Живец. Хитрец. Ловец

– Ты не ответил, почему прячешься от господина Мастини.

Нет, не понять мне кинодской мимики. Чего он скалится? Смеётся? Угрожает? Злорадствует?

– А что вы так печётесь про Мастини, Ёся? Думаете, он вечно будет держать вас при себе?

Нет, так я не думал и вечно торчать в «Борзой масти» не собирался, хотел поднакопить деньжат, чтоб хватило вернуться на пересадочную станцию. Три тысячи или что-то около того у меня уже набралось, пустячок остался – тысчонки две, чтоб хватило с избытком.

– Думаете, он всегда будет держать своих шакалов на сворках?! – горячился Фокс.

– Я вообще об этом не думаю. Деньги зарабатываю.

– Ничего вы не зарабатываете, брат мой.

– То есть как – ничего?! – оскорбился я, похлопывая себя по карману.

– Думаете, это ваши деньги?

– Думаю, да.

– Заблуждаетесь! Всё в этом нечестивом вертепе принадлежит Мастини. Вернее, он так думает в ослеплении.

– А вы сами так не считаете? – спросил я, подумав: «Он что, сумасшедший? Хотя… Резон в его словах есть. Если Мастини в любой момент может отнять у меня всё, что я заработал, это его деньги. Фокус в том, стану ли я дожидаться такого момента».

– Я не считаю, ведомо мне, – ответил Фокс, воздев лапу и приложив её к уху, – всё сущее принадлежит Наставникам и всё в их воле.

«Бесперечь поминает каких-то наставников и ухо теребит. У него блохи?»

– Ты хочешь сказать, что эти твои наставники в любой момент могут отобрать всё и у меня и у господина Мастини?

– Все представленные Наставникам равны перед ними. Слушайте Наставников, они упасут вас. Так писано в Книге.

Фокс Терье мягко наложил лапу на перекрещённый верёвкой пакет. Не поручусь, что правильно истолковал его гримасу, но если кинодская морда вообще способна выражать благоговение, выглядеть это должно именно так. «Угораздило нарваться на фанатика. К чёрту его. Или… Нет, сначала надо бы выяснить, что за наставники. Служители местного культа? Помнится, на альфе Южной Рыбы… Да, надо бы выяснить. Никогда не известно заранее, на чём поживиться можно».

– Я бы послушал Наставника, брат, – обратился я к Фоксу, – но где его найти? Как добраться?

Нет, никогда мне их не понять. Что означают выпученные как у лягушки глаза? Зачем он раскрыл пасть? Оскорбился? Удивился? Шокирован? С минуту Фокс Терье таращился, потом поставил глаза на место, спрятал язык и ответил, медленно поднявши лапу:

– Тому не надо искать Наставника, у кого он в ухе.

И снова брат Фокс лапу приложил к серебристому шарику в ушной раковине, будто прислушивался. Меня осенило: «Он толмачей называет Наставниками! Личный бог в ухе – это ново. Или где-то уже слышал? Но правильно ли понял? Может, опять огрехи перевода… Слушай, говорит, Наставника и он упасёт тебя. А я кого всё время слушаю?» Толмач в ухе соловьём разливался, переводя вдохновенную проповедь брата моего, Фокса Терье. Я слушал.

Каждый представленный Наставнику слышит его, но не каждый слушает. Счастливы безносые, ибо не одним нюхом могут отыскивать пропитание, но словом Наставника и его наставлением. Нюх обманчив, соблазна полон и скверны, одно лишь истинно – слово Наставника. Спросите о пище праведной и вам ответят. Счастливы слепцы, ибо не зрением могут отыскивать путь, но словом Наставника и его наставлением. Лжёт глаз в кромешной тьме и в ослеплении, одно лишь истинно – слово Наставника. Спросите о пути праведном и вам ответят. Счастливы лишённые вкуса, ибо не языком могут пробовать, но словом Наставника и его наставлением. Лжёт язык, лижет без разбору что надобно и не надобно, одно лишь истинно – слово Наставника. Спросите о вкусе истинном и вам ответят. Счастливы скудоумные, ибо не измышлением могут отыскивать путь, но словом Наставника и его наставлением. Противоречивы измышления, неверны, как свет Кербера, одно лишь истинно – слово Наставника. Спросите совета и вам ответят. Счастливы преклонившие слух, ибо их есть святые угодья и охота вечная. Представленный Наставнику да слушает.

– Представленный Наставнику да слушает! Так в Книге писано! – завывал Фокс Терье, возложив лапу на обандероленную стопку книг. Вторую лапу воздел, отчего рукав рясы съехал до самого плеча когтистой верхней конечности.

– Да слушаю я, слушаю, – буркнул я, постукивая по тугой горошине, засевшей в ухе так плотно, что клещами не вытащить. – От рассветных теней до закатных только и делаю, что прислушиваюсь. Как-то не густо с дельными советами.

– А вы спрашивали?

По правде говоря, я вообще не привык советоваться с кем попало, обхожусь собственными измышлениями. Не в моём характере вопрошать вслух, хотя… Я припомнил: всякий раз, когда я, увидев непонятную надпись, спрашивал: «Что здесь написано?» – толмач отвечал. Спросите и вам ответят. Хм-м… Занятно.

Фокс между тем проповедовал. Витийствовал. Что-то плёл про заблудших и новопредставленных.

– Всё это правда, Наставник? – негромко спросил я

– Правда, – ответил толмач, прервав перевод на половине слова, после продолжил как ни в чём не бывало: «…горько думать о непредставленных, но горше того – о представленных, оглушённых гордынею разума…»

Сам факт – мне ответили! – оглушил меня, я перестал слушать – надо было собраться с мыслями. Я представлен Наставнику, у меня в ухе шарик, он нашёптывает ответы. Все, кого я встречал на Киноде, представлены, но есть ведь где-то и непредставленные… Я вспомнил того обкуренного, которого пристрелили в бардаке Муди. Обкурился до потери разума – потерял шарик. Наставник оставил его, смылся в нору. Я видел. Значит ли это, что неразумный не может быть представленным? Кто тогда заблудшие? Можно ли считать разумными представленных? До сих пор я считал, что киноды разумны, раз они говорят со мною, но так ли это? Три земных месяца кряду я слушал, что нашёптывал мне на ухо мелкий шарообразный бес, его наущениями разгуливал как дрессированная макака по собачьему цирку, где у каждой шавки в ухе личный дрессировщик…

– Слушай, ты!.. – перебил я Фокса. – Ну-ка, выкладывай, есть на вашей паршивой планетке места, где живут без этой дряни в… Э-э… Я хотел спросить: брат мой, поведай, где прозябают те, кто не представлен Наставнику?

– Брат мой… – прохрипел Терье. Я заметил: держу его за ворот и без малого придушил. «Так он ничего не сможет поведать», – подумал я и отпустил беднягу. До чего незлобивый кинод! Рясу одёрнул, продышался, ответил как ни в чём ни бывало: прозябающие в неверии обретаются большей частью на островах Рассветного архипелага, куда всякий истинный миссионер и обязан направить стопы, ибо это святой долг его, так в Книге писано. Заблудшие и гордыней ослеплённые представленные, мол, пусть спасаются сами как знают, думать в первую голову надо о непредставленных, им нести голос истины.

Слушая его болтовню, я пришёл в себя и стал задавать наводящие вопросы. В конце концов, безразлично, от кого я получу информацию, от Наставника или от кинода при посредстве Наставника, если всё равно вынужден верить на слово. Как-то ещё не дозрел – разговаривать с горошиной, пусть даже блестящей. Обращаться с вопросами к собаке привычнее. Проповедник – прекрасный источник информации, если умеешь им пользоваться. Он похож на бочку с водой, снабжённую множеством больших и малых кранов; приоткроешь нужный – подставляй кружку. Упаси только Всемилостивый Случай открыть два крана одновременно.

С кинодской географией мы покончили в два счёта. Полуденное полушарие – океан, в нём острова Закатного и Рассветного архипелагов, а в полуночном полушарии – огромный материк, единственный на планете. Почему-то его называют землёй Фелид. Шельф материка – приливная зона – пересыхает во время кинод, становится недоступным для мореплавания, а посуху там не проедешь: ил, зыбучие пески. Во время фелид навигация возможна, однако ни один храбрый миссионер, рискнувший по совету Наставника отправиться туда, не вернулся. Возможно, там и расположен кинодский рай.

Я решил, что географии с меня на первый раз хватит, и спросил брата Фокса, не собирается ли он в рай. Фокс энергично замотал головой: ни в коем разе. Пока не укажет Наставник, нет. Он мудр, неисповедимы его замыслы, слушай Наставника, он укажет путь праведный. Вот, например, как сейчас – Фоксу указывает нести благую весть неверной дворне Туза Рассветного.

Почтенный миссионер Фокс в который раз огладил пакет с книгами, и до меня наконец дошло, какого дьявола он дожидается на заброшенном складе со своим грузом.

– Я понял! Ты собрался угнать у Мастини катер!

Он заткнулся. Стало слышно, как чмокает за стеною прибой, облизывая сваи причала. Помолчав стал скулить, не глядя в глаза, что угон неудачное слово – правильнее говорить о временной смене арендатора, поскольку всё на свете принадлежит Наставникам и всё в их воле – дать и отнять, и…

– Понятно, – перебил я. – Помолчи.

Можно было бы сдать его шакалам Мастини, но зачем? Сам я не доберусь до Рассветных островов, оставаться же в Мастини-логе среди управляемых Наставниками собак и дожидаться, пока они наиграются говорящей макакой, глупо. Предательство – слишком громкое слово. Будем считать моё действие односторонним досрочным разрывом контракта. К тому же я подумал: «А не туда ли часом траппер Вуйк утащил Глеба?»

– Туда, – услышал я в ответ.

– Что ты сказал? – я повернулся к Фоксу.

– Я молчал, как вы и просили, – смиренно молвил тот.

Поняв, что означает ответ, я принял окончательное решение.

Глава пятая

Передать не могу, с каким чувством ступил на твёрдую землю после недельной болтанки. Старина Фокс тот ещё моряк, временами мне казалось, отправит нас прямым курсом на дно вместе с «Летучей рыбой». Чуть что: «Всевидящий Наставник, вразуми безнюхого, где мы?» Хорош навигатор, нечего сказать. Но что-то дельное толмач ему насвистывал в ухо; как иначе этот пентюх исхитрился бы привести ворованное корыто прямиком куда надо? В день седьмой, справляя за борт малую нужду при свете восходящего Арбора, я приметил прямо по курсу три горные вершины и взревел на радостях:

– Фокс! Фокс, твою собачью душу рыбам на завтрак! Вот же она, Трезубая!

– Слава Наставникам! – отозвался мой капитан и вознёс молитву, ткнувшись лбом в рулевое колесо.

Право слово, захотелось дать ему промеж ушей, но я сдержался. Добрый он кинод, спокойный, не злопамятный, отвесишь такому подзатыльник – совесть замучает. Первый абориген Киноды, увидевший во мне не говорящую макаку и не добычу, но существо одушевлённое и разумное. Имеющие уши равны перед Наставниками, так в Наставлениях писано.

Пробовал я читать Наставления – ничего интересного: что-то вроде инструкции к толмачу. Если отжать воду, получится: «Спрашивай, и тебе ответят». Это я и сам уже понял: а как иначе бы читал Книгу, не зная ни единой кинодской буквы? Удобная штука толмач: глянешь на страницу, спросишь, что написано, и он па-ашёл чесать прямо по тексту не хуже киберчтеца, и не просто так, а художественно, с выражением. Не Наставления, конечно, и без них от качки в глазах зелено; были в Книге главы куда более интересные – о сотворении мира и происхождении всего живого, об изначальной порочности фелид, о войнах за святые угодья, о великом исходе кинодов на острова и грядущем возвращении, о представлении щенков Наставникам и про их, Наставников, святую суть… Честно говоря, ничего путного я не вычитал из главы о сути толмачей, туманно была написана, а может, перевод подкачал. Дважды за неё брался, взялся бы и в третий раз, но пришлось стоять вахту. Сменившись, одно успел: справить за борт малую нужду – тут же и увидел Трезубую гору. Стало не до чтения. Высадка – дело ответственное и непростое, когда судёнышком управляет такой капитан, как брат мой Фокс Терье.