Вечером «4 рота… выслала из Перкино разведку в 15 штыков и 10 сабель для уничтожения грабителей на лесопильном заводе в Горельском лесничестве».
Тот же день, 21 час. «Разведкой установлено, что шайка грабителей 6–8 человек скрывается на границе леса 2-го боеучастка в районе Троицкая Дубрава».
11 июля. Утро. «Остатки банды… под командой Шохина… численностью 35 всадников… расположились на озере Иняево… с целью захватить нужное количество голов из крестьянских стад…».
22 часа 10 минут. Из штаба 5-го боевого участка на имя Голикова поступает приказание: «Оперативно. Секретно. По сведениям агентурной разведки, разрозненные банды, оперировавшие на территории боеучастка, слились в одну банду… Командующий войсками (губернии М.Н. Тухачевский. – Б.К.) приказал: «С получением сего немедленно выслать команду ночных разведчиков вверенного Вам полка по маршруту Моршанск – Крюков – Ивенье – Перкино…, дав задание нащупать вышеуказанную банду…».
Понятно, что ни один выход бойцов на задание не происходил без согласия командира полка. Время суток при этом во внимание не принималось. Голиков находился у себя в штабе днем и ночью. Спал урывками.
Масштаб операций ширился.
Приказ начальника 5-го боевого участка Пильщикова командиру полка Голикову: «По сведениям войсковой разведки, в районе села Хмелино оперирует банда Коробова-Попова численностью до 300 всадников… К 5 часам 21/VII выслать команду контрразведчиков вверенного вам полка… В случае обнаружения банды, не дожидаясь особых приказаний, немедленно атаковать ее и уничтожить».
Из оперативной сводки:
21 июля. «В 16 часов 30 минут в Перкинском лесничестве… обнаружена банда Коробова… в 200 сабель. После не долгого боя банда рассеялась…
В 23 часа… вновь обнаружена банда Коробова. Была послана еще (одна. – Б.К.) команда в 29 штыков».
25 июля. «В 16 часов 30 минут в Перкинском лесничестве… была окружена банда Коробова в числе до 200 сабель. После короткого боя банда рассеялась…».
Голиков – Тухачевскому: «Я знаю, как бескровно остановить мятеж!»
Ежедневные стычки с небольшими отрядами мятежников ничего не решали.
Противостояние завело страну в тупик. У нее больше не было средств содержать на Тамбовщине громадную армию. Выходом могло стать только полное прекращение боевых действий. Мятежники голодали. Запасы, рассчитанные на «молниеносную войну», давно кончились. Власти предлагали: «Выходите и сдавайтесь!» Соглашались единицы.
Обе стороны, изнемогая, желали одного и того же: конца противостояния. При этом они как бы не слышали друг друга. У них не было общего языка.
«Но почему?» – снова спрашивал себя Голиков. Ответ не приходил.
Как раз в ту пору над лесами стали кружить самолеты. Они разбрасывали листовки с угрозой: «Не выйдете – забросаем вас химическими снарядами!» Это был способ устрашения, который свидетельствовал о бессилии. У Красной армии не было противогазов. Изменись направление ветра во время химической атаки, жертвами отравления стали бы и красноармейцы, и крестьяне из соседних деревень. Какой здесь мог быть выход?
Напоминаю, что у семнадцати летнего Голикова был мощный аналитический ум. Интеллект подсказывал один за другим варианты выхода из создавшегося положения, которые Аркадий Петрович сам же браковал. Однажды, после нескольких бессонных ночей, когда командира не покидало чувство, что решение совсем рядом, – оно, действительно, к Голикову пришло.
Голиков, который находился в городе Моршанске, позвонил в Тамбов Тухачевскому. Командир 58-го полка просил его принять.
– Товарищ командующий, – сказал Голиков, когда Тухачевский предложил ему сесть, – я помню ваши слова о том, что мятеж идет на убыль. И что главная задача теперь – перекрыть пути доставки в лес продовольствия и медикаментов. Но в лесу еще остается от десяти до двенадцати тысяч мятежников. Даже если они будут жить впроголодь, это все равно большая сила. С нашей стороны боевые действия в лесу невозможны. Засады нас там будут ждать на каждом шагу. Потери могут получиться огромными, а результат – мизерным. Война может тянуться еще не один год.
– Вы знаете, как сделать, чтобы мятежники вышли из леса? – спросил Тухачевский.
Да, знаю. Для этого нужно изменить ваш приказ.
– Мой приказ? Какой?
– Приказ № 130 от 12 мая 1921 года: «Всем крестьянам, вступившим в банду, немедленно явиться в распоряжение советской власти, сдать оружие и выдать главарей».
Задача, которая поставлена здесь, крайне трудная. Но предположим, что Сидор Иванов из леса вышел. По дороге он совершил подвиг: оглушил и принес на себе взводного командира. Что он может получить в награду за героизм? Свободу? Право жить с семьей? Обрабатывать землю (если она у него имеется)?
Но слов о прощении в вашем приказе нет. Вместо них имеется странная фраза: «Добровольно сдавшимся бандитам смертная казнь не угрожает». А что им угрожает? То есть приказ сообщает, что угроза все равно остается. Какая? Приказ не разъясняет.
Что сегодня происходит в реальности? Вот человек добровольно вышел из леса, сдал оружие, даже привел кого-то из оглушенных командиров. Как с ним поступают? Его поздравляют? Его благодарят? Нет. Его все равно отдают под суд. Его судят наравне с теми, кто был пойман чекистами или схвачен в плен во время боя. Что дальше?
А дальше какой-то спившийся юрист, желая показать свою преданность советской власти, придумал леденящую кровь процедуру.
Человека, который добровольно сложил оружие и вдобавок привел своего же лесного командира, судят наравне с остальными; приговаривают за антисоветскую деятельность к смертной казни, к расстрелу.
Раскаявшийся антоновец, слушая очень длинный приговор, успевает десять раз пожалеть, что доверился нашей листовке. Он видит и слышит, что советская власть его обманула. У него еще остается время мысленно попрощаться с семьей, понимая, что уже никогда ее не увидит. Как только закончат читать приговор – его расстреляют. Это известно всем подсудимым.
Неожиданно председатель трибунала объявляет: «Но, принимая во внимание, что Сидор Иванов добровольно вышел из леса, сдал винтовку и привел своего взводного командира, на основе приказа № 130 командующего войсками Тамбовской губернии…».
Подсудимый в доли секунды начинает понимать: происходит обещанное. Его сейчас отпустят домой. И он через день-два увидит всю родню. Он сможет заняться хозяйством…
А председатель заканчивает чтение: «…заменить Сидору Иванову смертную казнь через расстреляние десятью годами исправительных работ… Однако, учитывая амнистию в честь 7 ноября, сократить срок пребывания в заключении до пяти лет».
Значит, домой в самом лучшем случае он вернется еще не скоро. Что произойдет за пять лет с хозяйством, с женой, с детьми и со скотом, – сегодня не может сказать никто.
Вот почему на ваше предложение к мятежникам: «Сдавайтесь в плен, а также приводите с собой командиров» не отозвался не один человек. На какую массовую сдачу в плен при таких условиях можно рассчитывать?
– Что же вы, Аркадий Петрович, предлагаете? – было похоже, что беседа с Голиковым начинает Тухачевского утомлять.
– Нужно объявить: «Если человек вышел из леса, отдал оружие – он свободен от наказания. Безо всяких оговорок». Раскаявшийся антоновец должен знать и помнить только одно: если он разоружится, советская власть его простит и отпустит домой.
– А как, – саркастически улыбнулся Тухачевский, – те же крестьяне узнают, что условия сдачи в плен переменились?
– Это, Михаил Николаевич, – очень серьезно ответил Голиков, – я тоже продумал. Считаю, что действовать нужно через семью. Что условия сдачи в плен переменились, должны узнать сначала в деревнях. Родственники тех, кто служит Антонову, должны стать нашими главными союзниками и помощниками. Они сообщат в лес, что условия сдачи в плен стали другими, что теперь не нужно бояться ни расстрела, ни пяти летнего срока заключения. Не мы с вами, а родня будет уводить своих сыновей и мужей из леса домой…
Таким оказался план семнадцати летнего Аркаши Голикова по бескровной ликвидации Антоновского мятежа.
Как закончить нескончаемую тамбовскую войну, думали многие командиры на Тамбовщине. Не меньше народу занималось той же проблемой в Москве во главе с Председателем Совнаркома Лениным. Выход нашел самый молодой командир Красной армии.
Проект не требовал добавочной живой силы. Не предлагал стрельбы химическими снарядами по лесным зарослям. Для окончания кровавой войны Голиков предложил всего лишь изменить формулировку в приказе, который Тухачевский подписал, не вникнув до конца в его садистский смысл. Тухачевский дал согласие на осуществление плана Голикова. Как этот план оказался реализован, подробно рассказано в моей документальной повести «Мальчишка-командир».
Здесь лишь кратко сообщу итог.
Из приказа командующего войсками 5-го боевого участка от 15 августа 1921 года (напомню, что главной боевой единицей участка был 58-й Нижегородский полк. Он квартировал в Моршанске. Им командовал А.П. Голиков):
«В настоящее время все вооруженные бандитские шайки, оперирующие но Моршанскому уезду, красными частями разбиты. Сотни бандитов с оружием добровольно сдались… В течение двух месяцев в нолевую комиссию добровольно сдались более шести тысяч злостных дезертиров, которые если не явно, то косвенно были помощниками и резервом бандитского движения. Раскаявшись в этом, они уже служат честно в рядах Красной Армии».
Шесть тысяч молодых и не очень молодых людей перестали участвовать в братоубийственной войне. Шесть тысяч потенциальных и явных врагов в благодарность за проявленную к ним человечность пожелали служить в Красной армии. Шесть тысяч больших, многодетных семейств перестали считаться врагами советской власти. Это означало, что десятки тысяч людей оказались выдернуты из круговерти войны.
Таким на самом деле оказался непосредственный результат пребывания Аркадия Голикова на Тамбовщине.
Таким оказался реальный вклад будущего писателя в разрешение тамбовского конфликта. Власть и мятежники внезапно услышали друг друга. После этого бунт резко пошел на убыль.
Небывалая награда за бескровную победу
В Тамбовской армии начались официальные торжества. Награды сыпались (в прямом смысле!) мешками. За храбрость и самоотверженность командиры и рядовые получали ордена Красного Знамени, золотые часы и даже золотые портсигары. Многим вручали заграничные браунинги с золотыми и серебряными монограммами на рукоятках.