Живец. Хитрец. Ловец

– Значит, сначала питомник, – скучно бормотал диспетчер.

Я представил себе, как он делает пометки в журнале регистрации приезжающих – такой же остроухий пёс, только не в комбинезоне, а в кителе. Кажется, Хорт назвал его Брудом. Интересно, это имя или фамилия? Похоже, фамилия. Капитан мой говорил о себе: «Я Хорт в седьмом поколении».

– Трап у борта, – услышал я. – Можешь выводить.

Мне не понравилось это «выводить». Огрех перевода? Не надо меня выводить, сам выйду.

Я поднялся, размял ноги и двинулся к выходу. После вони в рубке воздух кормового отсека показался приятнее морского бриза. Из шлюзовой камеры дунуло прохладой. «Национальный парк. Реки, леса. Лучше чтобы субтропики. Растения, живность всякая… Прогуляюсь, отдохну».

– Сюда, – гавкнул Хорт и подтолкнул в спину.

Я не сразу понял, где оказался. По глазам резануло светом, ослепило. Над головой лязгнуло, за спиной я услышал мерзкий скрежет. Щурясь оглянулся. Хорта и меня разделяла решётка.

– Что это?

– Трап, – ответил Хорт, по-волчьи скаля жёлтые зубы. Сомнений быть не могло, он улыбался. – Это трап, парень. А я траппер.

Глава вторая

Я не находил себе места, метался из угла в угол по камере, как пойманный тигр. «Должен быть выход! Должен! Всемилостивый Случай! Так врюхаться! Поймали как мартышку – дырявым кокосом. На мякине провели, подсунули – подписал. Хорошо хоть не смертный приговор».

– Лучше бы меня затравили собаками! – бормотал я. Бесновался так, что не услышал шагов, и тогда только остановился, когда что-то звякнуло об пол. Миска?

Визгнула в полозьях решётчатая шторка, дюжий бородатый кинод нижней лапой толкнул миску; та, шкрябнув дном, скользнула по кафельному полу в камеру. «Служитель. Кормит питомцев». Мне захотелось наподдать по миске так, чтоб рыбьи тушки разлетелись в разные стороны, но во-первых, страшно есть хотелось, а во-вторых… «Спокойно. Отношения портить не надо, даже наоборот. Самое время разобраться, в какое дерьмо влип».

Кое-что я понял из разговора с Брудом, если это можно назвать разговором. Лай, свара. Поначалу они с Хортом развлекались, перебрасывались замечаниями, когда в клетке везли орущего и брызжущего слюной меня к питомнику, но тут я что-то такое крикнул… Назвал их… Как? А, ну да. Паршивыми дворнягами. Это их почему-то задело; толмач твердил: «Перевод невозможен… Перевод невозможен…» – а они на пару не лаяли даже, брехали. Дурацкая ситуация. Представьте: везёт вас по космодрому роботизированная тележка к баракам; ряженая чиновником бородатая собака через решётку толкует о ваших правах, а вторая собака в комбинезоне и с бакенбардами скалится так, будто имеет на это право… Ну, вы понимаете. Я вспылил. Любой на моём месте не сдержался бы. Себя самого стоило облаять, что и сообщил мне Бруд, когда зачитывал статьи подписанного мною договора. Да, говорил он, вы действительно получили по договору оперативного лизинга туристический лайнер бортовой номер такой-то, приписка Кинода – Закатный архипелаг – Национальный парк, но за лайнером тянется пышный долговой хвост, четыре тысячи пятьсот шестьдесят один кинодский реал, с учётом последней посадки. Желаете оплатить? Да, соглашался он, вы, конечно, можете прервать тур в любой момент, но только после того как внесёте полную стоимость плюс издержки на ваше содержание и трансфер к пересадочной станции. Желаете оплатить? Да, успокаивал он, жизнь ваша и свобода обеспечивается всякими там соглашениями, законный сеанс связи будет вам предоставлен сразу, как только появится техническая возможность, но, к сожалению, порт с незапамятных времён лишен средств дальнего сообщения.

Вот тут я и вспылил. Для затравки высказал, что думаю о Хорте и его бакенбардах, потом прошёлся по экстерьеру Бруда и на закуску назвал обоих паршивыми дворнягами. Зря. Надо было расспросить, почему это в их паршивой псарне нет хотя бы одного паршивого энтенглер-модема, и как они докатились до паршивой жизни такой, но после моего намёка на дворняжность собеседников вопросы задавать стало бесполезной тратой времени.

«Сейчас хотя бы не прощёлкай пастью», – сказал я себе и наклонился за миской, исподлобья глядя на служителя. Он не показался мне злым или высокомерным – крупный, шевелюра кучерявая, уши с заломами. Борода, усы. Морда квадратная. Добродушный амбал.

– Извините… – начал я, с отвращением глядя на рыбу. Терпеть её не могу. Всё что плавает – не еда, а эта мерзость вдобавок ещё и сырая.

– Святые угодья! – Служитель отшатнулся, раззявив пасть. – Говорящая обезьяна!

Я подавил желание швырнуть в него миской. Прошипел сквозь зубы:

– Я не обезьяна, а человек!

Он не сразу пришёл в себя, бормотал: «Что значит, не обезьяна, а обезьяна?»

Опять огрехи перевода? В местном языке слово «человек» отсутствует? Лаяться по этому поводу глупо, надо искать решение.

– Я не обезьяна, а гуманоид!

– Вижу, что ты гомид, – пыхтел, раздувая усы, служитель. – Но они ведь… Правду, значит, говорила Эрделька про говорящих гомидов, а я не верил, и ещё облаял её, чтоб не забивала голову оккультной бредятиной.

– Много ты понимаешь в гомидах!

– Много? Да ничего я в вашем брате не смыслю. Гомиды к нам сюда не попадают, их почему-то везут прямиком в охотничьи угодья или в балаган, смотря по сезону.

«Охотничьи угодья это сафари, а балаган… Балаган мне Хорт не предлагал, втюхивал секс-тур. Этот барак – питомник. Что в таком случае национальный парк?»

– А ты, значит, говорящий гомид, – бурчал служитель, держась лапой за решётку. – Может и те, что в балаган попадают, говорящие? По ним не скажешь, когда они этим делом занимаются. Однажды Эрделька меня туда затащила, давай говорит, хочу глянуть, как они это делают. Смех и грех, блуд фелидский. А ты, значит, говорящий. Хороший парень. Ну скажи тогда, как тебя звать? Кличка имеется?

– Имя моё Иосиф, фамилия Циммерман, – ответил я с достоинством.

– Фамилия? Породный гомид, надо же! – восхитился он. – Мы попроще. Эрды мы, я и моя Эрделька. Ну что, ваша гомидская борзость, откушать изволите или как?

Гордость моя боролась с голодом. Поколебавшись, я ответил: «Сырую рыбу не ем», – и выставил наружу миску.

– Да? Вот ведь как, – проворчал Эрд. – Ну, сушить её для тебя никто не станет.

«Он что же, так и уйдёт?» – Я проводил взглядом жирные тушки, кинулся следом, за решётку схватился, крикнул:

– Эрд!

– Чего тебе ещё? Погоди, я соседа твоего подкормлю, он не такой борзый, ест что дают.

Я пробовал просунуть между прутьями голову, но не вышло. Гулкое коридорное эхо повторило скрежет решётки, звяк стали об кафель, скрип. Затем неизвестный сосед мой принялся громко урчать и чавкать, поедая мою порцию. Я непроизвольно сглотнул слюну, думая: «Ну нет. Сдохну, а сырую рыбу жрать не стану».

Чтобы отвлечься от гастрономических мыслей, стал придумывать, как подъехать к Эрду. Разговорить бы его…

– Что ты хотел? – спросил Эрд, снова явившись к решётке.

– Ты не в курсе, скоро меня отправят в национальный парк? По договору у меня прогулка, почему вы меня в питомнике держите?

– В парк торопишься? Я бы на твоём месте не спешил. Хилый ты с виду, долго там не продержишься. Скоро ли тебя выпустят, спрашиваешь? Это как получится. Как наберётся публика, так и отправят. Сам подумай, чего хозяевам рыбу на тебя изводить без толку, хоть ты её и не жрёшь? Но, думаю, не скоро это будет. Кербер на сворке, возле самого Арбора рыскает, фелиды сейчас полусонные, публику не соберёшь. Вот закатится Кербер…

Эрд оказался словоохотливым, должно быть соскучился среди бессловесных питомцев. Я слушал очень внимательно, временами вставляя замечания, хоть Эрда и не нужно было науськивать. Вот что я понял: Кербером они называют Сириус-Б, Арбор – по-нашему Сириуc-A. Кинода обращается в плоскости орбит звёздной пары, полюсом смотрит на Арбор, поэтому над Архипелагами Полуденного полушария он не закатывается никогда. Когда садится Кербер, наступает время фелид – каких-то местных зверей. По словам Эрда получалось, что дикие фелиды хищны и коварны, но в это время года не проявляют агрессии, по большей части спят. В национальном парке они разгуливают свободно, почтенная публика может всласть насмотреться на игры этих зверей с питомцами. С безопасной позиции. Всё это меня возмутило до крайности, особенно замечание Эрда:

– На тебя бы я не поставил, хоть ты и говорящий. Фелида тебя слушать не станет, сначала отъест голову. Хотя… Сидел у меня один хлюпик вроде тебя, только шестилапый, говорить не говорил, зато летать умел. Крылья у него оказались под панцирем. И бойцом был знатным, потому и выжил. Может, ты летать умеешь?

– Нет, – ответил я, с натугой переваривая информацию.

– Ты боец?

– Да как тебе сказать… – промямлил я.

– Так какого рожна ты в парк торопишься?

«Никуда я больше не тороплюсь. Пожрать бы, поспать, подышать свежим воздухом», – с тоской подумал я, а вслух сказал.

– Да я не в парк, ты не понял. Прогуляться бы…

– А, так тебя вывести надо? Так бы сразу и сказал. Беда с вами. Сидите молчите, пока не обгадитесь, а мне убирать. Ты хоть не огнегадящий?

– Какой?