных хвостиков.

На базаре было людно и шумно. Торговцы всевозможными товарами располагались ровными рядами, чувствовалась какая-то организация. А между ними толклись сотни людей, наряженных в свои лучшие наряды. Кто-то степенно прогуливался и демонстративно приценивался. Другие орали до хрипоты, торгуясь за бочку соленых огурцов. На углах и перекрестках рядов стояли помосты с магами-недоучками, певцами и циркачами. Они развлекали народ чем могли, пускали в воздух огненные шары, пели похабные и героические песенки, был даже кукольный театр. Детишки были в восторге от его нехитрых представлений.

Мы пошли в ткацкие ряды, где под присмотром деда я сторговал себе пару штанов, две простые рубахи и одну парадную. Из темно-синего шелка, с вышивкой узором по воротнику, она и в моем мире стоила бы недешево. Здесь пришлось отдать три серебрушки.

Надо сказать, что на десять серебряных монет в городе можно жить целую луну. Десять медяков стоил приличный обед, за пять медяков можно снять на ночь кровать в общем бараке. Сто медяшек равнялись серебряной монете, сто серебряных – золотому, это был здоровенный кругляш граммов сто весом. Часть монет сохранились еще со времен империи и были защищены алхимическими добавками от подделки. Имперские монеты были в ходу у всех рас и являлись самой твердой валютой.

Отправив деда пораньше в баню, у этих стариканов оказалась своя такая же традиция, я остался на базаре один. Прогуливаясь по рядам, купил пару пирожков с капустой за медяк у мелкой, конопатой девчонки. Пекла их явно ее бабулька, стоявшая рядом, но мелкая уверяла меня, что всячески ей помогала.

Я уже давно думал, чем бы отблагодарить деда, а тут и праздник, Новолетие как-никак. И я решил подарить ему новую трость. Я уже устал бродить по рынку и отчаялся найти торговца, как ко мне подошел щуплый парнишка и спросил:

– Слышь, паря, это ты, что ли, трость ищешь?

– Ну предположим, что я, и чего? – принял я его манеру разговора.

– Пошли, покажу, – и он махнул вихрастой головой в сторону выхода с рынка.

Я откровенно заржал:

– Может, мне еще и самому ее сделать?

Парнишка искренне удивился:

– Зачем самому, мой отец делает. Ему как ногу деревом раздавило в молодости, так он в столяры и подался. Всякую мелочь, шкатулки, игрушки, трости и ножны он дома делает.

– Ну пошли, – все еще сомневаясь, протянул я.

– Да тут не далеко, – засуетился паренек, – наш дом на Деревянной улице сядьмой по счету.