– В кандалы его! – распорядился князь. – А ты, Семен, с утра сюда явишься, заменишь пока нашего палача. Я с твоим барином договорюсь. Старайся только.
– Уж постараюсь, ваше сиятельство. – Голос Семена звучал угрожающе. Он повернулся к Ваньке. – Ну, думал, донесешь, так уйдешь от меня? Не уйдешь! Погоди, вот домой вернемся!..
– Червь ты, Семка, – сказал Иван, вставая из-за конторки. – Червь навозный. В дерьме твое место. Я тут все записал, ваше сиятельство. Всё как нужно.
И круто развернувшись, выбежал из пыточной.
Юрьев не остановил, лишь проводил глазами. Подошел к конторке, взял лист, исписанный Ванькой, прочел.
– Пишет правильно, – проговорил он. – Умный малый.
– И добрый, – дополнил отец Иоанн.
– Ничего, жизнь ожесточит, – сказал Юрьев. – Ступай, монах, ты на сегодня свой урок выполнил. Завтра придешь, составим вместе докладную генерал-губернатору.
Отец Иоанн быстро покинул камеру, спеша догнать Ваньку, чтобы сообщить, что книга нашлась. Но Ваньки уже и след простыл.
6
В надежде найти Ваньку, отец Иоанн на другой день сунул книгу в сумку и отправился в дом боярина Мятлева.
Дом был трехэтажный, но узкий, с немецкими выкрутасами – большими окнами, эркерами и небольшим – только ноги поставить – балкончиком на втором этаже. Справа и слева к дому лепились две постройки для челяди – одна для мужиков, другая девичья. В саду среди деревьев стояла часовня. Так Мятлев перестроил усадьбу по своему вкусу, вернувшись из Германии.
Отец Иоанн постучался в одну из построек. И, на свою беду, попал в девичью. Девки, естественно, бродят разобранные, кто в чем, некоторые и вовсе голые. Завидев монаха, завизжали, бросились, прикрываясь, врассыпную. Монах едва спасся. Зато в мужской пристройке встретили его подобающим образом. Но где Ванька мужики не знали: не появлялся тот дома. Ни он, ни Авдей. Хоть ушли втроем с Семеном. Семен, правда, ночует, но от вопросов отмахивается, бирюк. А с утра опять куда-то сбежал. Может, где Ванька и Авдей, барин знает.
Отец Иоанн и сам знал, где Авдей. А где Ванька – стал догадываться. Но к Мятлеву решил зайти, книгу все равно отдать нужно.
Лакей в ливрее с позументами доложил о приходе монаха.
Мятлев принял отца Иоанна в большой светлой комнате. Сам в халате, измазанном красками, палитру и кисти в руках держит. Малевал, значит. Ну, кто бы мог подумать, что боярин таким низким ремеслом занимается!..
– Мыслишь по старинке, монах, – усмехнулся в ответ Мятлев. – В Европе живопись низким ремеслом не считается. В знатных домах барышень даже специально рисовать учат. – И подвел отца Иоанна к мольберту. На треноге стоял портрет молодой женщины.
– Ну, оцени.
– Красивая, – ответил отец Иоанна.
– Невеста моя, – любовно глядя на портрет, сказал Мятлев. – Скоро домой привезу, семейным человеком стану.
– Бог в помощь! – пожелал отец Иоанна и достал из сумки книгу. – Твоя, боярин?
– А, нашлась, – равнодушно взглянув на книгу, сказал Мятлев. – Где взял?
– У Кремля на пожарище.
Боярин хмыкнул:
– Я думал, что Ванька врет.
– А где он, не знаешь?
– Думаю, отлеживается в холопской после порки.
– Нет там его. – Отец Иоанн подробно рассказал Мятлеву, что случилось вчера в пыточной.
– Считаешь, в бега подался?
– А что ему еще оставалось?
– Не бегать от наказания. Виноват – отвечай. – И тут Мятлев, заметив неточность в портрете своей невесты, тронул кистью краску и подправил портрет. – Так лучше, верно?
Отец Иоанн внимательно взглянул на боярина.
– Ты бы не подавал его в розыск, ваша милость. Поймают, вернут его тебе избитым до полусмерти. Жалко парня.
– Жалко, согласен, – откликнулся боярин. – Но в розыск подам; самовольства терпеть нельзя. К тому ж новый камердинер мне не меньше, чем в сто рублей обойдется. Большие деньги, отче, такими деньгами я не разбрасываюсь.
Часть вторая. Скоморох
1
Возле постоялого двора, расположенного на краю Москвы при почтовой станции, горел огонь в бочках, чтобы отгонять зверье. Эта мера была необходима – оголодавшие за зиму волки порой даже в саму Москву забегали. Вот и сейчас огонь отражался в блестящих глазах волков, мелькающих за деревьями.
Ванька сидел в большой комнате для постояльцев, думал куда податься. Решил идти в Тулу. Путь туда, конечно, не близкий, но зато там, в царском оружейном заводе, можно укрыться от розыска. Кроме Ваньки в комнате сидел какой-то барин и за другим столом еще трое хмурых мужиков. Из мешка, лежащего рядом с ними на лавке, торчал гриф балалайки.
С лестницы, ведущей на второй этаж в спальные комнаты, спустилась простоволосая женщина со свечей в руках, подошла к барину:
– Комната готова, ваша милость.
Барин встал.
– Хорошо. И скажи мужу, чтоб карета была готова к рассвету.
Барин поднялся на второй этаж, а женщина повернулась к мужикам:
– Гасите лампаду, ироды. Муж узнает, что я вас пустила, беда случится.
Набросив на голову платок, она вышла. Из окошка было видно, как она промчалась к дому смотрителя.
– Спим! – сказал один из мужиков, видимо, главный, и погасил лампаду.
В темноте мужики улеглись на лавки. Ванька тоже устроился.
Утром, когда Ванька проснулся, мужики уже сидели за столом. На столе лежала снедь: хлеб, соленые огурцы, чеснок, вареный картофель, стояли кружки, наполненные мутной белесой жидкостью.
Ванька, почти сутки не имевший во рту ни крошки, сглотнул набежавшую слюну. И невольно, повинуясь зову брюха, встал, приблизился к мужикам. Главный заметил Ванькин маневр:
– Голодный? – И, угадав по глазам ответ, протянул Ваньке краюху хлеба. – Ну, садись, выпей с нами за упокой души Иннокентия.