Месть Ориона

– А что тогда сказал Одиссей? – спрашивал он. – Я видел, как Одиссей, Диомед и Менелай ехали бок о бок к воротам. Кто из них добрался туда первым?

Он устроил мне пир: подал густую ячменную похлебку, жареного ягненка, лук, лепешки, еще горячие, прямо из глиняной печи, фляжки неразбавленного вина. И пока я ел, говорил со мной не умолкая.

Не забывая про еду, я отвечал на вопросы сказителя. Время шло, и солнце склонялось к западу, опускаясь к поверхности моря… Вершины гор островов сделались золотыми, пурпурными, а потом и вовсе растворились во тьме. На безоблачном фиолетовом небе проступила первая звезда, настолько прекрасная, что я понял, почему во все века и повсюду на Земле ее называли именем богини любви.

Вопросы Политоса сыпались как из рога изобилия, поэтому я решил отдохнуть от него и послал справиться о состоянии Ахиллеса. Я не мог избавиться от странного гнетущего чувства. Ахиллес обречен, говорил мне внутренний голос, он переживет Гектора лишь на несколько часов.

Я попытался забыть о предчувствии, усматривая в нем результат усталости и перенапряжения.

– А еще найди Лукку и пришли его ко мне! – крикнул я уже вслед старику, отправившемуся узнать, насколько серьезной оказалась рана.

Представ передо мной, воин-хетт не скрывал мрачного удовольствия. Он приветствовал меня, прижав кулак к груди.

– Ты видел битву? – поинтересовался я.

– Немного.

– И что же ты думаешь?

Он даже не пытался скрыть пренебрежения.

– Свалка подростков, передравшихся на городской площади.

– Но кровь лилась настоящая, – заметил я.

– Я знаю. Однако города не берут, штурмуя защищенные ворота.

Я согласился.

– Деревьев, что растут на том берегу, хватит на шесть осадных башен, а может, и больше, – проговорил Лукка.

– Начни строить одну. Как только великий царь увидит ее и поймет, что это такое, он немедленно решит воспользоваться представившейся возможностью.

– Я вышлю людей с первыми лучами солнца.

– Хорошо.

– Спокойной ночи, господин.

У меня едва не вырвался горький смешок. Ночь будет действительно спокойная. Но я справился с собой и вымолвил только:

– И тебе, Лукка.

Скоро вернулся Политос. Лицо его было печальным, даже умирающее пламя костра позволило заметить скорбь, гнездившуюся в его глазах.

– Какие новости? – спросил я, когда он опустился на землю возле моих ног.

– Мой господин, Ахиллес больше не воин, – отвечал Политос. – Стрела перебила пяточное сухожилие. Он никогда не сможет ходить без костыля.

Я стиснул зубы.

Политос потянулся к вину, помедлил, бросил на меня вопросительный взгляд. Я кивнул. Он плеснул себе побольше и разом осушил чашу.

– Итак, Ахиллес стал калекой, – проговорил я.

Вытирая рот тыльной стороной ладони, Политос вздохнул:

– Что ж, у себя во Фтии он сможет прожить долгую жизнь. А когда умрет его отец, станет царем и будет править всей Фессалией. Не так уж плохо, по-моему.

Я кивнул, соглашаясь, но усомнился в том, что Ахиллес смирится с судьбой калеки.

И словно в ответ на мои сомнения из стана мирмидонян раздались горестные крики. Я вскочил на ноги, Политос поднимался не столь резво.

– Господин мой Ахиллес! – вопил кто-то жалобным голосом. – Господин мой Ахиллес умер!

Я поглядел на Политоса.

– Неужели стрела оказалась отравленной? – вслух подумал он.

Швырнув чашу с вином, я бросился к мирмидонянам. Казалось, весь лагерь устремился туда: передо мной маячила широкая спина Одиссея, огромный Аякс длинными прыжками обгонял всех.

Вооруженные копьями воины-мирмидоняне отгоняли толпу от своего лагеря, пропуская только знать. Вместе с Одиссеем я миновал стражу. Менелай, Диомед, Нестор и почти все предводители ахейцев собрались перед хижиной Ахиллеса.

Явились все – кроме Агамемнона.

Мы прошли мимо рыдавших воинов и рвущих волосы женщин, которые царапали лица, вознося причитания к небесам.

Постель Ахиллеса на невысоком помосте в дальнем конце хижины превратили в смертный одр, на который и уложили молодого воина. Левая нога его была обмотана пропитанными целебными мазями повязками, а правая рука сжимала кинжал… Начинавшийся от левого уха свежий разрез на горле сочился кровью.

Невидящие глаза Ахиллеса были устремлены к обмазанным глиной доскам потолка, рот судорожно приоткрыт то ли в последней улыбке, то ли в гримасе боли.

Одиссей повернулся ко мне:

– Прикажи своим людям возводить осадную башню.

Я кивнул.

17

Одиссей и другие вожди отправились в хижину Агамемнона на военный совет. Я вернулся в свой шатер. Лагерь кипел от новостей: Ахиллес погиб от собственной руки… Нет, это была отравленная стрела… Нет, виной всему троянский лазутчик… Нет, бог Аполлон поразил героя, чтобы отомстить за смерть Гектора и надругательство над его телом.

Бог Аполлон. Я распростерся на соломенном матрасе и, сплетя пальцы за головой, подумал, что на сей раз просто хочу уснуть, дабы перейти в другую реальность и вновь встретиться с творцами. Мне было что сказать им и что спросить у них; некоторые вопросы требовали ответа.

Но как пройти в их измерение? Прежде туда меня призывал Золотой бог. Я не могу сделать этого сам.

Так ли? Закрыв глаза, я подумал о снах, которые видел раньше. Я замедлил их, остановил собственные мысли, превратил каждую секунду в час и, опускаясь все глубже и глубже, заметил отдельные атомы, составляющие тело… Увидел, как они дрожат и трепещут, повинуясь эфирной пляске энергии. Мне требовалась схема. Я искал закономерности: как распределить энергию, как перегруппировать частицы, образующие ворота между двумя мирами. Я знал, что оба мира – часть единого целого, часть того, что Золотой бог называет континуумом. Но где же связь? Как отворить ворота?

Там, снаружи, возле моего небольшого шатра жужжали насекомые и привычно сияли звезды. Взошла луна. Ночь началась и кончилась. А я лежал недвижно, как в трансе, и, закрыв глаза, вглядывался в прошлое, когда Золотой бог проводил меня через ворота, связывавшие наши миры.