Искусство охоты на благородную дичь

– Тебя дедушка просил за мной присмотреть, между прочим, – подколола я его.

– Вот когда подозрительные лица мужского пола вокруг тебя начнут вертеться, тогда и поговорим. Тило, как же тебе повезло, что у тебя нет младшей сестры, не представляешь!

– У меня старшая есть. Поверь, это намного хуже, – отшутился друг. Правда, он при этом поморщился, как будто у него зуб заболел.

Берти решил показать свою комнату, чтобы в случае чего не пришлось его искать. Я засомневалась, что меня ожидают в ближайшее время неприятности, но посмотреть, как он живет, было интересно. По размерам комната оказалась такой же, как наша с Инессой, но, Богиня, как же она была захламлена! Везде валялись вещи и стояли какие-то совершенно непонятные приспособления. Я покачала металлический рычажок на одном из них и была остановлена дружным воплем:

– Ничего здесь не трогай!

– Иди к столу, – приказным тоном заявил брат. – И учти: если чего-нибудь испортишь, выставлю тут же, не посмотрю, что сестра, и жалуйся потом дедушке.

Я сцепила шаловливые руки в замок и испуганно прошмыгнула к столу. Мне оставалось только со стороны рассматривать все, что здесь стояло, раз уж касаться ничего нельзя. А посмотреть там было на что, хотя я и понятия не имела, для чего это все нужно. Я старательно не замечала, как парни торопливо запихивают валявшуюся одежду почему-то под кровать, а не в шкаф. Да уж, Берти аккуратностью сам никогда не отличался и, видно, друга такого же подобрал. Говорить я ничего не стала – и так было заметно, что им неудобно.

О том, что так и не знаю, как пользоваться этим проклятым магическим кругом для готовки, я опять вспомнила, когда брат поставил передо мной чашку с дымящимся напитком и вазочку с сухариками. Сухарики сразу показались очень старыми, но я все же взяла один, из вежливости, и попробовала укусить. Это не получилось – сухарик упорно сопротивлялся зубам, и я не была уверена, что последние победят. Наконец я решила, что зубы дороже демонстрации хорошего воспитания, и отложила этот кусок камня.

– Берти, мне кажется, эта вазочка вместе с содержимым досталась вам от предыдущих жильцов, – намекнула я брату на древность угощения.

– Бери выше, – не смутился он, – первым ее владельцем был наш ректор, лорд Гракх в свою бытность студентом. А дальше передавалось от поколения к поколению. Гордись, ты прикоснулась к настоящей истории!

Я выразительно хмыкнула, показывая отношение к его словам – басен на сегодня наслушалась. Да за эти годы студенты только из принципа бы все сгрызли, что я брату и сказала. Он засмеялся и даже не подумал предложить что-то взамен. Дитер вытащил из кармана конфету и протянул мне. Обертка у нее была несколько потерта, но сама конфета оказалась куда моложе сухарей. Везет же некоторым с братьями, он, поди, своей сестре зуболомательные сухари не подсовывает!

В дверь постучали. Берти подкинулся, как будто только этого и ждал, и бросился открывать. Кто там стоял, я не увидела. Успела только заметить, что это девушка, как брат выскочил в коридор и дверь за собой прикрыл.

– Дитер, а кто это? – я косила глазами в сторону двери и пыталась услышать хоть слово.

– Понятия не имею, не рассмотрел, – с совершенно честным лицом ответил он.

Я помолчала, пытаясь все же уловить хоть какие-то звуки из-за двери, но тщетно, – оттуда доносился только невнятный шум. Это ужасно огорчало – у брата роман, о котором я ничего не знаю. Дитер попытался отвлечь рассказом об особенностях преподавателей академии, а я вдруг решила спросить:

– Скажи, а почему ты пошел в эту академию, а не в Военную?

– Не твое дело! – грубо ответил он.

И это было настолько неожиданно, что у меня даже слезы на глаза навернулись от обиды. Но парень и не подумал извиниться, отвернулся и уставился в окно, как будто там было что-то, требующее его неусыпного внимания. Я тоже молчала и смотрела внутрь чашки, там так красиво плавали листочки. И как я могла подумать, что в этом типе есть что-то хорошее, кроме заплесневелой конфетки? Хам он, самый настоящий.

Вернувшийся с сияющим лицом брат не заметил нашей размолвки. Он думал о чем-то своем, на вопросы отвечал сначала невпопад, а потом и совсем перестал, поэтому вскоре я с ним попрощалась, демонстративно не замечая Дитера, и ушла. Даже чай допивать не стала. Возвращаться в общежитие не хотелось, но выбора все равно не было. На удивление в комнате было пусто, соседка валялась на кровати с очень недовольным видом. Неужели выросло количество сомневающихся? Или хвалили недостаточно усердно?

Тишина напрягала, я не знала, чем себя занять и решила хотя бы тут попить чай. Подошла к кухонному уголку и с тоской вспомнила, что так и не выяснила у брата, как пользоваться этой штуковиной. Но у меня под боком есть консультант.

– Инесса, скажи, пожалуйста, как этот круг включить?

Она недовольно скривилась, но встала и подошла. Потыкала пальцем и глубокомысленно объявила:

– Какая-то древняя модель. Я с такой ни разу не сталкивалась. Я работаю только на современных плитах, а не подобном старье. Этот хлам давно пора выбрасывать, но, видать, академия нищая, экономит на всем.

На языке так и вертелось «Что ж ты из своей богатой академии уехала?», но это непременно привело бы к скандалу, так что я просто молча вышла и постучала в соседнюю комнату. Дверь открыла девушка, с которой я сегодня уже встречалась и которая выразила сомнение в охотничьих успехах Инессы.

– Добрый вечер, – вежливо сказала я. – Меня зовут Эрика Штаден. Не поможешь разобраться с кругом для готовки?

– Катарина Нойман, – представилась та. – А что у соседки не спросишь? Она наверняка знает. Великая кулинарка все-таки…

– Она не знает. И сомневаюсь я, что она вообще что-то умеет, – честно призналась я.

Кати пригласила к себе и показала, что нужно делать. Неожиданно мы разговорились, и через некоторое время болтали уже как лучшие подруги. Ее соседкой оказалась та легковерная Софи, что так восхищалась Инессой, но сейчас ее в комнате не было. Как жалко, что мои намеки до Софи не дошли. Ведь насколько было бы всем лучше, живи она с Инессой, а я – с Катариной.

Глава 4

Пока не начались занятия, мы с Катариной часами гуляли по Гаэрре. Столицу я знала плохо, моя новая подруга тоже, так что каждый день приносил множество открытий, иногда приятных, иногда – не очень. Так мы выяснили, что близко к Военной академии лучше не подходить: курсанты слишком настойчиво навязывали свое общество. Против военных я ничего не имела, да и обратное было бы странно, учитывая, что и отец, и старший брат служат в гармской армии, но иноры в форме, в таком количестве пытающиеся знакомиться, меня пугают. Поэтому мы теперь гуляли подальше от Военной академии. И подальше от нашей. Из комнаты я уходила как можно раньше и возвращаться туда не торопилась, только на ночь, чтобы сразу лечь спать.

Но даже почти не пересекаясь, мы умудрились поругаться с соседкой. Началось все достаточно невинно. Инесса потребовала убрать картинку, нарисованную Мартиной.

– С чего это вдруг? – удивилась я.

– Она оскорбляет мои эстетические чувства. Это же ужас. Я с пяти лет занимаюсь рисованием, надо признать, очень успешно, но ни разу еще не видела такого убожества.

– На мой взгляд, очень даже миленькая картинка, – не согласилась я.

– Миленькая? – взъярилась Инесса. – Отвратительный грязный фон! Отвратительный подбор оттенков! Отвратительные цветы на рисунке! Не бывает таких растений в жизни!

– Очень даже бывает, – заупрямилась я. – У нас рядом с поместьем именно такие и растут, и Мартина очень хорошо передала их особенности.

– Сразу видно дилетанта. Ты ничего не понимаешь в живописи! – презрительно бросила соседка. – Можешь любоваться этой дрянью сколько хочешь, только чтобы на стене она не висела!

– Картинка будет висеть там, где я считаю нужным, – отрезала я. – Мне она нравится и напоминает о подруге.

Несколько девушек, присутствующих при разговоре, неодобрительно зашумели, пытаясь меня убедить, что нужно уважать мнение соседки. Она разбирается в живописи, и ей оскорбительно видеть такое каждый день. Я ответила, что смотреть ее никто не заставляет, и ушла. Но когда я вернулась, Мартинина работа была частично изорвана, частично сожжена. Если бы ее только порвали, то можно было бы что-то сделать, попросить брата восстановить, но сожженное…

– Кто дал тебе право портить мои вещи? – в ярости я обратилась к Инессе.

– А я тут при чем? – недоуменно захлопала она глазами она. – Меня в комнате вообще не было. А когда я пришла, это убожество уже было в таком виде. Вон Софи подтвердит.

Софи залепетала что-то в поддержку своего кумира, но я им не поверила.

– Ну конечно, кто-то специально сюда проник, чтобы уничтожить никому не мешающую, кроме тебя, картинку, – язвительно сказала я.

– Не у меня одной хороший художественный вкус, – невозмутимо ответила соседка. – Это убожество могло оскорбить эстетические чувства еще кого-нибудь. Если ты помнишь, уговаривала убрать ее не только я.

Конечно, можно предположить, что это постарался кто-то из инессиных восхвалителей, чтобы заслужить ее одобрение, но бегающие глазки обвиняемой не позволяли в это поверить. Я много бы чего ей наговорила, если бы не пришел брат, которому я сразу пожаловалась.

– Запирайте двери, и будет вам счастье, – выслушав, заявил он. – Что за безалаберность? Люди разные бывают, в следующий раз картинкой не ограничатся.

– Мы непременно будем запирать, – ответила Инесса.

– Я иноре Пфафф жалобу напишу, – мстительно глядя на нее, решила я. – Прямо сейчас.

Соседка заметно изменилась в лице, так что я твердо уверилась, что порча картинки – ее рук дело.

– Никто не будет из-за такой ерунды устраивать расследование, – заметил Берти, после его слов на лице Инессы проступило заметное облегчение. – Да и времени нет. Эри, от тети принесли записку, просит срочно прийти.