– Слишком они… дорогие, – попробовала схитрить Тося, протягивая Илье часы.
– Да для тебя…
– Для тебя, для меня… Не возьму – и точка! – выпалила Тося, отрезая себе все пути назад.
Она злилась сейчас не так на Илью, как на себя – за то, что успела уже всем сердцем привязаться к красивым часикам. «Ох и жадюга ты! – осудила себя Тося. – Показали тебе цацку – ты уже все готова простить…»
Что-то новое росло в ее груди, но Тося и на этот раз переборола несознательную свою женскую природу. Она широко замахнулась, чтобы швырнуть часы на стол, но в последнюю секунду пожалела ни в чем не повинную ценную вещь и бережно положила часы на раскрытый учебник географии.
– Значит, не возьмешь? – угрожающе спросил Илья.
Тося неподкупно замотала головой и, не глядя на часы, чтобы зря не соблазняться, придвинула их к Илье вместе с учебником.
– Анфиску выжил, теперь ко мне подбираешься?
Илья насупился:
– Что же, она всю жизнь меж нами стоять будет?.. Да и не я тут виноват.
– Все вы теперь невиноватые, а человека загубили… Молчишь? Иди-ка ты, парень!
Тося помахала рукой, выпроваживая Илью из комнаты.
– Ах та-ак?!
Илья схватил со стола часы, шмякнул их об пол и изо всей силы ударил по ним кованым каблуком сапога. Завороженными глазами Тося смотрела на Илью, не подозревая, что вся его боль, как в зеркале, отражалась на ее лице. Опрокидывая стулья, Илья ринулся к выходу, хлопнул дверью, загремел в коридоре ведром.
Встревоженные девчата вбежали в комнату. Тося сидела на полу и подбирала осколки часов. Непрошеные слезы текли по ее щекам.
– Он тебя ударил, да? – выпытывала Вера.
– Да кто тебя так обкорнал? – изумилась Катя, разглядывая нелепую Тосину прическу.
– Тридцать четыре с полтиной… – прошептала Тося, поднялась с пола, роняя мелкие колесики и стекляшки, и спросила потерянно: – Да что же это такое, девочки? Ведь я его, ирода, полюбила-а!..
Она привалилась к столу, окунула опозоренную модной прической голову в равнодушную синь Тихого океана и заревела в голос.
Ксан Ксаныч получает квартиру. Тося на Камчатке
Апрель хозяйничал в поселке. Он заметно поубавил сугробы, оголил землю на буграх и солнцепеках, по-летнему подсинил небо и приподнял его над поселком. Тропки, стиснутые зимой высоченными сугробами, теперь, когда рыхлый снег вокруг наполовину стаял и осел, выперли наверх и высились грязными насыпными дамбами.
Возбужденный Ксан Ксаныч топтался на крыльце нового дома, врезая замок в наружную дверь. Вид у него был торжественный, счастливый и чуть-чуть виноватый, будто он немного стыдился, что такое большущее счастье привалило наконец к нему.
А вокруг Ксан Ксаныча шумел субботник. Десятка три лесорубов пожертвовали своим воскресным отдыхом и вышли на работу, чтобы наконец-то завершить затянувшуюся постройку многострадального дома, в котором Ксан Ксанычу с Надей обещали комнату. Они настилали полы, навешивали двери, вставляли стекла, тянули электропроводку от ближнего столба. На новостройке кипела дружная, празднично-шумная и малость бестолковая работа, какая бывает, когда за дело берется больше людей, чем надо, и не все из них знают, что и как им делать. Охрипший прораб метался по всему дому, безуспешно пытаясь навести порядок.
И поверх разноголосицы, шума и гама, давая тон всему, над стройкой раздавался неторопливый и размеренный стук топора, падающий сверху:
– Бум… Бум… Бум…
Это хмурый и нелюдимый Илья один-одинешенек трудился на крыше, закрывая последний просвет. Филя с Длинномером подносили ему доски.
Тосе и на субботнике досталась почти поварская работа: она разогревала в котле воду, готовила в корыте глиняный раствор, а в свободные минуты помогала Вере сортировать кирпич.
Надя с Катей носили кирпич на носилках. Ксан Ксаныч встретился глазами с Надей и многозначительно показал ей замок – этот наглядный символ их близкой уже семейной жизни. Надя поспешно закивала головой, радуясь, кажется, не так за себя, как за своего жениха, дожившего наконец до счастливого дня.
Больше всего народу набилось в той комнате, которую Ксан Ксаныч когда-то вечером облюбовал себе с Надей. Маленький тракторист Семечкин вместе со своей тихой невестой возились у окна, вставляя стекла. Чуркин с видом заправского печника возводил печь. Подручным у него был комендант, повязавший себе мешок вместо фартука. Чернорабочую силу Чуркин держал в ежовых рукавицах и, помахивая кельмой, строго покрикивал на коменданта:
– На кой ляд вы мне битый кирпич суете? Соображать надо, это вам не тумбочки учитывать!
Катя прыснула. Завидев на улице Дементьева, Чуркин высунул голову в пустую незастекленную фрамугу и привычно крикнул:
– Поднажмем, ребятушки! – Покосился на придирчивую Катю и добавил: – И девчатушки…
– Да не кричите вы, – с досадой остановил его Дементьев. – Люди и так на совесть работают.
– Кашу маслом не испортишь, – убежденно сказал Чуркин.
Тося принесла в ведре глиняный раствор и стала возле коменданта. Она удивлялась, откуда Чуркин знает, какой кирпич куда класть, и все норовила подсунуть мастеру приглянувшуюся ей четвертушку кирпича.
– Вот этот положите, – умоляла она. – А этот когда же? Гляньте, какой симпатичный!
По соображениям высшего порядка, недоступным Тосе, Чуркин терпеливо отводил ее руку и брал совсем другие кирпичи.
– Всему свой черед, – солидно говорил он, чувствуя себя на своем месте и наслаждаясь тем уважением, какое испытывали к нему сегодня все лесорубы и от которого он давненько уже отвык в лесу. – Погуще раствор разводи, это тебе не щи варить!
Тося обиженно вздохнула и поплелась к своему грязному корыту.
А Илья на верхотуре без передышки стучал топором.
Он так старался заколотить все гвозди, которые выпускала наша железная промышленность, что Тося даже усомнилась: клялся он когда-нибудь в любви или это только приснилось ей в те далекие и счастливые времена, когда она еще ничего не знала о споре, всему на свете верила и, чтобы увидеть Илью во сне, колесом вертела по ночам подушку?
К Дементьеву подбежал запыхавшийся прораб.
– Вадиму Петровичу, – хрипло сказал он, пожимая руку.
– Ну как, успеете теперь к маю?
– Кто ж знал, что столько народу откликнется? – удивился прораб. – Не удавались у нас прежде такие мероприятия. Помаленьку растут люди: коммунистическая форма труда и все такое прочее… – Он заметил непорядок в дальнем конце дома и сорвался с места. – Куда ты, куда? Эта дверь с другого подъезда. И кто эти субботники выдумал!..
Нагружая очередные носилки кирпичом, Катя глянула на верхушку телеграфного столба, где с монтерскими кошками на ногах висел Сашка, подключая электропроводку к новому дому.
– Смотри не сорвись! – боязливо крикнула Катя.
И Тося машинально покосилась на Илью. Он уже закрыл последний просвет в крыше и начал зашивать досками фронтон дома. Нашел себе работенку! Ему и горюшка мало, что топор его стучался прямехонько Тосе в сердце, тревожа ее и заставляя все время думать о нескладной своей любви.
Сашка на столбе помахал Кате рукавицей и крикнул в ответ:
– Кирпича поменьше накладывай, сколько тебе говорить? Ты себя с Надей не равняй!