Стальные пещеры

– Уже в течение длительного времени мы, жители Космотауна, пытаемся изменить Землю, меняя её экономику. Мы пытались внедрить на Земле цивилизацию С/Fе. Правительство вашей планеты, а также правительства некоторых городов сотрудничали с нами, поскольку это было необходимо. И всё же за двадцать пять лет мы не добились ничего. Чем большие усилия мы прилагали, тем сильнее становилось движение медиевистов.

– Все это мне известно, – сказал Бейли, а про себя подумал: «Бесполезно просить. Он не замолчит, пока не выложит все. Чёртова машина!»

А Р. Дэниел тем временем продолжал:

– Доктор Сартон первым выдвинул идею коренного изменения тактики. Согласно его теории, нам надо было найти среди землян тех, чьи желания совпадают с нашими желаниями, или тех, кто поддаётся убеждению. Мы передали бы этим людям инициативу, чтобы новое движение разрасталось внутри, а не насаждалось извне. Труднее всего было найти таких людей. Вы сами, Илайдж, стали объектом интересного эксперимента.

– Я? Я? Да вы что? – удивился Бейли.

– Мы были рады, что комиссар рекомендовал вас. Мы решили, что по типу нервной деятельности вы подходящий экземпляр. А цереброанализ, которому я вас подверг при первой нашей встрече, подтвердил ваше суждение. Вы человек практического склада ума, Илайдж. Несмотря на ваш здоровый интерес к прошлому Земли, вы не вздыхаете по нему с сожалением. Но и современная городская культура также не кажется вам идеальной. Мы полагаем, что люди, подобные вам, снова могут повести землян к звёздам. Это одна из причин, по которой доктор Фастольф так хотел встретиться с вами вчера утром.

Надо сказать, ваша практичность имеет слишком ярко выраженный характер. Вы отказывались понимать, что фантастическое служение идеалу, даже ошибочному идеалу, может толкнуть человека на немыслимые в обычных условиях поступки. Например, пересечь ночью открытое пространство, чтобы уничтожить того, кого он считает злейшим врагом своего дела. Поэтому мы не были слишком удивлены, что у вас хватило дерзости и упрямства стараться доказать фальсификацию убийства. В каком-то смысле это подтвердило вашу пригодность для эксперимента.

– Какого эксперимента, чёрт возьми? – Бейли стукнул кулаком по столу.

– Эксперимент заключается в том, чтобы убедить вас, что колонизация является решением проблемы Земли.

– Что ж, вам это удалось. Не стану отрицать.

– Да, однако не без помощи соответствующего лекарства.

Бейли разжал зубы, стискивавшие чубук трубки. Она вывалилась у него изо рта, но он успел подхватить трубку на лету. Он снова увидел себя в куполообразном жилище космонита. Вот он медленно приходит в себя от потрясения, которое получил, узнав, что Р. Дэниел всё-таки робот; пальцы Р. Дэниела оттягивали кожу на его руке; а под кожей, вначале отчётливо видимое, медленно рассасывается тёмное пятно инъекции.

– Что вы мне впрыснули? – спросил он прерывающимся голосом.

– Не волнуйтесь, Илайдж. Всего лишь слабое лекарство, от которого ваш ум должен стать более восприимчивым.

– Поэтому я и поверил вашим словам. Так, что ли?

– Не совсем. Вы отказались верить тому, что было чуждо вашему образу мышления. Фактически результаты эксперимента несколько разочаровали нас. Доктор Фастольф надеялся, что вы станете фанатичным сторонником новой теории. Вместо этого вы всего лишь одобрили её, не больше. Мешал ваш практический ум. Это привело нас к выводу, что единственная наша надежда – романтически настроенные люди, но они, к сожалению, либо участвуют в движении медиевистов, либо сочувствуют ему.

Бейли невольно возгордился: ему стало приятно от мысли, что он устоял перед ними и разочаровал их. Пусть экспериментируют над кем-нибудь другим.

Он злорадно усмехнулся:

– И вот вы сдались и решили отправиться восвояси?

– Нет, это не так. Я только что сказал, что мы удовлетворены, поскольку Земля пойдёт на освоение новых миров. Вы сами подсказали нам ответ.

– Я? Каким образом?

– Вы говорили с Фрэнсисом Клусарром о преимуществах колонизации. Вы, видимо, говорили с увлечением. Эксперимент над вами помог добиться хотя бы этого. И в психоизлучении Клусарра произошли изменения. Незначительные, разумеется, но всё же изменения.

– По-вашему, мне удалось убедить его? Не верю.

– Нет, убеждение не приходит так скоро. Однако изменение данных его цереброанализа убедительно показало, что ум медиевиста открыт для такого убеждения. Я сам провёл небольшой эксперимент. Покидая Йист-таун и догадываясь, что могло произойти между вами в моё отсутствие, я спросил Клусарра, не согласился бы он послать своих детей в школу для эмигрантов. Он отверг эту идею, но и на этот раз его психоизлучение изменилось. Для меня очевидно, что подобный метод воздействия самый правильный.

Р. Дэниел умолк, а затем заговорил снова:

– То движение, которое вы называете медиевизмом, есть ничто иное, как стремление к новому. Правда, оно обращено к Земле, которая близко и имеет великое прошлое, но восприимчивая романтическая натура легко увлечётся видениями новых миров. Примером может служить Клусарр. Ведь вы только раз поговорили с ним. Как видите, Космотаун уже добился успеха, сам того не ведая. Скорее всего, мы сами, а не наши идеи действуют на вас раздражающе. Из-за нас ваши романтики стали медиевистами и объединились в организацию. В конце концов, именно они хотят порвать с установившимися традициями, а не правительство, заинтересованное в сохранении статус-кво. Нам надо покинуть Землю, оставить здесь несколько подобных мне роботов, которые при содействии таких землян, как вы, откроют школы для будущих завоевателей новых миров, и медиевист постепенно отвернётся от Земли. Ему понадобятся роботы, и он либо получит их от нас, либо построит их сам. Он создаст культуру С/Fе по собственному вкусу.

Для Р. Дэниела это была длинная речь. Он, видимо, понял это, так как после короткой паузы сказал:

– Я говорю вам все это для того, чтобы объяснить, почему необходимо сделать то, что может причинить вред вам лично.

Бейли с горечью подумал, что робот не может причинить вред человеку, если тот каким-либо образом не сумеет доказать, что это делается для его же блага.

– Постойте, – сказал Бейли. – Одно практическое соображение. Вот вы отправитесь на свои миры и заявите, что житель Земли убил космонита и не получил наказания. Внешние Миры потребуют с нас контрибуцию. Хочу вас предупредить: Земля не потерпит подобного обращения. И тогда беды не миновать.

– Убеждён, что этого не произойдёт, Илайдж. Те у нас, кто может потребовать контрибуции, будут очень рады положить конец Космотауну. И мы это сделаем, если они откажутся от своих требований. Во всяком случае, мы на это рассчитываем. Мы будем жить с Землёй в мире.

– Но что будет со мной? – воскликнул Бейли хриплым голосом. – Комиссар сразу прекратит расследование убийства Сартона, если этого захочет Космотаун. Но останется дело Р. Сэмми, так как речь идёт о престиже управления. У него масса улик против меня. Он их предъявит. Я знаю. Это всё подстроено. Меня деклассируют, Дэниел. А что станет с Джесси. Её заклеймят как преступницу. А Бентли…

– Не думайте, Илайдж, что я не понимаю, в каком положении вы оказались. Тот, кто печётся о благе человечества, должен быть готов к лишениям. У доктора Сартона остались жена, двое детей, родители, сестра и много друзей. Все скорбят о его смерти и будут сожалеть, что не наказан его убийца.

– Тогда же почему не найти и не наказать его?

– В этом больше нет необходимости.

– Почему было не сказать сразу, что расследование вам понадобилось, чтобы изучить нас в особых условиях? – с досадой сказал Бейли. – Вам фактически наплевать, кто убил доктора Сартона.

– Мы бы хотели это узнать, – возразил Р. Дэниел холодно, – но для нас интересы общества всегда важнее интересов индивидуума. Дальнейшее расследование могло бы повредить положению, которое мы признаем удовлетворительным. Мы не может предугадать, насколько велик был этот вред.

– То есть вы хотите сказать, что убийцей может оказаться важная персона из медиевистов, а в данный момент космониты не хотят портить отношения со своими новоиспечёнными друзьями?

– Я бы так не сказал, но в ваших словах есть доля правды.

– Где же ваш контур справедливости, Дэниел? Какая же это справедливость?

– Имеются разные степени справедливости, Илайдж. Меньшая должна уступать большей, если она с ней несовместима.

Казалось, будто ум Бейли описывал кольца вокруг непроницаемой логики позитронного мозга Р. Дэниела и старался найти в нём лазейку, какое-нибудь слабое место.

– И вам самому не интересно, Дэниел? – продолжал допытываться Бейли. – Вы назвали себя детективом. Знаете ли вы, что это такое? Понимаете ли вы, что расследование – это не просто работа? Это – вызов. Столкновение двух умов: детектива и преступника. Можете ли вы покинуть поле битвы и признать себя побеждённым?

– Могу, если цель недостойна продолжения.

– И вам не будет жалко? Вы не испытываете чувства досады и разочарования? Неудовлетворённого любопытства?

Вообще не возлагавший больших надежд на своё красноречие, Бейли почти совсем сник под конец. А то, что он пытался взывать к «любопытству» робота, лишь напомнило ему его собственные аргументы, которые он приводил Клусарру четыре часа назад. Тогда-то он отчётливо представлял, какие особенности отличают человека от машины. Любопытство должно быть одной из них. Полуторамесячный котёнок может быть любопытным, но может ли обладать любопытством машина, пусть самая человекообразная?

Р. Дэниел словно повторил эти мысли, сказав:

– Что вы имеете в виду под любопытством?

Бейли постарался придать этому слову больше веса:

– Под любопытством мы подразумеваем желание расширить свои знания.