Девчата. Полное собрание сочинений

– Иди, иди, без счастливых обойдемся! – неподкупно сказала Тося, не разрешая Кате-самозванке примазаться к ним и на даровщинку попользоваться их высокой печалью.

За окном Сашка призывно заиграл на гармони. Катя виновато потупилась, застегнула пуговицу и тихонько выскользнула из комнаты, стыдясь прочного своего счастья.

Тося по-старушечьи покачала головой.

– Как нитка за иголкой! – осудила она Катину покорность. – Вот она, женская судьба… Подумать только, как эти ироды над нами измываются! А ведь сами виноваты, сами!.. Вот мы вчера по истории проходили: было, оказывается, такое времечко, когда женщины всем на свете командовали. Всем-всем! Оч-чень правильное было время, я только названье позабыла… Вот дырявая башка!

Тося в сердцах шлепнула себя по голове.

– Матриархат, что ли? – подсказала Вера.

– Ты тоже знаешь? – удивилась Тося и хищно сжала руку в кулак. – Вот где они у нас сидели, голубчики! Так нет, пожалели их древние бабы, выпустили… – Великое разочарование прозвучало в Тосином голосе. – Если б сейчас… этот самый матриархат бы, уж я бы кой над кем досыта поиздевалась!

Сначала Вера рассеянно слушала Тосину болтовню. А потом нелепые исторические изыскания Тоси как-то незаметно отвлекли Веру от мрачных ее мыслей, и она невольно посветлела лицом. Все дело было, видимо, в том, что никак нельзя было долго слушать Тосю и предаваться печали: одно исключало другое…

– Любовь, – горько сказала Тося. – Сколько про нее нагородили!.. Я когда маленькая была, все думала: слаще меда эта любовь, а она – горче горчицы!

– Рано еще тебе так говорить, – остановила ее Вера.

– А оно всегда так: сначала все рано и рано, а потом уж и поздно, а в самый раз никогда не бывает…

– А ты поумнела! – снова удивилась Вера.

Тося отмахнулась от такого поклепа.

– Значит, и ты разочаровалась в любви? – с проснувшимся любопытством спросила Вера.

– Угу… разочаровалась! – охотно согласилась Тося, в глубине души по-детски гордясь тем, что ее чувства можно обозначить таким солидным книжным словом.

– И Пушкину больше не веришь?

Тося смутилась:

– Что ж Пушкин? Он еще в каком веке жил! А теперь…

Она безнадежно махнула рукой.

– Выходит, переметнулась ты на Анфисину сторону, – осудила Вера.

Сравнение с непутевой Анфисой озадачило Тосю.

– Анфиска вообще… – Тося начертала в воздухе крест, зачеркивая всякую любовь на всем белом свете. – А я… Может, где и есть любовь… – Она дважды взмахнула вытянутой до предела рукой, показывая на далекие загоризонтные края. – А у нас в поселке нету, за это я ручаюсь!

Тося клятвенно ударила себя кулаком в грудь и поведала самую свежую свою тайну:

– Знаешь, я вообще решила не жениться… это самое, замуж не выходить. А ну их! Будем с тобой дружить – и проживем за милую душу. Вот увидишь! И кто это выдумал, что обязательно надо кого-то любить? Чего, в сам-деле! Это все одно воображенье!.. На жизнь себе я всегда заработаю, а то попадется какой-нибудь пропойца – мучайся потом с ним! Одной спокойней, правда, мама-Вера? Хочу халву ем, хочу пряники!

Она живо вскочила с койки, достала из своей тумбочки кулек с одним-единственным мятным пряником, разломила его пополам, одну половинку сунула Вере, а другую принялась жевать сама.

– Я мятные уважаю, можно потом зубы не чистить, – поделилась Тося давним своим открытием.

Сказала она это так же горячо и серьезно, как прежде говорила о любви и матриархате. И впервые за все время их беседы Вера улыбнулась – дивясь Тосе и против воли любуясь ею. Она вдруг подумала, что ей труднее было бы жить на свете и переносить застарелую свою боль, если б рядом не было вот этой безалаберной девчонки. Раньше, до встречи с Тосей, Вера уважала людей умных и образованных и даже мужа своего, в общем-то, полюбила за то, что он был очень вежливым и знал много иностранных слов. И теперь она не совсем понимала, почему так привязалась к Тосе. Глупой ее, конечно, назвать нельзя, но и умом особенным Тося не блещет. Скорей она умна не так головой, как своим сердцем…

– Ты чего это? – заподозрив неладное, придирчиво спросила Тося, и Вера снова подивилась тому, что Тося так хорошо чувствует ее.

– Как там… Илья поживает?

Тося поперхнулась пряником.

– Что ж Илья? Он сам по себе, а я сама по себе. Разошлись, как в море пароходы… Я думала, он страдать будет, убиваться, – разочарованно сказала Тося. – А он даже и не смотрит на меня. Вот пень! Школу забросил, обедать и то не ходит. Похудел весь, одни глазюки остались… – Тося жалостливо вздохнула и добавила с внезапно заклокотавшей в ней яростью: – Все насолить мне хочет: ты, мол, повариха, так вот, на тебе, назло похудею, пусть тебе стыдно будет… Я его, ирода, насквозь вижу!

– Ох и молодая ты еще! – позавидовала Вера.

– Да уж не старуха… И еще взял моду, как воскресенье – так в город правится. Метель, пурга, все ему нипочем. Это он тоже назло мне: вроде скучно ему здесь!.. Может, и завел там симпатию, мне-то что? Думает, я тут все глаза по нем выплачу, дудки! Без него тут легче дышится, воздух чище… Жена механика в ювелирном магазине его видела. Другой бы свой позор переживал, а этот на золотые цацки глаза пялит. Вот человек!

– Тебе никак не угодишь, – сказала Вера, глядя на взбудораженную Тосю. – Приходил извиняться – прогнала…

Тося важно наклонила голову, подтверждая, что такой факт имел место.

– …Оставил тебя в покое – ты опять недовольна! Ну чего ты от него хочешь?

– А я почем знаю? Не надо было спорить!

– Теперь уж поздно…

– Нет, не поздно! – заупрямилась Тося. – Я ему до самой смерти этого не прощу. Что я ему… табуретка?

Тося пнула ногой табуретку Ксан Ксаныча.

– Эх, Кислица ты, Кислица! – по-матерински ласково сказала Вера. – Совсем ты запуталась.

– Есть маленько… – призналась Тося, привычно показала кончик пальца и подытожила затянувшийся их разговор: – Значит, договорились?

– Ты о чем это? – не поняла Вера.

– Здравствуй, Марья, где твой Яков! – изумилась Тося. – Я же тебя целый час агитирую, чтобы ты ирода своего не прощала!

– А я и не заметила, – насмешливо сказала Вера.

– Выкинь ты его из головы, вот как я Илюху вытурила!.. А письмо еще придет – давай так сделаем: ты сама не читай, а я, так и быть, прочту и перескажу тебе своими словами. Надо же узнать, чего он там пишет. А то все в печку и в печку – так тоже нельзя: каждый человек у нас… это самое, имеет право на переписку! – убежденно заявила Тося, по-своему трактуя статью Конституции. – Ну, договорились? Союз?

Тося протянула руку ладонью кверху. Вере захотелось приголубить забавную девчонку, чуть ли не с пеленок убежденную в том, что коллективно можно одолеть любую беду. Но она побоялась обидеть строгую свою наставницу и лишь пожала ей руку – серьезно и немного даже торжественно, как и подобает при заключении оборонительно-наступательного союза.

– Теперь я за нас спокойная… Ну, ироды, берегись! – вызвала врагов на бой Тося и нырнула головой под руку Веры.

Обнявшись, они сидели на койке и покачивались в такт песне, которую пели на улице. В окно было видно, как с сосулек все чаще срывались капли и вспыхивали на солнце.

Стараясь не потревожить Тосю, Вера за ее спиной украдкой глянула на печку. Дрова в топке осели, и пепел от письма рассыпался.