Неизвестная Осетия. Европейские ученые и путешественники об Осетии и осетинах

К моменту появления Рейнеггса в свите царя Ираклия отношения России и Грузии имели свою предысторию. И хотя еще со времен царя Федора Ивановича московские цари именовали себя «государями Иверской земли и грузинских царей» и выступали заступниками единоверного народа, российские войска впервые перешли Кавказский хребет и встретились со своими единоверцами лишь с началом новой русско-турецкой войны в царствование императрицы Екатерины Великой. Планы по созданию антитурецкой коалиции подразумевали вовлечение в войну закавказских христиан. Российское правительство изначально не было уверено в заинтересованности царя Ираклия в войне с османами, ведь до этого правительство Елизаветы Петровны отказало отцу Ираклия Теймуразу в просьбе прислать войска для защиты Грузии от лезгин.

Однако, вопреки ожиданиям, Ираклий взял на себя обязательство действовать сообща с российскими военными. Операция по открытию «второго фронта» на Южном Кавказе тщательно готовилась Коллегией иностранных дел и Военной коллегией. Русские войска под командованием генерала графа Тотлебена по договоренности с царем Картли и Кахетии Ираклием и царем Имеретии Соломоном в составе частей пехотного Томского полка и частей Московского легиона, усиленного донскими казаками численностью 3767 человек, имеющими 8 гаубиц и 4 пушки, перешли через Кавказский хребет и начали совместные боевые действия.

В эту войну среди солдат закавказской антитурецкой коалиции насчитывалось, в том числе, немало осетин, о чем свидетельствует и Рейнеггс. «Во время войны они (арагвские осетины – Б.Б.) всегда составляли личную гвардию царя Ираклия», – пишет автор.[17 - J. Reineggs: Kurzer Auszug der Geschichte von Georgien. In: Neue nordische Beitr?ge zur physikalischen und geographischen Erd- und V?lker-Beschreibung, Naturgeschichte und ?konomie Bd. 3 S 334] Другой участник событий – капитан-поручик Львов также сообщает графу Панину, что Ираклий имеет в своем войске около 1000 «осетин, тагаурцев и ингушевцев».[18 - А. А. Цагарели: Грмаоты и другие исторические документы XVIII столетия. стр. 384] «Грузинские владетели по недостатку природных своих людей, – будет сказано в донесении Коллегии иностранных дел на имя Екатерины II, – наполняют ими (осетинами – Б.Б.) свои войска, к чему их добровольно склоняют наймом».[19 - Переписка грузинских царей и владетельных князей с государями российскими. стр. 10]

Но тщательно спланированная в Петербурге «грузинская диверсия» не имела того успеха, на который рассчитывали в России, и обернулась скорее большой неудачей – предприятие погрязло в интригах и заговорах. Тотлебен обвинил в измене в первую очередь российских офицеров грузинского происхождения, но со временем «мятеж» против Тотлебена охватил и других российских офицеров. Прежде чем генерал был заменен и отозван в Россию, он успел взять ряд незначительных турецких крепостей в Имеретии и занять Кутаиси. Ираклий, однако, пойдя на сделку с Петербургом, выбирает тактику осторожного лавирования между интересами трех крупных держав, и, как покажут события, в своем выборе не ошибается. Незаурядный воин и политик Ираклий начинал свой долгий путь к царствованию в свите Надир-шаха, сопровождая его в знаменитом индийском походе. Как писал историк Бутков, благодаря слабости Персии, ловкой политике и военному дарованию, Ираклий возвел Грузию на степень той важности, коею она сделалась известна соседним державам.[20 - З. Д. Авалов: Присоединение Грузии к России, стр.97]

Разлад в отношениях союзников произошел, в том числе, и потому, что Ираклий, в отличие от своих предшественников, не стал поступаться интересами своего царства. Как пишет историк Авалов,» (…) всякий раз когда заметно было, что они (Ираклий и Соломон – Б.Б.) и себя не забывают, и о себе думают, русские власти ставили это в укор владетелям (…)». Очевидно, что грузинская военная экспедиция не оправдала надежд Екатерины. «В прошедшее время, – писал граф Панин царю Ираклию, – через отправление в Грузию и содержание там войск здешних не приобретено успехов и выгодностей против общаго неприятеля, коих ожидать было можно». Панин в письме отзывал своего посланника в Петербург, и рекомендовал Ираклию заключить мир с Турцией.

Главные военные успехи, оказавшие влияние на последующие мирные переговоры с Турцией, были достигнуты на основном театре боевых действий – в частности, битве при Кючук-Кайнарджи. Не вдаваясь в расплывчатые формулировки трактата, а опираясь исключительно на факты, можно сказать, что по Кючук-Кайнарджийскому русско-турецкому договору дань Имеретинского царства Турции была отменена, а крепости, взятые Тотлебеном, остались за имеретинцами. Порта со своей стороны обязывалась «дозволить совершенную амнистию всем тем, которые в том краю в течение настоящей войны каким ни есть образом ее оскорбили». Торжественно и навсегда Порта отказывалась требовать дани отроками и отроковицами, все замки и укрепленные места, бывшие у грузинцев и мингрельцев во владении, оставить паки под собственной их стражей и правлением, так как и не притеснять никоим образом веру, монастыри и церкви и не препятствовать поправлению старых, созиданию новых и т. д.

У Ираклия, по мнению некоторых историков, после подписания трактата были основания чувствовать себя обделенным, ведь положения в трактате касались Имеретии, а не Картли-Кахетинского царства. Трактат косвенно подтверждал свободу от турок северокавказских народов, которые не были упомянуты в тексте, но ничего не говорил о царстве Ираклия. Как пишет в своем «Путешествии по разным провинциям Российского государства» Петр Симон Паллас, «последний мир с Оттоманской Портой ничего не уточняет о территориях восточнее и южнее Эльбруса и их населения, а стало быть, лишь закрепляет в составе России живущие там народы вплоть до Куры и Араратского нагорья».[21 - Pallas, Peter Simon: Bemerkungen auf einer Reise in die s?dlichen Statthalterschaften des Russischen Reichs in den Jahren 1793 und 1794, S. 423]

Почему российские дипломаты обошли стороной интересы Картли-Кахетинского царства, которое фактически выступало союзником России в войне? Очевидно, что распря Ираклия с Тотлебеном и другие его маневры не сошли ему с рук, и Екатерина при заключении мира не стала брать его царство под свое покровительство. Как писала впоследствии российская императрица в рескрипте генералу Медему, запрещая ему посылать войска на помощь грузинскому царю, «Ираклий и поныне продолжает искать способов здешним пособием своему властолюбию услужить, как то отчасти открывалось в бытность наших войск в Грузии».[22 - П. Г. Бутков: Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 г., Т. 2, стр. 26]

Причина недовольства и гнева Екатерины понятна – Ираклию, очевидно, не простили его победу в Аспиндском сражении, слава которой целиком и полностью досталась царю Картли и Кахетии. После неожиданного ухода Тотлебена из-под Аспины Ираклий, вопреки ожиданиям, в одиночку, силами своего ополчения нанес сокрушительное поражение превосходящим силам противника. Есть свидетельства того, что в том бою в рядах грузинских войск с Ираклием сражались и осетины. Много лет спустя, возобновляя жалованную грамоту нарскому осетину Дохчико Хетагурову, Ираклий пишет: «Твой сын Болатико был с нами в Аспиндзе, где мы победили турок и лезгин. Он храбро сражался и был убит».[23 - Г. Д. Тогошвили, И. Н. Цховребов: История Осетии в документах и материалах. Т. 1, стр. 10]

Еще во время нахождения в Грузии российских войск Ираклий посылал письменное представление об условиях, на которых бы он желал поступить под покровительство России. Царь просил «удостоить нас ныне таким покровительством, дабы всем как доброжелателям нашим, так и неприятелям видно было, что я нахожусь точным подданным Российского государства и мое царство присовокуплено к российской империи». Ираклий предлагал России условия, на которых Грузия прежде была вассалом Персии – отчисления в казну, рекрутский набор по российскому закону, а также, среди прочего, поставку больших партий вина. Однако на тот момент, как мы видим, вину за неудачи российских генералов в Закавказье в России возложили на Ираклия, и ни о каком союзе с Картли-Кахетинским царством, как это видно из письма Екатерины, не могло быть и речи.

Возврат к идее покровительства и оживление дипломатической активности в отношениях Картли-Кахетии и России относится к периоду очередного ослабления Персии – после смерти ее правителя Керим-хана для России в регионе неожиданно появились новые возможности. Для царя Ираклия это был в свою очередь хороший шанс выйти из под покровительства Персии и, договорившись о союзе с Россией, закрепить за своей династией право на грузинский престол. В это же время решалась судьба Крыма, и для союза с Грузией были готовы все предпосылки. Заключение этого союза тесно связано с именем Якоба Рейнеггса и его дипломатической активностью на службе Российской империи. Именно Якоб Рейнеггс, по мнению историков, являлся тем посредником, который возобновил прерванные десятилетие тому назад переговоры и обеспечил взаимное доверие сторон друг другу.[24 - З. Д. Авалов: Присоединение Грузии к России. стр. 132]

Настоящее имя Якоба Рейнеггса – Кристиан Рудольф Элих (1744—1793), родом из г. Айслебен[25 - Лютерштадт-Айслебен (нем. Lutherstadt Eisleben – Город Лютера Айслебен) – коммуна и город в Германии, районный центр, расположен в земле Саксония-Ангальт.] в Саксонии. Этот город всемирно известен как родина реформатора Мартина Лютера, и с той поры, как пишет один из биографов Рейнеггса, кроме знаменитого путешественника, никто другой это место так и не прославил.[26 - Reineggs, Jacob. Allgemeine historisch- topographische Beschreibung des Kaukasus. – Gotha, St. Petersburg, 1796—1797. Bd. 2, S 217] Псевдоним Рейнеггс (Reineggs) по одной из версий является анаграммой фамилии Геринг (Geering), хотя история возникновения псевдонима остается неизвестной. Будущий ученый получал свое первое образование в Лейпциге, где занимался изучением химии, физики, минералогии, а также азиатских и европейских языков. В 1768 году студент из Лейпцига отправился в путешествие по Европе. В 1773 году в Венгрии Элих защищает диссертацию на степень доктора медицины и становится Рейнеггсом. Вскоре вместе с венгерским князем Кохари он отправляется в девятилетнее путешествие на Восток и останавливается в Грузии, где поступает на службу придворным лекарем к грузинскому царю. Закрепиться на службе у Ираклия II Рейнеггсу помогает случай – сын Ираклия внезапно заболел, и лекарь смог его вылечить. Рейнеггс, таким образом, оказывается в царстве Ираклия II в 1779 г., уже спустя много лет после того, как российские войска были выведены из Картли-Кахетинского царства и Имеретии. В 1781 году, когда путешественники находились в Тифлисе, спутник и покровитель Рейнеггса Кохари неожиданно умирает, и Рейнеггс остается один при дворе.

Есть основания считать, что после случая с излечением наследника Рейнеггс пользовался особым доверием Ираклия II. На службе у картлийского царя Якуб Бей – так на турецкий манер при дворе царя Грузии называли Якоба Рейнеггса, научил, по его словам, грузин отливать пушки, которые до того попадали в Грузию только из России, построил пороховую мельницу и выписал из Венеции типографию, в которой наладил книгопечатание. В это самое время его приглашают на российскую службу – придворный лекарь грузинского царя отправляется в Петербург, где он и составит свое первое описание Грузии. Вскоре Рейнеггс, как об этом свидетельствуют источники, становится одним из приближенных князя Потемкина и уже в должности комиссионера возвращается в Тифлис для ведения переговоров. В течение трех лет (1781—1783) по заданию Российского правительства Рейнеггс совершает 5 экспедиций по Кавказу, а в 1783 году он присутствует в Георгиевске при подписании акта о присоединении Грузии к России (Георгиевского трактата).

Подробное описание Грузии Рейнеггс, на самом деле, оставил в двух своих трудах. Основным источником собранных Рейнеггсом сведений, бесспорно, является знаменитое «Историческое и географическое описание Кавказа»[27 - Существовал отдельный экземпляр «Исторического и географического описания Кавказа», который Рейнеггс позднее также подготовил для Екатерины и Потемкина, но этот экземпляр не сохранился.], увидевшее свет уже только после смерти автора – не смотря на солидный объем, как поясняет издатель, книга осталась незаконченной. Помимо этого, по поручению «одной высокопоставленной особы» (скорее всего, речь идет о самой Екатерине Великой) Рейнеггс составил свое подробное описание Грузии и в 1781 передал его для опубликования в академическом издании Палласа. Это описание заслуживает, на мой взгляд, особого внимания. Речь идет не о мемуарах или дневниках, а о научной статье, составленной на заказ в канун подписания Георгиевского трактата, что требовало от автора максимальной точности изложения. Точно также в царствование Елизаветы Петровны чиновники Коллегии иностранных дел составляли описание Осетии, изучая возможности ее присоединения. Возможно, как раз из-за этой разницы форматов два упомянутых источника не во всем повторяют друг друга, поэтому лишь сопоставление обоих текстов дает нам наиболее полную картину территории Грузии, Осетии и границ между ними.

Начиная описание Грузии, Рейнеггс пытается объяснить этимологию самого названия этой страны. При этом автор использует наименование, принятое в западных странах – Георгия (Georgien). Слова «Грузия» и «грузин» Рейнеггс выводит из тюркского «Гурджи» (Георгий), которым, по его мнению, называют всех тех, кто принял христианскую веру и поклоняется Святому Георгию. «Ни в одном из азиатских языков, – пишет Рейнеггс, – понятие нации не существует в отрыве от религии. (…) Как только армянин у себя на родине принимает христианство греческого образца, которое исповедуют грузины, его начинают называть «гурджи» (георгианец– Б.Б.). Он становится «гурджи» не из-за названия местности, так как он никуда не девается из Армении, а из-за веры, которую он принял. Так же и язычника осетина, прими он христианство, тут же начинают называть «гурджи». Турки же, населяющие западную часть царства, по свидетельству Рейнеггса, никогда не назовут себя георгеанцами, так как являются мусульманами.

«Святая Нино, – пишет Рейнеггс, – и все те, кто, следуя ей, приводил в христианство народы этой земли, находящиеся под властью единого правителя, выбирали себе небесного заступника, известного нам под именем Святого Георгия. Из любви к этому святому все обращенные христиане этой земли стали называть себя его именем». Рейнеггс, таким образом, говорит о Грузии времен Ираклия как о конфедерации разных народов, находящихся на службе у христианского царя и признающих единого небесного заступника[28 - Точнее Рейнеггс называет Ираклия не царем, а князем (fuerst), что вероятно должно было передавать наличие вассальной зависимости Грузии от Персии.]. Ираклий, по словам автора, поставил себе в услужение народы Кавказа, которые всегда были свободными и никогда не знали господ. «Мы можем видеть, пишет И. Герстенберг, – карабулаков, осетин, тушинцев, хевсуров и даже дагестанских татар на службе у царя, который покорил их не оружием, а достоинством, любовью и проницательностью».[29 - Reineggs, Jacob. Allgemeine historisch- topographische Beschreibung des Kaukasus. – Gotha, СПб, 1796—1797. Bd. 1, S 342]

Описывая северные границы царства Ираклия, Рейнеггс, как мы видим, еще не использует термин Южная Осетия. Этот термин (S. Ofseten) впервые будет введен в научный обиход Гильденштедтом в его «Путешествии по Кавказу».[30 - J. A. G?ldenst?dt’s Beschreibung der Kaukasischen L?nder. S 73] На юге, как сообщает Гильденштедт, осетины живут вокруг «южных притоков Куры, Арагви, Ксани Батар и Диди Лиахви (Малой и Большой Лиахвы – Б.Б.) и Джеджо, впадающего в Рион».[31 - И. А. Гильденштедт: Путешествие по Кавказу в 1770—1773 гг. стр. 234] Но Рейнеггсу эти свидетельства на момент составления его описания были недоступны – труды Гильденштедта увидели свет в Санкт-Петербурге уже после смерти автора, а также после выхода в свет заметки Рейнеггса.

В отличие от Гильденштедта Рейнеггс, как мы видим, не делит осетин на северных и южных, а говорит об осетинах в целом, пытаясь особо выделить из них тех, кто исповедует христианство. При этом, анализируя приводимые ученным данные, следует иметь в виду, что Рейнеггса трудно упрекнуть в предвзятости или в симпатии по отношению к осетинам. Автор являлся придворным лекарем грузинского царя и во многом смотрел на вещи глазами картлийского двора. О том, что Рейнеггс симпатизировал осетинам, судя по его же собственным оценкам, не может быть и речи. «Знатные и молодые, здоровые и крепкие мужчины (из осетин – Б.Б.) занимаются разбоем. – пишет Рейнеггс, – Менее же достойные также знают это ремесло (…)».[32 - Reineggs, Jacob. Allgemeine historisch- topographische Beschreibung des Kaukasus. – Gotha, СПб, 1796—1797. Bd. 1, S 217]

Автор этих строк впоследствии даже попадает в плен в одном из горных ущелий Осетии и какое-то время удерживается в заложниках. Об этом нам сообщает побывавший в Осетии в это же время дивизионный квартирмейстер Леонтий Штедер в своих дневниках. «Упрямый Канщу, – пишет Штедер, – (старшина Дергипша[33 - ныне Дзивгис]) требовал мостовой сбор даже с генерала Тотлебена, потому что, как он говорил, даже грузинский архиепископ должен был ему уплачивать. Он грабил офицеров и курьеров, задерживал караваны и недавно держал в своих когтях даже Рейнеггса».[34 - Л. Штедер: Дневник путешествия. стр. 66]

Пытаясь очертить пределы царства Ираклия, Рейнеггс хоть и не использует термин Южная Осетия, но все же отличает осетинские общества, находящиеся в долине Арагви от обществ в долине Большой и Малой Лиахви и т. д. «Осетины, свидетельствует Рейнеггс, – населяют значительный отрезок северной части Кавказа, а также со временем заселили его южную часть. Многие племена этого народа абсолютно независимы,

 другие – пока находятся на довольствии, называют себя подданными российского императорского величества; некоторые относятся к Грузии (Картли-Кахетинскому царству – Б.Б.) и многие также к Иберии (Имеретии – Б.Б.)».[35 - Reineggs, Jacob. Allgemeine historisch- topographische Beschreibung des Kaukasus. – Gotha, СПб, 1796—1797. Bd. 1, S 214] В другом месте своего описания автор вновь недвусмысленно говорит о границах Осетии. «Там, где Кура продолжает свой бег дальше к югу, – пишет Рейнеггс, – она с северо-северо востока соединяется с другой мощной рекой, которая называется Кара-Калкан Зу (Большая Лиахви – Б.Б.). В месте слияния этих рек вдоль берега лежит город Гори, защищенный превосходной крепостью. (…) Вдоль реки Кара-Калкан Зу[36 - Данное название не закрепилось и вышло из употребления. Упомянуто также Клапротом (J. Klaprot: Reise in den Kaukasus und nach Georgien. Bd. 2. S. 324). Являясь по одной из специальностей ориенталистом, Рейнеггс владел турецким и часто приводит турецкие названия.] по обеим сторонам проходит граница с осетинами – очень воинственным народом».

Рейнеггс далее очерчивает границу Картли-Кахетинского царства с землями осетин с северо-восточной стороны – там, где проходит стратегически важная дорога через Дарьяльское ущелье. Во времена Рейнеггса этот путь был всем известен под названием Осетинская дорога[37 - Г. Д. Тогошвили, И. Н. Цховребов: История Осетии в документах и материалах. Т-1, стр. 116, 118] и лишь позднее был переименован князем Цициановым в Военно-грузинскую. «…Там (в Мтиулетии), – пишет Рейнеггс, – имеется бесчисленное множество родников, струящихся из каждой расщелины. Все эти родники образуют реку, которая называется Тиулет Сквали (Белая Арагви – Б.Б.), которая соединяется с Шави Херсуви Сквали (Черная Арагви – Б.Б.) и впадает в Арагви. Эта река Тиулет и ее притоки являются северной границей Картли и владений царя Ираклия. И хотя в этих горах, а также за ними до самого Стефан-Цминда находится еще множество поселений осетин как христиан, так и язычников, которые, по мнению Ираклия, должны платить налоги, одна лишь их добрая воля да нехватка соли, заставляют их быть смирными, когда они покидают свои крепкие жилища, спускаясь в долину».[38 - J. Reineggs: Kurzer Auszug der Geschichte von Georgien. In: Neue nordische Beitr?ge zur physikalischen und geographischen Erd- und V?lker-Beschreibung, Naturgeschichte und ?konomie Bd. 3 S 337]

Осетины-жители долины Арагви, по мнению Рейнеггса, в отличие от других осетин, однозначно являются христианами греческого толка. «Так как большая часть этого народа приняла веру греческого образца, – пишет Рейнеггс, – землю, которую он населяет, стали называть верхняя Георгия, и она находится под защитой царя Ираклия. Та, часть этого народа, что живет еще дальше в горах, также склонны к христианству этого же толка, но обходятся без священников, поскольку не видят в них необходимости. Они почитают древний образ неизвестного святого в очень ветхой, разваливающейся церкви[39 - Здесь имеется ввиду Святилище Реком.] и испытывают при этом невероятный страх, т.к. никто из них не отваживается зайти в церковь или приблизиться к образу святого. Только одному из старейшин этого народа позволено приближаться к святому образу. Этот человек должен добровольно передать все нажитое имущество своим друзьям и родственникам и жить возле церкви жизнью отшельника. Он до конца своих дней становится оракулом всего народа и никто не смеет ему возражать».[40 - J. Reineggs: Kurzer Auszug der Geschichte von Georgien. In: Neue nordische Beitr?ge zur physikalischen und geographischen Erd- und V?lker-Beschreibung, Naturgeschichte und ?konomie Bd. 3 S 334]

В описании Рейнеггса очерчена и западная часть Двалетии, находящаяся в ведении имеретинского престола. «Из них (евреев – Б.Б.) многие, – пишет Рейнеггс, – живут в городе Ксилван или Крцинвал на Большой Лиахви, и отсюда до Сурама вблизи границы с Иберией (Имеретией – Б.Б.) расселено множество осетинских фамилий, которые все подчинены и относятся к городу Сагина, который на северо-западе от Крцинвала отделяет горная река Геви».[41 - Reineggs, Jacob. Allgemeine historisch- topographische Beschreibung des Kaukasus. – Gotha, СПб, 1796—1797. Bd. 2, S 76] Населенный пункт Сагина фигурировал также и в описании Гильденштедта и представлял собой, судя по всему, некий административный центр имеретинской Двалетии – западной части земель южных осетин. «Он (этот округ – Б.Б.) принадлежит имеретинскому князю Церетели а стало быть Имеретии, но находится в Картли».[42 - J. A. G?ldenst?dt’s Beschreibung der Kaukasischen L?nder, S 76]

Приводя сведения о численности подданных царя Ираклия, из всех осетин-жителей предгорий Кавказа Рейнеггс упоминает только осетин долины реки Арагви. В расчете численности подданных Ираклия Рейнеггс называет арагвских осетин вместе с мтиулами и хевсурами – в общем исчислении этих трех народов их численность, согласно Рейнеггсу, составляет 4000 семей. Этот факт говорит о том, что арагвские осетины при Ираклии, несмотря на приведенную выше характеристику, номинально считались подданными Картлийского царя. С другой стороны, мы видим, что Рейнеггс отдельно не вносит в итоговую опись осетин-жителей бассейнов Большой и Малой Лиахви, Паци и Ксани – то, что со времен Гильденштедта и именуется Южной Осетией. Из этого можно сделать только один вывод: автор, судя по всему, не считает их подданными Ираклия II. Ведь если Рейнеггс отнес их в итоговой ведомости на счет Картли, то почему не оговорил их особую этническую принадлежность, как он сделал это в случае с арагвскими осетинами? В пользу подобного прочтения свидетельствует и проведение им границы Картли-Кахетинского царства с осетинами непосредственно за городом Гори.

Идущий по стопам Рейнеггса Клапрот напишет впоследствии, что эти области после присоединения Грузии к России автоматически поступили в ведение Тифлиса, но ревизия вопроса времен Паскевича не подтвердит этот вывод. В манифесте Павла I о присоединении Картли-Кахетинского царства, на который сошлется наместник Николая I фельдмаршал Паскевич, говорится лишь о гарантиях на территории, подконтрольные Грузии (Картли-Кахетии) на момент ее присоединения, и все претензии грузинской знати на земли южных осетин в дальнейшем будут отвергаться именно на данном основании..[43 - Акты, собранные Кавказской Археографической комиссией. Т. 7, стр. 372]

Стоит в этой связи еще раз напомнить, что Рейнеггс готовил свое описание по заданию российского правительства и опубликовал его в авторитетном научном журнале, а значит не мог не догадываться о последствиях вероятных неточностей, связанных с территориальным разделением народов. Другими словами, автор понимал, что его информация может послужить поводом для принятия политических решений на самом высоком уровне и скорее всего старался быть сколь возможно точным в описаниях и формулировках. Речь идет не о вопросах истории или этнографии, в которых ученый, как выяснилось, оказался не на высоте, а о вещах, которым ученый сам был свидетелем, в частности, о границе, которую он не раз пересекал.

Помимо сведений о территории, Рейнеггс, как мы убедились, придает большое значение определению вероисповедания интересующего его народа. «Часть осетин, – пишет Рейнеггс, – являются мусульманами, большинство – язычниками и только немногие из них исповедуют христианство».[44 - Reineggs, Jacob. Allgemeine historisch- topographische Beschreibung des Kaukasus. Gotha, СПб, 1796—1797. Bd. 1, S 219] Это заключение, очевидно, сделано автором в отношении всей Осетии, а не только ее части пограничной Грузии. Сопоставив данное разделение с описанием местностей, заселенных осетинами, можно сделать вывод, что к христианам Рейнеггс в первую очередь причисляет осетин, живущих в долине Арагви, вдоль Осетинской дороги. Ислам же, как известно, получил наибольшее распространение в западной Осетии (Дигории) ввиду близкого соседства с Кабардой.[45 - Это наглядно подтверждает текст присяги, которую осетины всех обществ впоследствии давали царю Александру. В отличие от остальных осетин, которые клялись в первую очередь именем Святого Георгия, старейшины дигорского общества должны были клясться именем пророка Магомеда (Акты, собранные Кавказской археографической комиссией?. Т 5, стр. 524).] Язычниками же, или как их по-другому называл сам автор, «христианами, не имеющими священника» Рейнеггс, по-видимому, считал осетин Двалетии и северных горных обществ – Наро-мамисонского, Алагирского и Куртатинского. «Этот народ, – пишет Рейнеггс, – почитает правый утес своим богом, а левый – своим царем».[46 - J. Reineggs: Kurzer Auszug der Geschichte von Georgien. In: Neue nordische Beitr?ge zur physikalischen und geographischen Erd- und V?lker-Beschreibung, Naturgeschichte und ?konomie Bd. 3 S 338]

Именно о таком же состоянии веры у осетин писали императрице Елизавете Петровне грузинские священники архиепископ Иосиф и архимандрит Николай. «В тех их жительствах, – сообщают святые отцы, – во знак древнего их благочестия свидетельствуют и поныне церкви каменные и в них святые иконы и книги (…). Таковых духовных персон, которые бы могли семя слова божия в тех непросвещенных народах сеять и через святое крещение привести их в православную веру, никого не имеется, и за тем принуждены они только одну молитву творить, взирая на небо (…)»[47 - М. М. Блиев: Русско-осетинские отношения в XVIII в., стр. 30]

В конце своего необычного, богатого событиями жизненного пути Рейнеггс остался в Санкт-Петербурге, на службе ее императорского величества в чине коллежского советника, до скончания лет занимал должность директора хирургического училища и являлся непременным секретарем Медицинской коллегии. Ученый и коллега Рейнеггса Ф. Э. Шредер, после смерти автора издал его записки в двух томах на немецком языке, снабдив их трудами биографов путешественника. Части незаконченного третьего тома, а также письма и дневники Рейнеггса после смерти автора, как известно, бесследно исчезли. Какие секреты хранили эти бумаги?

Возвращаясь к миссии Рейнеггса в переговорах, мы видим, что она непонятна и туманна, хотя ее важность и значимость все признают. Роль Рейнеггса нельзя понять, изучая документы Коллегии иностранных дел, которые находятся в распоряжении историков, хотя бы потому, что эта коллегия в свое время потерпела полное фиаско в выстраивании отношений с Грузией. Очевидно, что Рейнеггс просто заменил собой эту коллегию, о чем говорит и его необыкновенное возвышение в Петербурге, где его раньше никто не знал. Отсутствие документов вызывает растерянность у историков. Так, например, Авалов в своей книге называет Рейнеггса чуть ли не инициатором возобновления переговоров, будучи не в состоянии объяснить, что на самом деле произошло. Но Рейнеггс, находясь при Ираклии, не мог одновременно являться и человеком князя Потемкина, поскольку до этого не имел никакого отношения к Петербургу и России. Чтобы понять его роль в Российско-грузинских переговорах, нужно посмотреть шире на шахматную доску современной ему международной политики.

Нам известно о ничем не закончившейся попытке Ираклия наладить контакт с австрийским императором Иосифом II и предложить тому свои услуги в борьбе с Турцией. Был ли это искусный маневр, призванный привлечь внимание России, неизвестно. В свое время Екатерина специально запрашивала в Коллегии иностранных дел информацию о том, является ли грузинский царь христианином греческого толка. Угроза перехода Грузии под патронаж католических стран вряд ли могла недооцениваться творцами внешней политики – это стало бы очевидным поражением для России в регионе. Была ли эта угроза реальной, неясно, но то, что в этом деле Ираклию как раз таки мог пригодиться Рейнеггс – очевидно. Прожившему долгое время в Вене саксонцу, знакомому с этикетом австрийского двора, не составило бы труда стать посредником грузинского царя и лично наладить переписку с канцелярией Иосифа II. Австрия же еще со времен Священной лиги была стратегическим партнером России по антитурецкой коалиции. В этот период отмечается особое сближение монархов двух держав, которое впоследствии выльется в совместное путешествие в Крым. Хорошие отношения с Россией австрийскому двору были явно важнее, чем приобретение такого вассала как Грузия. Австрийский император мог рассказать Екатерине о попытках переговоров с грузинским царем и упомянуть в этой связи имя Рейнеггса. И здесь неминуемо выяснилось бы, что придворный лекарь Ираклия саксонец – фактический земляк российской императрицы. Ведь именно эту деталь своей биографии Рейнеггс, как известно, тщательно скрывал, находясь уже на службе в Санкт-Петербурге. Там же он заслужил и приклеившееся к нему прозвище «авантюриста», данное ему, возможно, теми, кого он оставил позади, стремительно продвинувшись по карьерной лестнице.

Екатерине Великой, очевидно, нужен был свой человек в Грузии, который мог бы найти общий язык с Ираклием. Таким человек не стал граф Панин, назвавший Ираклия монархом, не заслуживающим доверия, им тем более не стал граф Тотлебен, который вместо того, чтобы добыть славу своей императрице, как это однажды было под Берлином, своими не вполне честными маневрами помог добыть славу Геркулесу – примерно так в латинской транскрипции печаталось имя царя Ираклия (Heracleus). После смерти обоих участников прежней закавказской авантюры переговоры с Грузией можно было начать с чистого листа – как писал в свое время из Грузии гвардии-капитан Николай Языков графу Панину, расследуя дело о неудачной «грузинской диверсии»,» (…) грузинские цари во всем послушны и совершенно слепо преданы нашей государыне». И вот, десять лет спустя, вновь настало время возобновить отношения с Тифлисом, а человеком, который уже нашел общий язык с грузинским царем и мог беспрепятственно донести до него волю Российской императрицы был Якоб Рейнеггс.

Если мы вспомним, как осуществлялось общение с Ираклием Тотлебена, то выяснится, что немец говорил с грузинским царем через двух переводчиков. Для одного из них – Ивана Пицхелаури это общение закончилось арестом и заключением под стражу по обвинению в измене. «С наичувствительнейшею прискорбностью, – писал все тот же Языков, – должен я вашему сиятельству истинную донести, что граф Тотлебен более стыда нежели похвалы в здешнем краю нашей нации сделал».[48 - А. А. Цагарели: Сношения России с Кавказом в XVI – XVIII столетиях, стр. 42] Не смог исправить положения и сменивший Тотлебена генерал Сухотин, солдаты которого массово заболели лихорадкой и не смогли продолжить осаду Поти. Повторяя ошибку своего предшественника, Сухотин стал конфликтовать и отдавать Ираклию невыполнимые распоряжения, в результате чего был вскоре вынужден снять осаду и прекратить боевые действия. Екатерине на этот раз надо было, наконец, договориться с кавказским Геркулесом, чтобы он, по крайней мере, больше не выставлял дураками ее генералов. «Рейнеггсу, – пишет Бутков, – поручено было подвигнуть Ираклия искать формально покровительства императрицы российской, на что было получено высочайшее соизволение». Саксонец Якоб Рейнеггс в этом смысле имел большое преимущество перед российскими генералами и дипломатами, учитывая и то, что его родным языком был родной язык императрицы.

Если же говорить об общем языке Ираклия и Рейнеггса – это, конечно же, был фарси. Безусловно, Рейнеггс мог овладеть грузинским, как о том пишет Бутков, но, с другой стороны, в его распоряжении, как мы знаем, было не так много времени, чтобы освоить новый, сложный неиндоевропейский язык. Нет никакого сомнения в том, что Рейнеггс прекрасно владел фарси и знал этот язык, вероятно, из университетского курса – об этом свидетельствует, в том числе, и выполненный им перевод на персидский язык популярного в это время трактата австрийского юриста Йозефа Зонненфельса.[49 - М. А. Полиевктов: Европейские путешественники XIII – XVIII вв. по Кавказу. стр. 166] Рейнеггс также первым подмечает наличие иранского пласта лексики в осетинском языке, что должно было потребовать незаурядных знаний персидского языка. Не был чужим этот язык и для Ираклия, юность которого прошла в ставке одного из наиболее выдающихся полководцев в истории Ирана.

Из комментариев историков и биографов ученого также видно, что Рейнеггса со временем пытаются убрать подальше от Ираклия, в том числе, вероятно, и для того, чтобы пресечь попытки последнего наладить контакт с западными державами. «Когда полномочные обеих сторон производством трактата в Георгиевске занимались, – пишет историк Бутков, – князь Потемкин, находя доктора Рейнеггса по делам много ветреным и хвастливым, хотя и усердным, назначил полковника Бурнашова на пребывание в Грузии и Имеретии комиссионером своим при царях Ираклии и Соломоне, который получив 7 апреля 1783 года повеление принять дела от доктора Рейнеггса и грамоты князя Потемкина к обоим царям, в Грузию отправился в мае того года».[50 - П. Г. Бутков: Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 г. Т.2. стр. 122] Чтобы отодвинуть Рейнеггса подальше от Кавказа в ход были пущены чины и награды, предложена должность директора хирургического училища в Санкт-Петербурге, и эта тактика, как мы знаем, увенчалась успехом.

Говоря о заслугах Рейнеггса в качестве дипломата на русской службе, о чем мы можем во многом лишь косвенно судить по результатам состоявшихся переговоров, стоит подчеркнуть его заслуги и как писателя, о чем, напротив, красноречиво свидетельствуют его книги. Значение публикаций Рейнеггса для дальнейшего исследования и всестороннего познания Кавказа трудно переоценить. Он останется в истории человеком своей эпохи, воспитанным на идеалах просвещения бесстрашным искателем приключений, выдающимся путешественником и отважным исследователем неизвестных территорий. Перед нами судьба человека, который не отступал перед трудностями и не боялся принимать новые вызовы, постоянно повышая ставки в игре. Его статьи и книги поражали воображение современников, вдохновляли на новые подвиги, дали мощный толчок в изучении истории, культуры, традиций и дальнейшем освоении Кавказа.

Ян Потоцкий и разгадка аланского ребуса

Об обстоятельствах, подвигнувших польского писателя, историка и полиглота Яна Потоцкого совершить свое путешествие на Кавказ, известно мало – на эту тему можно лишь строить предположения. Ясно лишь то, что выдающийся ученый, ставший к тому времени российским подданным, был искушенным путешественником и неутомимым искателем приключений. Как иначе объяснить его рискованный вояж на юг России за собственный счет по местам недавней военной кампании в поисках следов пребывания там аланов и сарматов? Представитель одного из древнейших польских родов Потоцкий получил образование в школах Лозанны и Женевы, жил в Париже, где еще в детстве овладел в совершенстве французским языком и начал интересоваться историей. Именно этот интерес, спустя много лет, скорее всего, и привел его на южные рубежи Российской империи непосредственно к подножью кавказских гор.

Вернувшись из Европы в Польшу, Потоцкий впервые знакомится со своим родным польским языком, культурой и историей. Вопрос происхождения польского народа, занимавший Потоцкого с первых шагов в науке, как оказалось, подразумевал более широкое исследование древней истории всех славянских этносов. В определенный момент ученый приходит к выводу, что для того, чтобы правильно представлять себе картину перемещения народов в древности, нужно посещать места их пребывания. До того, как стать российским подданным, Потоцкий уже успел объездить почти все страны средиземноморья и западной Европы – совершил путешествие в Италию, Испанию, Голландию, Германию, Марокко, Тунис, Турцию и Египет. По ходу каждой своей поездки Потоцкий делал записи, сопоставлял увиденное с историческими свидетельствами, интересовался необъяснимыми и неразгаданными явлениями. Книги Потоцкого, написанные по горячим следам его путешествий, выходили в Париже, Гамбурге, Брауншвейге и Вене, помимо этого он издавал свои труды в собственной типографии, которую оборудовал на родине в Варшаве. Не вызывает сомнений, что ученый говорил и писал на большинстве европейских языков, хорошо знал классические языки, а также, будучи урожденным поляком, со временем смог без труда освоить и русский.

В результате второго раздела Польши село Пиков и вся территория Винницкой области, родины ученого, вошли в состав Российской империи. После третьего раздела Речь Посполитая и вовсе перестала существовать как суверенная держава. Многие соотечественники Потоцкого устремились в Санкт-Петербург на русскую службу и ученый последовал их примеру. Именно так поступил в свое время младший брат ученого, давно обитавший в северной столице империи. Северин Потоцкий сумел сделать блестящую карьеру при дворе императрицы Екатерины, оказался в опале при императоре Павле, но вновь вернулся на службу при Александре I и вскоре был произведен в чин тайного советника – со временем младший Потоцкий сумел даже добиться расположения императора Александра и вошел в узкий круг его доверенных лиц. Очевидно, что вслед за братом сделать карьеру в России пытается и старший Потоцкий, но только не в правительственных кругах как Северин, а в научных.

Успев объездить почти всю Европу и половину Азии и овладев в том числе и азиатскими языками, Потоцкий 15 мая 1797 г. начинает свое путешествие через астраханские степи в южные окраины Российской империи. Выехав из Москвы, путешественник вскоре приезжает в Царицын, откуда по Волге за две недели добирается до Астрахани, чтобы затем провести больше года на Кавказе. Что влечет ученого в относительно недавно присоединенный к Российской империи край?

Нет сомнения, что для Потоцкого юг России и Кавказ ассоциировалось в первую очередь с древней Скифией, описанной Геродотом и другими античными авторами.[51 - Именно Скифией Екатерина II в шутку называла свою державу в переписке с Вольтером.] История скифов для Потоцкого была тесно связана с историей славян, о чем красноречиво свидетельствует его работа «Фрагменты исторических и географических описаний скифов, сарматов и славян»[52 - J. Pototsky: Fragments Historiques Et Geographiques Sur La Scythie, La Sarmatie et les Slavs.], увидевшая свет накануне его путешествия. «Земли, над которыми сегодня простирается скипетр славян, – пишет в ней Потоцкий, – от Кавказа до Гималаев, назывались в древности Скифией».[53 - J. Pototsky: Fragments Historiques Et Geographiques Sur La Scythie, La Sarmatie et les Slavs. V. 1, p. 10] Не вызывает сомнения, что ученый, на счету которого к тому времени уже был морской вояж из Херсонеса в Константинополь, готов был воспользоваться любой возможностью, чтобы лично побывать на другом, не менее легендарном участке скифской земли.

Трехтомный сборник «фрагментов» Потоцкого о скифах, сарматах и венедах – это по сути антология свидетельств всех древних авторов, писавших об интересующих ученого нардах. Расположенные Потоцким в хронологическом порядке свидетельства позволяли отследить перемещения различных племен, населяющих территорию древней Скифии, увидеть изменения в названии рек и местностей, и, наконец, подводили к решению основной проблемы, стоящей перед ученым – датировки появления славян в скифских землях.

Начиная со свидетельств римских историков, согласно наблюдению Потоцкого, устья рек Днепра, Дуная и Дона оказываются заселены сарматами, и земли этих сарматов простираются вплоть до балтийских берегов. Являются ли сарматы, таким образом, предками славян? На этот вопрос Потоцкий отвечает отрицательно – предками славян являются венеды. Но ученый не исключает возможности того, что сарматы могли принять участие в этногенезе предков славян. Так, к примеру, Пейтингерова скрижаль (лат. Tabula Peutingeriana) – пергаментная копия с римской карты, сделанная в XIII веке, сохранила запись на месте восточноевропейских территорий – venadi sarmatae.[54 - J. Pototsky: Fragments Historiques Et Geographiques Sur La Scythie, La Sarmatie et les Slavs. V. 1, p. 23] Ссылаясь на это свидетельство, Потоцкий считает вопрос о родстве сарматов и венедов открытым и требующим дополнительного изучения.

Ранее, в специальном эссе, вышедшем в Варшаве, Потоцкий опубликовал свои комментарии к истории Сарматии, и ссылку на Диодора Сицилийского, сообщавшего о миграции этого народа через Кавказ.[55 - J. Pototsky: Essai sur L`Histuare universele et Recherche sur la Sarmatie] Совершив накануне поездку в Нижнюю Саксонию, Потоцкий исследовал западные границы древней Скифии. Неудивительно, что стремление раз и навсегда решить сармато-славянский вопрос привело его на юго-восток – регион, через который в древности, согласно свидетельству Диодора, и пролегал путь мигрантов-сарматов в южнорусские степи. Знание ландшафта и культуры народов, населяющих легендарную территорию, было важным звеном в теории происхождения славян, над которой работал ученый. Планируя свою поездку на Кавказ, Потоцкий надеялся, тем самым, получить полное представление обо всех театрах возникновения древней скифо-сарматской культуры, являвшейся, по его мнению, предтечей первых славянских государств на территории восточной Европы.

В интересующем ученого крае, тем временем, происходили важные военно-политические перемены. В Российской империи на престол взошел сын Екатерины II император Павел I. Одним из первых своих указов Павел вернул российские войска из Персидского похода – последнего кавказского предприятия Екатерины Великой, задуманного как ответ Ага-Мохаммеду в отместку за разорение на тот момент союзного Российской империи Тифлиса. Согласно положениям Георгиевского трактата, заключенного с Картли-Кахетинским царством, российские войска, в ответ на агрессию в адрес своего протектората начали боевые действия против персов и их союзников и в кратчайшие сроки взяли город Дербент. К этому времени весь берег Каспийского моря, от устьев Терека до устьев Куры был занят войсками главнокомандующего на Кавказе графа Зубова – дорога к Тегерану была открыта, а ресурсы противника были исчерпаны. «Война была выиграна, – напишет впоследствии историк Потто, – Оставалось только воспользоваться ее результатами».[56 - В. А. Потто: Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Т.1., стр. 291] Но в этот момент из Санкт-Петербурга приходит известие о смерти императрицы Екатерины II и воцарении Павла – вместо наступления войскам отдается высочайший приказ отступать, и российские полки возвращаются по одиночке за Кавказскую линию.

Именно эту картину и застает Потоцкий, прибыв из Астрахани на Северный Кавказ. Картины военной жизни не были чем-то необычным для бывшего офицера австрийских войск. «Я следовал, как только мог лучше, за ходом русской армии по карте восточной части Кавказа, которая была весьма тщательно сделана во время похода». В дни пребывания ученого в Астрахани становится известно об убийстве Ага-Мохаммеда собственными невольниками. По пути ученый знакомится с графом Зубовым, возвращающемся назад из похода. Во время своего путешествия ученый, как видно из его записей, пользуется покровительством не только прежнего, но и нового главнокомандующего на Кавказе генерала Гудовича, возвращенного в строй Павлом I. «Граф Зубов, – пишет Потоцкий, – находился в дружественных связях как с народами кавказскими, так и с другими, гораздо более отдаленными (…)». Боевые действия, по свидетельству Потоцкого с начала кампании велись только против лезгин и не касались других народов. Это становится для ученого прекрасной возможностью получить новые сведения о талышском и курдском языках – Потоцкого в это время, как мы видим из материалов путешествия, особо занимают персидские языки. «Изыскания мои о древностях, – пишет ученый, – об языке и происхождении персиян доставили мне весьма приятное занятие. Ныне турецкий язык распространился почти в целом Азербайджане; но в горах есть разные полу-персидские наречия, которые, может быть, остатки древнего мидийско-персидского языка».

Изучая современный ему исторический и лингвистический материал, Потоцкий сверяет его с данными античных авторов, делая, таким образом, предположения и строя теории о происхождении и движении народов, населяющих регион. Основным фундаментальным трудом о современном Кавказе на тот момент являлось «Всеобщее историко-топографическое описание Кавказа» Якоба Рейнеггса. Исследование немецкого ученого было первым в своем роде, и, как и любое первое сочинение, изобиловало ошибками и неточностями. Древней Албанией, к примеру, автор называл не Лезгистан, а Картли, а дигуров (дигорцев) перепутал с уйгурами. «Рейнеггс, возможно, хорошо описал страны, которые он видел сам, – пишет Потоцкий, в дневниках своего путешествия, – Грузию, Армению, Дагестан и Ширван. Но что касается северной части гор, начиная с истоков Терека и Кубани, у него что ни слово то ошибка».[57 - Voyage dans les steppes d’Astrakan et du Caucase. V 2 p. 206]

Постепенно знакомясь с бытом кавказских народов, Потоцкий не обнаруживает среди них алан – героев древних римских и византийских хроник о Кавказе. «Всякий раз, пишет Потоцкий, когда я спрашивал какого-нибудь грузина знаком ли ему народ по имени аланы, он всегда отвечал утвердительно. Но ни один из них, при этом, не смог мне объяснить где сейчас обитает этот народ».[58 - Voyage dans les steppes d’Astrakan et du Caucase. V 1 p. 114] «Находка этого народа, – пишет Потоцкий далее, – помогла бы многое узнать (…)».[59 - Voyage dans les steppes d’Astrakan et du Caucase. V 2 p. 181]