Колодезная пыль

Из тьмы вынырнула фигура, видная в скудном оконном свете плохо. Экспедитор.

– И что дальше? – спросил он, задравши голову. – Ты спрыгнешь или мне взлететь?

В руках у него Валентин увидел гигантских размеров коробку, подумал сглотнув слюну: «Для Гаргантюа маловато, но мне в самый раз».

– Вас разве не предупредили? Я не могу выйти, потому что… Ну, вы сами видели. И спуститься не могу.

– Так соседей попроси, чтоб через окно забрали.

– Нет там никого и войти туда я не могу. То есть, могу, ключи есть, но…

– Слушай, не парь мне мозги! Есть ключи – открывай. Нет – я поехал. Ты у меня последний сегодня. Ну! Будешь забирать или нет?

Валентину судорогой схватило живот от голода.

– Да! – крикнул он. – Буду! Сейчас! Только не уезжай!

Метнуться по коридору, скатиться по лестнице, отыскать ключ, отпереть – минутное дело. Свет зажёгся только в прихожей, оконные задвижки Валентин искал ощупью, матерно кроя тех, кто обрезал в гостиной Вельможных люстру. Нашёл, открыл. На подоконник лёг жиденький свет, в сумраке искрами посверкивали дождевые капли. Валентин высунулся из окна, щурясь вгляделся. Экспедитор прятался от дождя у стены, под свесом крыши. Ростом метра два, широкоплеч, сутуловат, челюсть квадратная. Вид у него был такой – сожрал бы, но сыт. Добродушный огр. При иных обстоятельствах, например ночью в подворотне, мог бы и напугать.

– Давай сюда. Дай! – попросил Валентин, пожирая глазами коробку.

– Дай уехал в Китай, – буркнул огр. – Распишись сначала.

Коробка перекочевала на подоконник, поверх неё лёг мятый влажноватый лист, потом ручка. Картонная крышка была мягкая, тёплая, и пахло же от неё!..

Валентин торопливо расписался и сунул ручку огру.

– Ни хрена не видно, – ворчал тот. – Света у вас тут нет, что ли?

– Люстру обрезали под потолок, – сообщил Ключик. Поискал, куда бы девать пиццу, чтобы закрыть окно, в итоге на полу пристроил.

– Уроды, – прокомментировал огр. – С одной стороны улицу перекрыли, с другой знак висит, односторонка. Никак не заехать. Тебе звоню – занято. Злость меня взяла. Третий заказ, думаю, псу под хвост. Против шерсти поехал. Сюда заезжаю – яма. Ну, думаю… Ты извини, что наорал. Злость взяла. Куда всё катится? Это что же – три заказа обратно на базу везти? Нет, думаю. Или сам сожру, или…

– Обратно везти? У тебя в машине ещё что-то осталось? – с надеждой спросил Ключик.

– Ну да. Пицца – раз. Ещё пицца – два. Борщ украинский с пампушками – три. Кола…

– Давай! Всё давай, что осталось!

– А как же…

– Наличными, наличными!

– Ага, – сказал огр, исчез в дожде и мигом вернулся, волоча коробки и судки. – Э-э… Там салат ещё.

– Всё неси.

– Ага, – сказал огр и снова исчез.

Ключик принял у него салат и бутылки с колой, расплатился. Огр заметно повеселел. Суя деньги без счёта в карман, спросил:

– Вот скажи, чего народ так распадлючился, а? То не так, это не эдак. На три минуты опоздаешь – визгу, ровно свинью режут. Чуть что – жалоба. А сами? То улицу раскопают, а забор не поставят, то ещё чего. Или вот как у тебя – люстру под потолок, чтоб кто-то после них корячился.

Валентин присел на подоконник боком, обхватил плечи руками – зябко, сыро у открытого окна. Ноябрь.

– Не знаю, – задумчиво сказал он. – Как-то так получилось, что всем на всех плевать. Товарно-денежные отношения.

– Да какие там товарные и денежные! Гадские отношения, вот что я тебе скажу. По себе вижу: те уроды денег не дали, я их матюгами, ты денег за них дал – мы с тобой как лепшие друзья за жизнь болтаем. Не так, скажешь? Вот то-то. Ладно, раз такое дело, я домой. Хватит на сегодня. Меня жена ждёт. Поеду, пока дорогу и с этой стороны не перекопали.

Он махнул рукой и нырнул в дождь.

– Будь здоров, приятного аппетита! – услышал Валентин и крикнул в ответ:

– Спасибо!

Огр благодарственного слова не дождался. Стукнула дверца, прочихался и взревел двигатель. Жёлтые огни габаритов поёрзали туда-сюда в облаках пара, вспыхнули и погасли стопы, фургон развернулся, на миг ослепив Ключика фарами, рванул с места и скрылся там, где некогда был перекрёсток с Черноглазовской, а теперь зиял бетонный рот нижнего яруса дорожной развязки. Прежде чем закрыть окно, Валентин выглянул наружу, опираясь на подоконник. Темнотища. Странно, что напротив нет света в окнах. В девятом номере, когда ни глянь, хоть в три часа ночи, обязательно два-три горят. А теперь нет их. Уличный фонарь почему-то отключен. Жерло тоннеля светится, да ещё какие-то красные лампы слева. Там котлован. Почему не поставили перед ямой забор? Тот, из службы спасения, сказал, что приостановят стройку. Приостановят, и дальше что? Прокуратура, то да сё, но мне легче не станет. Семь дней срок рассмотрения жалобы. За семь дней мир можно сотворить. Да ладно, чего я парюсь, пусть с голубыми слонами прокуратура разбирается, мне-то что. Неделя так неделя. Жратву привозят, что ещё нужно? Эти из службы спасения – хороши гуси. Спасли. Накатали жалобу и заказали пиццу за мой счёт. С плеч долой, из сердца вон. Ну и ладно. Главное что?

Валентин захлопнул окно, защёлкнул задвижки и, нагружаясь коробками, судками и бутылками, провозгласил:

– Главное – есть что есть. Самое время поесть. На голодный желудок думалось плохо, а после еды мозги отказались работать вовсе. Правду сказать, сгоряча Ключик перестарался. Набил брюхо так, что и потерпевшим себя перестал чувствовать, и к артмастерингу оказался категорически непригодным. Какой артмастеринг, когда в башке вместо мозгов желе, руки как из сырого теста, и одного хочется – растечься по ложу. Хоть на полчасика.

– Часик вздремну, – пробормотал Ключик, борясь с зевотой; сходил в гостиную за телефоном (вдруг Ленка), дотащился до кровати, кое-как постелил, через силу разделся (можно было и не, пару часиков всего), и провалился в сон.

***

Он был и его не было. Осями пронизывал он место, где хотел быть, осматривался, бесплотным телом брал ветер, пробовал грунт. Он хотел быть наперекор всему. Склон давит – ничего, подпорную стену туда. Жидковато под ростверком – надо отрастить подлиннее сваи, вцепиться в твёрдь. Всю жижицу, всю мочу выдавить в дрены, прочь. Только бы занять в мире место. Он привязался осями к сторонам света и горизонту. Пора. Хватит прикидывать, надо быть. Его нервы пронизали грунт там, где быть сваям, он ощутил зуд в бесплотных пальцах – миллиарды бессчётные разбирателей взялись за дело, грунт поплыл, стал проваливаться. Заработал дренаж, всасывая жидкую бесполезную грязь, а в растворе уже зародились собиратели. Карбоновые нити вдоль нервов возникли в жаркой силикатной жиже. Быть! Он уперся в склон подпорной стеной, остатки грунта сползли в гигантский желудок-котлован. Быстрее! Когти держат, можно стать твёрдо. Громада ростверка обозначилась в котловане, навалилась на свайное поле, прижала. Хорошо! Ещё бетона, ещё! Зуд всё выше и выше поднимался вдоль осей колонн, костенел бактобетонный скелет; позвоночными столбами росли шахты лифтов, вздёргивались перемычки, и рёбрами, строго по горизонтальным осям, топорщились монолитные плиты. Голодно ему было – ещё бетона! Сухо – ещё воды! Тяжко было не упасть, удержать себя. Микроскопические жилы карбоновой арматуры напряглись, стянули тело, он ощутил упругую свою мощь. Плёнками стен оделся скелет. Под ростверком просел грунт, ветер давил, но всё это пустяки. Надо быть!

Тесно, расти некуда. На юг нельзя, запрет. На запад? В свой черёд. На север? Можно бы… Позже, позже. Ох, как тесно! На востоке у цоколя мелочь, скорлупка. Тоже нельзя?

Артерии и вены снизу доверху пронизали его, вознося к самой макушке воду и унося нечистоты прочь. Мало воды. Сухо в артериях. Если бы не скорлупка на востоке… Он глянул на присосавшегося к водной артерии смешного клопика в дурацкой серой шапке о четырёх углах. Никто такого уже не носит. Из-за него не дают пить. Клоп живой ещё? Если подмыть грунт с этой стороны и поднажать слегка…

Он стал теснить клопа. Треснули скорлупные стены. Ещё! Чтобы разъехались подстропильные балки и схлопнулась кровля. Ну же! Потом растереть в крошку и съесть, а деревянные кости сплюнуть… Кто там копошится?

За миг до того как рухнули стропила жалкой коробёнки, он понял: там, на скате шиферной крыши – это же я!

***

Перед глазами белое. Не вода в висках, а кровь. Душно. «Хватит орать, это был сон, – подумал Ключик. – Опять в шлеме вчера пересидел. Белое – это потолок. В спальне я, а не на крыше. Господи, ну и бред!»

Рядом с ухом заверещал вызов, в мозг воткнулся буравчиком. «От него и проснулся», – понял Валентин. Нащупал телефон, ватной рукой понёс к уху.

– Валя? – в трубке шелестнул незнакомый голос. Ключик заставил себя узнать жену. Что-то случилось?

– Валя, нам нужно серьёзно поговорить.

Влентин Юрьевич что-то промычал в ответ. Серьёзно? В такую рань?.. Он повернул голову, глянул на часы. Десять утра. Не такая и рань. Голова никуда не годится, бутовый камень, железобетон ржавоармированный. Поговорить, да ещё серьёзно?

– Говори, – сказал он хрипло.