Блейз Уиндхем

Впервые с тех пор как Блейз вошла в этот дом, ей удалось оглядеться. Стены гостиной, в которой она оказалась, были отделаны льняными драпировками. По отполированному до блеска полу стлался алый шерстяной ковер с синими узорами – таких роскошных Блейз еще никогда не видела. В Эшби полы в коридорах посыпали сеном и тростником, а полы в спальнях оставались голыми, за исключением холодных зим, когда их устилали овчинами. Окна со свинцовыми переплетами рам прикрывали темно-синие бархатные шторы. Вся мебель в комнате была резной, из полированного дуба, а на длинном столе приковывала взгляд изящная фарфоровая ваза с бледно-розовыми розами. В камине приветливо горел огонь.

Блейз еще никогда не видела такой прелестной комнаты, но ей не удалось вдоволь насладиться ее убранством, ибо Геарта провела хозяйку в спальню. Губы Блейз округлились при виде второй комнаты. Как и в гостиной, стены спальни покрывали драпировки, окна были занавешены бархатными шторами. Над громадной дубовой кроватью нависал светло-синий бархатный балдахин, а камин в углу согревал комнату. Были еще несколько резных дубовых сундуков и маленькие столики по обеим сторонам постели – в серебряные подсвечники на каждом из них были вставлены тонкие свечи из чистого воска.

– Гардеробная вот здесь, – объяснила Геарта, указывая на дверь в углу спальни.

Блейз обомлела: даже спальня ее родителей не была так велика.

– Это комната леди Кэтрин? – спросила она у горничной.

– Разумеется, миледи. По обычаю эту комнату надлежит занимать графине, но милорд велел заново обставить ее для вас. Во времена леди Кэтрин драпировки были малиновыми – ее любимого цвета, он подходил бывшей хозяйке… Идемте же, миледи, а то вода остынет.

Блейз увидела просторную дубовую ванну, стоящую у камина. Над ней вился благоуханный пар. Дома у Блейз ванна была вполовину меньше, но, похоже, все вещи здесь отличались внушительными размерами. Блейз позволила Геарте раздеть себя и искупать. Вода в ванне была маслянистой и источала аромат фиалок. Вытерев госпожу, Геарта помогла ей одеться в кремовое шелковое домашнее платье. Застегивая последние из мелких перламутровых пуговок, Блейз бросила взгляд на окно и увидела, что приближается ночь. Геарта подвела хозяйку к огромному зеркалу.

– Разве вы не прелесть, миледи? – с удовлетворением произнесла горничная. – Вам не составит труда угодить его светлости.

Только теперь Блейз вспомнила, что приближается ее первая брачная ночь – за весь день она не успела задуматься об этом, слишком уж много событий ей пришлось пережить. А теперь вдруг оказалось, что ей предстоит встретиться с мужем, которому не терпится напомнить о своих правах и зачать ребенка. Глядя в зеркало, Блейз, не лишенная сообразительности, понимала: и ее лицо, и фигура представляют сильнейшее искушение для любого мужчины. Перед ее глазами предстала девушка ростом не выше пяти футов и трех дюймов. В узком вырезе платья открывалась соблазнительная ложбинка между упругими грудями. Золотистые распущенные волосы вились вокруг лица и ниспадали на спину, мягкие, как шелк платья, с которым они соприкасались. Заглядевшись, Блейз вздрогнула, услышав стук в дверь.

Хорошенькая служанка просунула голову в комнату и сказала:

– Прошу меня простить, миледи, но кухарка послала узнать, можно ли подавать ужин.

Прежде чем Блейз сумела ответить, за нее это сделала Геарта:

– Ну конечно, милочка! Живо пришли сюда лакеев, чтобы они унесли ванну, пока не появился его светлость. Да поторопись же!

Блейз внимательно наблюдала, как лакеи, отворачиваясь из деликатности, уносят из комнаты ванну. Сквозь дверь, ведущую в гостиную, она видела, как служанки накрывают на стол, устланный белоснежной скатертью. На столе возвышался серебряный шандал.

– Надо ли послать за его светлостью, миледи? – спросила Геарта.

После минутного смущения Блейз кивнула. У нее не было причин отвергать Эдмунда – подобный поступок неизбежно вызовет скандал. Она попыталась припомнить то, что говорила ей мать, но рассказ матери смешался с откровениями младшей сестренки. С каждой минутой девушкой все сильнее овладевал страх.

Как она сможет отдаться этому незнакомцу, каким бы добрым он ни был? Ей хотелось как следует узнать только что обретенного мужа, пока же ей было известно лишь его имя. Блейз вспомнила, что не знает даже дня его рождения, понятия не имеет, любит ли он музыку и какова его излюбленная еда. Внезапно Блейз поняла, что осталась в одиночестве, и когда открылась дверь, почти не заметная среди драпировок на стенах спальни, она чуть не вскрикнула от ужаса. В комнату вошел Эдмунд Уиндхем, облаченный в стеганый темно-зеленый бархатный халат.

– Блейз, что с вами? Кто вас напугал? – с явным беспокойством воскликнул он.

– Я… я просто не ожидала, что вы войдете отсюда, – запинаясь, выговорила она.

– Эта дверь выходит в мою спальню, – объяснил Эдмунд. – Незачем делать всеобщим достоянием наши встречи.

В голове Блейз крутилась только одна мысль: неужели и выглядит она так же глупо, как чувствует себя?

Эдмунд взял ее за руку и повел в гостиную, где на столе перед камином их ждал ужин.

– Должно быть, вы отчаянно проголодались, – заметил эрл. – Тони говорил, что по пути сюда вы сделали всего один краткий привал и подкрепились припасами, которые уложила в дорогу кухарка из Эшби. Скоро вы поймете: здешняя кухарка – мастерица в своем деле. Путешествие прошло приятно?

– Да, милорд. Местность между Эшби и Риверс-Эджем так живописна – я еще никогда не видела ничего подобного, а тем более такой широкой реки.

Он улыбнулся и усадил ее за стол.

– Сегодня я буду прислуживать вам, миледи, – пообещал эрл. Отойдя к приставному столику, он взял тарелку и наполнил ее, задерживаясь над каждым блюдом, прежде чем снять с него крышку. Когда он наконец поставил тарелку перед Блейз, оказалось, что на ней лежат ломтик нежно-розового лосося на листочке кресс-салата, кусочек грудинки и крылышко каплуна под лимонно-имбирным соусом, а также маленькая баранья котлетка и сочная зелень, протушенная в белом вине. Кроме того, на столе ждали своей очереди горячая булка, золотистый кубик свежего масла и два вида сыра – твердый и острый золотистый и мягкий французский бри – такой Блейз видела впервые в жизни.

Тем временем эрл наполнил две тарелки для себя, переложив на одну из них не меньше дюжины открытых раковин с устрицами, а на другую – сочный ломоть говядины, ножку каплуна, три котлетки и тушеную зелень. Прежде чем сесть, Эдмунд Уиндхем разлил темно-бордовое вино в кубки из потемневшего серебра, стоящие у каждого из приборов. Устроившись напротив жены, эрл отрезал два кусочка хлеба и протянул один ей.

– Вам когда-нибудь случалось покидать Эшби, Блейз? – спросил он светским тоном.

– Нет, милорд, я никогда не отъезжала от дома дальше чем на несколько миль. На свой двенадцатый день рождения я попросила разрешения осмотреть собор в Херефорде. Родители согласились, но увы, путешествие сорвалось: мои младшие сестры захворали, и мы никуда не смогли поехать. – Пожав плечами, она откусила крылышко.

Эрл проглотил устрицу и заметил:

– Вероятно, когда вы освоитесь здесь, в Риверс-Эдже, вы пожелаете, чтобы сестры нанесли вам визит.

– О да, милорд! – Она просияла, и эрл вдруг понял, что она перепугана. – Как мне хотелось бы этого! Я уже скучаю по сестрам. Мы и не думали, что когда-нибудь нам придется расстаться. Нам и в голову не приходило, что кто-нибудь из нас сможет сделать такую блестящую партию, – торопливо договорила она и посмотрела своими фиалковыми глазами прямо на эрла, заставив его затаить дыхание. – Чем я смогу отблагодарить вас за доброту, милорд? – продолжала она. – Вы явились к нам подобно сказочному крестному отцу – сначала взяли меня в жены, а затем назначили приданое моим сестрам, чтобы и они сумели удачно выйти замуж. Я стану для вас самой лучшей женой, милорд, и, несомненно, Бог благословит нас сыновьями, о которых вы мечтаете!

Сказочный крестный отец! Эрл едва сдержал усмешку, услышав эти искренние слова. Почти два месяца он с вожделением любовался ее миниатюрным портретом, но реальность оказалась несравненно лучше. Однако эрлу совсем не хотелось становиться крестным отцом своей жены – он жаждал стать ее возлюбленным! Более соблазнительного создания ему еще не доводилось видеть, и он страстно желал ее. Но вместо того чтобы признаться в этом, эрл произнес с расстановкой:

– Уверен, вы станете идеальной женой, Блейз, и у нас будет полный дом детей – и самое главное, сыновей.

Некоторое время они ели молча, а когда эрл отложил вилку, то заметил, что содержимое тарелки Блейз осталось почти нетронутым, хотя ее кубок опустел. На приставном столике ждало своей очереди яблочное пирожное с блюдом взбитых сливок. Поднявшись, эрл убрал тарелки и предложил жене ломтик пирожного, а сливки поставил на стол между ними. От сладкого Блейз не стала отказываться. Когда пирожное было съедено и она облизнула усики из взбитых сливок в уголках губ, эрл поднялся, обошел вокруг стола и помог жене встать, обняв за талию.

Блейз напряглась. Она понимала, что так не следует поступать, но просто не могла сдержаться. Нервно покусывая нижнюю губу, она отвела взгляд, чувствуя, как сердце колотится в груди все быстрее. «Он же мой муж, – с отчаянием думала она, – я должна ему повиноваться. Должна ему угождать. Нельзя поддаваться детскому страху, ведь я теперь жена». Она задрожала.

– Ты боишься, – спокойно заключил он.

– Да, – прошептала Блейз, ненавидя себя за трусость.

Он поднял ее лицо за подбородок – так, чтобы взглянуть ей в глаза, а затем, склонившись, коснулся губами ее губ. Губы Блейз были холодными и застывшими, и от его прикосновения начали неудержимо трястись. Эдмунд был удивлен, но, подчиняясь чувствам, не разжимал объятий.

– Ты девственница, – снова уверенно заявил он. – Такая боязнь вполне естественна. Разве мать не говорила тебе, чего следует ожидать?

Блейз безмолвно кивнула, уклоняясь от его взгляда.

Но эрл угадал: здесь кроется нечто большее, чем страх девушки перед первой брачной ночью.

– Не надо бояться меня, Блейз, – спокойно попросил он. – Я хочу узнать, почему ты так напугана. Незачем со страхом думать о том, что я – твой муж. Ты должна доверять мне, и я хочу услышать от тебя правду, дорогая. Посмотри на меня, детка, и отвечай.

Блейз подняла голову и с трудом взглянула ему в глаза.

– Вы сочтете меня глупой, милорд, но умоляю вас не сердиться. Мне известно, что женщины выходят замуж за незнакомых мужчин, известно, что они спят вместе сразу же после свадьбы. Но я так не могу. Я вас совсем не знаю. Знаю только, вам хотелось бы иметь сына – такова цель нашего союза. Родители втолковывали мне это несколько недель подряд, а ваш племянник помогал им – и вчера, и сегодня, по дороге из Эшби.

И все-таки это положение меня не устраивает. Я счастлива, что вы выбрали именно меня, для меня это большая честь. Клянусь вам, я приложу все силы, чтобы подарить вам сына. Но вам, сэр, придется завоевать мое расположение! Возможно, вам так и не удастся полюбить меня, но я хочу, чтобы нас связывало нечто большее, нежели священные узы и дети. Я уже видела свидетельства вашей доброты, так почему бы вам не уделить мне еще немного времени, чтобы мы хотя бы успели стать друзьями? Разве я многого прошу? – умоляла она.

Ухаживать за собственной женой – эта мысль показалась Эдмунду странной, пикантной, и, удивительное дело, совсем не вызвала недовольства. С первой своей женой Эдмунд был знаком с детства. Их брак стал естественным результатом долгой дружбы и необходимости. И хотя эрл уже пылал страстью к этой очаровательной незнакомке, он был деликатным человеком. Мысль о том, что он собирался лечь с ней в постель, не успев толком познакомиться, вдруг стала для него отвратительна.

Он осторожно провел пальцем по щеке Блейз и с расстановкой произнес:

– В твоих словах есть немало смысла, Блейз. Я был бы счастлив заслужить твою благосклонность. Страсть между мужчиной и женщиной должна быть взаимной, должна приносить наслаждение им обоим. Но скажи, сколько продлится это ухаживание?

– Мы оба поймем, когда наступит нужный момент, – верно, милорд? – ответила она, осмелев.