Реальность чуда. Записки целителя

Передо мной книга академика РАМН Ю.М.Лопухина «Ленин: правда и мифы о болезни, смерти и бальзамировании». Эта монография базируется на абсолютно секретных документах. Она дает исчерпывающее представление о том, как богатырского здоровья человек, способный участвовать в 40 (!) заседаниях в день и принимать по сложнейшим вопросам до 70 (!) человек в сутки, с помощью профессуры, которую в прямом смысле озолотили, за короткий срок переселился из Кремля в Мавзолей.

Синклит из 17 «гениев» евромедицины за два с половиной года поставил Ленину три взаимоисключающих диагноза:

1. Неврастения (переутомление);

2. Хроническое отравление свинцом (в теле вождя остались две крошечные пульки из пистолета Ф.Каплан);

3. Скандальный, всемирно известный – «сифилис мозга».

Попутно, когда у Ленина начались мозговые явления, а заодно и лекарственное отравление, природу их никто из 17 светил также не распознал. Но Ленин удостоился еще одного диагноза:

4. Гастрит.

По поводу «отравления свинцом» полуживой Ленин перенес тяжелую операцию: извлекли пули. Эту операцию не рискнули произвести в 1918 году, когда Ильич был значительно здоровей.

Для ликвидации «сифилиса мозга» Ленин прошел массированный курс лечения, который включал «препараты мышьяка и йодистых соединений». А также, «принимая во внимание тяжесть симптомов… ртутное лечение в форме втираний». Ленин ежедневно получал чудовищные дозы ртути, которые привели к реальному отравлению мозга, печени и почек. Втирания пришлось отменить.

А вскрытие показало: все четыре диагноза оказались «врачебной ошибкой». Подлинный же диагноз был «студенчески простым»: «распространенный атеросклероз сосудов (мозга. – Б. К.) на почве преждевременного их изнашивания».

Для тибетского медика даже среднего уровня такой промах был невозможен. Как невозможно нормальному человеку выпить керосин вместо воды. Я не говорю о том, что у тибетской врачебной науки, в отличие от европейской, имелись действенные лекарственные средства против склероза. Доказательство: классический тибетский препарат против легочных болезней Жуган-нирнг*а был разработан в IX веке н. э. тибетским медиком Ютогбой, которому к тому моменту исполнилось уже более ста лет.

Как же цвет европейской медицины мог так опростоволоситься? Академик Лопухин объясняет: «В медицине бывают ситуации, когда лечение проводят наугад, вслепую, при непонятной или неразгаданной причине болезни, так называемое лечение ex juvantibus. В случае с Лениным… это так и было».

«А что было бы…» – два

…История любит парадоксы. Один из них заключается в том, что российский «престол» унаследовал не великий князь Алеша Романов, а большевик Владимир Ульянов. Однако и он очутился в положении Алеши, потому что врачебные нравы и при новом, советском строе остались прежними.

Расскажу эпизод, который, к сожалению, не попал в отличную книгу академика Лопухина.

Как и в случае с Алексеем, – существовал реальный шанс спасти Ленина. Восемнадцатым известным нам консультантом у одра Ильича оказался российский врач Александр Соломонович Залманов. На основе опыта народных целителей Залманов разработал метод лечения, который назвал капилляротерапией. Это были горячие ванны с добавлением эмульсии скипидара. Ванны расширяли и очищали кровеносные сосуды. Во время процедуры и после нее в теле больного происходила мощнейшая прокачка крови, которая очищала прежде всего капилляры. Субъективно у пациента возникало редкое ощущение промытости всего тела изнутри. (Знаю: проверял на себе).

В ситуации с Лениным то было единственное средство, способное ему реально помочь. Есть основание думать, Ленину от скипидарных ванн стало существенно легче, потому что Залманова… выслали. Не в глушь, не в Саратов, а… за границу, в Париж – чтобы не смог вернуться и долечить «дорогого Ильича». В Париже изгнанник построил клинику, стал невероятно знаменит и богат. На берегу Сены Залманов написал свой бестселлер «Тайная мудрость человеческого организма».

И в истории с Владимиром Ильичем ненависть евросветил к народным методам врачевания дорого обошлась России и всей Европе. Если бы Ленин получил реальную помощь, когда его болезнь только возникла (а развивалась она постепенно, и «профессиональный интеллект», по свидетельству Лопухина, сохранялся у Владимира Ильича «до последней финальной стадии»), Ленин мог бы продержаться в активной политике еще несколько лет.

Ленин – фигура страшная, но он был цивилизованней Сталина. Его программа НЭП дала толчок к возрождению России. Ленин был противником сплошной коллективизации. Допустим, он мог бы избежать ошибок во внешней политике, которые способствовали приходу к власти Гитлера… Жизнь на Планете могла бы стать значительно спокойней. Этого не произошло по вине врачей, которые не смогли отличить атеросклероз от сифилиса, но не подпустили к вождю более сведущих специалистов.

Имена профессоров, которых нужно считать прямыми виновниками смерти В.И.Ленина, известны. Перечислять их противно.

Глава V

Судьба великих тибетских медиков в России

Династия Бадмаевых

Но вернемся к П.А. Бадмаеву. Жизнь его после залпа «Авроры» протекала в трех точках: дом, врачебный кабинет в Петрограде и подвалы ПетроЧК. Время от времени Бадмаева из подвалов выпускали, чтобы вскоре заточить снова. Обвинение оставалось одно: «Зачем лечил царскую семью?» Он отвечал: «Я по своей профессии интернационалист. Я лечил лиц всех наций, всех классов и крайних партий…» От унижений и тягот великий врач умер в 1920 году. За год до смерти он писал из камеры к председателю ПетроЧК Медведю, что ему 109 лет…

На этой трагедии несчастья семьи Бадмаевых не закончились.

В начале 1970-х годов в Ленинграде, в Институте мозга им. Бехтерева, я познакомился с доктором медицинских наук Кириллом Николаевичем Бадмаевым. Он пригласил меня к себе домой. Мой новый знакомый был сыном Николая Николаевича, племянника Петра Александровича Бадмаева.

Николай Николаевич с детства обучался тибетской врачебной науке. В Петербурге закончил, по традиции, Медикохирургическую академию. В гражданскую служил в Красной Армии. После войны жил в Ленинграде. Был консультантом Лечсанупра Кремля («Кремлевки»), лечил Бухарина, Ворошилова, Куйбышева, Горького, Алексея Толстого и других.

Как и его дядя, Н.Н.Бадмаев мечтал открыть клинику тибетской медицины и обучать своему искусству. С этой целью трех своих сыновей послал в медицинский институт.

А затем обратился к кому-то из именитых пациентов с просьбой помочь создать клинику. Кирилл Николаевич показал мне вырезку из газеты «Ленинградская правда» за 1937 год. В ней говорилось, что принято решение открыть в Ленинграде, в Максимилиановском переулке (там находилась единственная в городе платная поликлиника), еще и клинику тибетской медицины. Ее руководителем был назначен Н.Н.Бадмаев.

Через сутки после публикации Н.Н.Бадмаев был арестован. Больше никто и никогда его не видел. По документам, которые позднее нашел писатель Борис Сергеевич Гусев, внук П.А.Бадмаева, Николай Николаевич был расстрелян как шпион.

Любопытно, что аресту Николая Николаевича сопутствовали небывалые подробности. Семья осталась жить в прежней отдельной квартире. Сыновей не исключили из комсомола и из института. Не было обыска, и остался нетронутым архив с бесценными рецептами и методиками.

Сыновья Николая Николаевича стали врачами. Двое – докторами наук. Тибетской медицине посвятил себя лишь один, Андрей Николаевич, с которым мне тоже довелось познакомиться. Но отец не успел обучить его искусству диагностики по пульсу. Андрей Николаевич пользовался европейскими способами диагностики и выдавал лекарства «от почек», «от печени». Но представления о причинах болезни у европейских и восточных медиков не всегда совпадают.

Большую работу по сохранению и пропаганде научного наследия Петра Александровича Бадмаева проделал его внук, Б.С.Гусев. С Борисом Сергеевичем, который мальчишкой попал на войну, я учился вместе в пединституте им. А.И.Герцена в Ленинграде. Журналист и писатель, Борис Сергеевич собрал и опубликовал большую часть научных трудов своего деда. Среди них – перевод классического труда по тибетской медицине «Жуд-Ши». Гусеву принадлежит и великолепная книга «Петр Бадмаев. Крестник императора. Целитель. Дипломат».

Судьба вторично свела Бориса Сергеевича и меня через много лет уже как людей, причастных к восточной медицине. Случилось это после появления на страницах газеты «Совершенно секретно» моего очерка «Тайны тибетских лам». Но лечением Борис Сергеевич никогда не занимался.

Многие навыки, приемы, производственные секреты, рецепты и традиции великой школы Бадмаевых оказались утрачены.

Галдан Ленхобоевич Ленхобоев

Еще одна великая и трагическая судьба. В 1972 году я познакомился и подружился с Галданом Ленхобоевичем Ленхобоевым. Он был избран действительным членом Географического общества СССР – за помощь академику А.П.Окладникову в открытии знаменитых наскальных рисунков; был членом Союза художников СССР – за миниатюрные скульптуры из камня, которые выставлялись на международных выставках. Ленхобоев носил звание заслуженного изобретателя РСФСР – за 400 с лишним изобретений и усовершенствований. При этом более 40 лет Ленхобоев проработал в Улан-Удэ простым формовщиком в литейном цехе.

Живя в Бурятии, Ленхобоев в возрасте 4 лет был взят в монастырь. Там по 10–12 часов в сутки он обучался искусству лекаря. Его руки художника идеально подходили для овладения пульсовой диагностикой.

Когда в СССР началась война с богами, в Бурятии были взорваны все буддистские храмы. Лам-лекарей расстреливали из пулеметов. Мальчишку Галдана сначала прятали, а затем тайком устроили формовщиком на завод. Лишь выйдя на пенсию, на старости лет Ленхобоев позволил себе заняться главным делом своей жизни – он стал лечить средствами тибетской медицины. Ленхобоев помнил все уроки, полученные в детстве.

С разных концов Бурятии к Ленхобоеву потянулись люди. Бывали дни, когда он принимал до 400 человек. Диагностика занимала у него 10–15 секунд. Она всегда была очень точной: я часами наблюдал за его работой. Послушав пульс, Ленхобоев говорил несколько слов ассистентке. Она подбирала и отдавала больным заранее приготовленные порошки, которые различались по номерам.

В Москве со временем возникло содружество пациентов Ленхобоева. Каждый, кто ездил к нему в Улан-Удэ, привозил аккуратно упакованные индивидуальные наборы порошков для каждого пациента или для каждой семьи. В строго определенный час мы все съезжались к «связному». Шел бурный обмен информацией: «Как там наш Галдан?.. А как, Иван Иванович, самочувствие вашей жены?.. Правда, что ваш сын уже может ходить школу? Ему не тяжело?» Информация об отдаленных результатах была, как правило, положительной. Иногда – сенсационной: к жизни возвращались обреченные.

Хотя почкам моего Сережи порошки Галдана Ленхобоевича (редкий случай!) помогли слабо, в целом и Сережа себя чувствовал лучше.

В Улан-Удэ по утрам к Ленхобоеву выстраивались длинные очереди. Бурятский обком КПСС сначала смотрел на такую популярность снисходительно. Но когда стали съезжаться люди со всего Советского Союза (никакой предварительной записи не требовалось), обком эту «индивидуальную трудовую деятельность» прикрыл. Однако сами обкомовцы продолжали у Ленхобоева лечиться. Разумеется, бесплатно. От обкомовских работников о тибетском медике узнала Москва. Ленхобоева стали регулярно вызывать в Кремлевку. Он показывал мне визитные карточки Г.К.Жукова, Р.Я.Малиновского, генконструктора А.С.Яковлева и др. Лечилась у Галдана Ленхобоевича и вся литературно-художественная Москва.

В 1972 году, когда Ленхобоева начали особенно сильно прижимать, я взял в «Литературной газете» командировку в Улан-Удэ. Перед этим в той же «Литературке» я опубликовал восемь интервью с выдающимися медиками (учеными и практиками) об оздоровительных возможностях хатха-йоги и йоготерапии. Семь собеседников, среди которых был академик П.К.Анохин, высказались за применение древнеиндийских средств и методов для лечения больных. Это стало сенсацией. На гребне успеха я спешил напечатать очерк о возможностях тибетской медицины. Таким способом я надеялся заступиться за Ленхобоева.

Очерк я написал. Ленхобоеву он понравился. В редакции тоже. Но сначала очерк отказался визировать обком, а следом и ЦК – тот самый отдел, который регулярно вызывал Ленхобоева на консультации в Кремлевскую больницу. Без этих виз заместитель главного редактора «Литературной газеты» А.П.Удальцов печатать материал не мог.

Каждый шаг Ленхобоева контролировали. Кого он лечить должен, а кого – нет, в Москве и Улан-Удэ решали партийные клерки. Я однажды спросил Ленхобоева, почему при колоссальных возможностях тибетской медицины он не спас Жукова и Малиновского.

– Очень поздно вызывали, – ответил Галдан Ленхобоевич. – Врачи тянули с приглашением до последней минуты. Когда меня вызвали к Жукову первый раз, я ему помог. Он подарил мне визитную карточку с домашними и дачными телефонами: «Звони, – сказал, – если будет нужно». А второй раз я прилетел, когда уже ничего нельзя было сделать. То же с Малиновским.

Хочу напоследок рассказать одну дикую историю. Она приключилась в Улан-Удэ, на квартире Ленхобоева, у меня на глазах. Средь бела дня из обкома прибежал заведующий отделом науки. Это был невежественный болтун. Когда я прилетел в Улан-Удэ и официально представился ему (таков был тогдашний порядок), он заявил: «Вы приехали писать о Ленхобоеве? Вы бы лучше позвонили. Я бы вам отсоветовал. Это недоучка. Это шарлатан. Я сам у него пробовал лечиться – стало только хуже».

Вечером мы сидели за столом. Ленхобоев устроил прием в мою честь. Собралось много народу. Внезапно я услышал знакомый голос:

– Где мой дорогой Галдан? Где мой золотой друг, который еще не знает, что у меня закончились его порошки? – и в комнату влетел завотделом науки.