Американские заметки

Я никак не могу утверждать вместе с другими авторами, что наличие в Америке всевозможных религиозных сект в какой-то мере можно объяснить отсутствием государственной церкви, – я, напротив того, считаю, что, если она будет установлена, народ – в силу самого своего характера – отвернется от нее, хотя бы уже потому, что это установленная церковь. Но допустим, что она существует, – я беру под сомнение ее способность успешно объединить всех разбредшихся овец в одно большое стадо, хотя бы потому, что в стране бытует слишком много верований; и еще потому, что я не вижу в Америке такой формы религии, с какой мы не были бы знакомы в Европе – или даже у себя в Англии. Сектанты здесь развивают бурную деятельность, как и все прочие люди, просто потому, что это страна деятельных людей; они создают свои поселения, так как здесь легко купить землю, и возводят деревни и города там, где не ступала нога человека. Ведь даже шекеры и те эмигрировали из Англии; наша страна достаточно известна и Джозефу Смиту, апостолу мормонов[132 - Джозефу Смиту, апостолу мормонов… – Дж. Смит (1805—1844) – основатель секты мормонов, по происхождению англичан.], и его невежественным последователям; я сам видывал в иных наших больших городах такие религиозные радения, какие едва ли могут превзойти на своих сборищах американские сектанты в лесной глуши; и я далеко не уверен, что всякий обман, использующий суеверие, с одной стороны, и всякое доверчивое безудержное суеверие – с другой, ведут начало из Соединенных Штатов и что мы не можем сопоставить их с такими явлениями, как миссис Сауткот, Мэри Тофтс[133 - Саускотт Мэри Тофтс… – Том из Кентербери – английские религиозные фанатики конца XVIII – начала XIX века.], занимавшаяся разведением кроликов, или даже мистер Том из Кентербери, который подвизался в просвещенную эпоху, когда времена мракобесия давно миновали.

Республиканский строй несомненно укрепляет в народе чувство собственного достоинства и равенства; но в Америке путешественник должен всегда напоминать себе о его существовании, чтобы не возмущаться то и дело близостью той категории людей, с которой ему на родине не пришлось бы сталкиваться. Фамильярность в обращении, когда к ней не примешивалась глупая спесь и когда она не мешала добросовестному выполнению обязанностей, никогда не оскорбляла меня; и мне почти не пришлось познакомиться на собственном опыте с ее грубым или неприятным проявлением. Раз или два это было довольно комично, как, например, в описанном ниже происшествии, – но это был лишь забавный случай, а не правило.

В одном городе мне понадобилась пара башмаков, так как мне не в чем было ехать дальше; я взял с собою только знаменитые башмаки на пробковой подошве, но в них было слишком жарко на огнедышащих палубах пакетбота. А посему я отправил одному артисту сапожного дела записку, в которой приветствовал его и сообщал, что буду рад его видеть, если он не откажет в любезности навестить меня. Он очень мило попросил передать в ответ, что «заглянет» в шесть часов вечера.

Примерно в указанное время я лежал на диване, читая книгу и потягивая вино из бокала, когда дверь отворилась и в комнату вошел джентльмен в стоячем воротничке, в шляпе и перчатках, на вид лет тридцати или около того; он подошел к зеркалу, поправил прическу, снял перчатки: не торопясь извлек мерку из самых недр кармана своего сюртука и томным голосом попросил меня отстегнуть штрипки. Я повиновался, но с некоторым удивлением поглядел на шляпу, которая все еще оставалась у него на голове. Возможно, поэтому, а возможно, из-за жары – он снял ее. Затем он сел на стул напротив меня; уперся локтями в колени; потом, низко нагнувшись, с большим усилием поднял с полу образчик лондонского мастерства, который я только что снял, – при этом он что-то мило насвистывал. Он без конца вертел башмак; разглядывал его с таким презрением, какого словами не выразишь, и, наконец, спросил, хочу ли я, чтобы он «справил» мне точно такой башмак? Я любезно ответил, что меня интересует только одно – чтобы башмаки не жали, а остальное пусть он сам решает; если это удобно и практически осуществимо, то я не возражал бы, чтоб они в какой-то мере походили на стоящую перед ним модель, но я во всем готов следовать его советам и оставляю все на его усмотрение.

– Так вы, значит, не очень настаиваете на этой впадине в пятке, а? – говорит он. – Мы тут такого не делаем.

Я повторил свои последние слова. Он снова посмотрел на себя в зеркало; подошел поближе, чтобы вынуть из уголка глаза соринку; поправил галстук. Все это время моя нога висела в воздухе.

– Вы как будто готовы, сэр? – спросил я.

– Д-да, почти, – сказал он. – Не шевелитесь. Я прилагал все усилия, чтобы не дать шевельнуться ни ноге, ни мускулам лица, – а он тем временем, вынув из глаза соринку, извлек свой футляр с карандашами, снял мерку и сделал соответствующие записи. Покончив с этим, он принял прежнюю позу и, снова взяв башмак, некоторое время задумчиво разглядывал его.

– Так это, значит, английский башмак, да? – сказал он, наконец. – Это лондонский башмак?

– Да, сэр, – ответил я, – это лондонский башмак. Он еще некоторое время размышлял над ним, словно Гамлет над черепом Йорика[134 - …словно Гамлет над черепом Йорика… – Имеется в виду монолог Гамлета из сцены с могильщиками (V акт) – одно из самых прославленных мест трагедии Шекспира – «Гамлет» (1603).], затем кивнул головой, будто говоря: «Могу лишь пожалеть о государственном строе, который привел к появлению таких башмаков»; встал; спрятал футляр с карандашами, свои записи, бумагу, – все это время не переставая смотреться в зеркало, – надел шляпу; медленно натянул перчатки и, наконец, вышел. Прошла минута после его ухода, как вдруг дверь отворилась и опять показались его шляпа и его голова. Он оглядел комнату, потом посмотрел еще раз на башмак, все еще лежавший на полу, с минуту, видимо, подумал и сказал: – Ну-с, всего хорошего.

– Всего хорошего, сэр, – сказал я.

И на этом наша встреча кончилась.

Я хотел бы сказать несколько слов еще по одному вопросу о народном здравоохранении. В такой обширной стране, где еще не заселены и не расчищены миллионы акров земли и где ежегодно на каждом ее клочке идет перегнивание растений, в стране, где так много больших рек и такое разнообразие климатов, в известное время года неминуемо возникает множество болезней. Я беседовал с рядом представителей врачебной профессии в Америке, и, смею заявить, я не одинок в своем убеждении, что можно было бы избежать большинства распространенных в Америке заболеваний, если бы соблюдались в обществе некоторые меры предосторожности. В этих целях необходимо усилить личную гигиену; необходимо изменить порядок, когда люди трижды в день наспех проглатывают в большом количестве животную пищу, и тут же после еды возвращаются к своим сидячим занятиям; слабый пол должен более разумно одеваться и больше заниматься полезными физическими упражнениями – последнему совету должны последовать и мужчины. Но прежде всего необходимо тщательно перестроить систему вентиляции, канализации и удаления нечистот во всех общественных учреждениях и вообще в каждом городе и городишке. В Америке каждый местный законодательный орган мог бы извлечь для себя огромную пользу, если бы хорошенько ознакомился с превосходным докладом мистера Чедуика о санитарных условиях, в каких живут трудовые классы у нас.

Итак, я подошел к концу своей книги. Судя по некоторым предостережениям, которые я получил, уже вернувшись в Англию, мне не приходится ждать, что книга будет дружелюбно или благосклонно встречена американским народом; и так как я написал правду об основной массе тех людей, которые определяют суждения народа и выражают его мнения, вы увидите, что я не жажду какими бы то ни было побочными средствами снискать его аплодисменты.

С меня довольно сознания, что из-за написанного на этих страницах я не потеряю по ту сторону Атлантики ни одного друга, который хоть чем-то заслуживает этого имени. Что же касается остальных, то я бесхитростно положусь на общий дух, в каком задуманы и написаны мои заметки, и буду ждать благоприятного приговора.

Я ни словом ни коснулся оказанного мне приема и не позволил ему повлиять на то, что я написал, в любом случае это явилось бы – по сравнению с тем, что я ношу в своем сердце, – лишь очень скупой благодарностью тем благосклонным читателям моих предыдущих книг, которые за океаном встретили меня с раскрытыми объятиями, а не держа руку на взведенном курке.

Пocлесловие

Выступая на обеде, который устроили в мою честь в субботу, 18 апреля 1868 года, в городе Нью-Йорке двести представителей американской печати, я сказал, между прочим, следующее: «Последнее время в вашей стране так часто звучал мой голос, что я мог бы удовольствоваться этим и не утруждать вас больше своими разглагольствованиями, если бы не считал своим долгом отныне не только здесь, но и по всякому удобному случаю, выражать мою глубокую признательность и благодарность за тот прием, который был мне оказан при моем вторичном посещении Америки, и воздать со всею честностью дань благородству и великодушию этой нации. Мне хотелось бы также сказать, как поразили меня те удивительные перемены, на которые я наталкивался повсюду, – перемены в плане моральном, перемены в плане физическом, перемены в количестве отвоеванной у природы и заселенной земли, перемены в появлении больших новых городов, перемены в неузнаваемом росте старых городов, перемены в удовольствиях и прелестях жизни, перемены в нравах печати, без прогрессивных изменений коих не может быть прогресса ни в чем. К тому же, поверьте, я не столь дерзок, чтобы считать, будто за двадцать пять лет во мне самом не произошло никаких перемен, что я ничему не научился и что мне не пришлось пересмотреть некоторые крайние взгляды, которые сложились у меня при моем первом посещении вашей страны. И тут мы подходим к одному обстоятельству, относительно которого, с тех пор как я высадился в Соединенных Штатах в ноябре прошлого года, я, несмотря ни на что, хранил упорное молчание, а сейчас, с вашего позволения, намерен поведать вам о нем. Даже пресса, поскольку работают в ней люди, может порой ошибаться или быть неправильно информированной, и я склонен считать, что в двух или трех случаях сведения, публиковавшиеся обо мне, были не вполне точны. В самом деле, за всю свою жизнь я не читал ничего более удивительного, чем то, что время от времени появлялось в печати обо мне. Так, например, меня немало поразили та энергия и упорство, с какими я вот уже несколько месяцев, оказывается, собираю материал и работаю над новой книгой об Америке, хотя все это время моим издателям по ту и по эту сторону Атлантики было известно, что никакие силы на свете неспособны заставить меня написать такую книгу. Но я намерен и решил (это и есть то самое обстоятельство, о котором я хочу вам сообщить) по возвращении в Англию выступить в своем журнале и в интересах моих соотечественников самому поведать им о тех гигантских переменах, которые произошли в вашей стране и про которые я здесь упоминал. А кроме того, мне хотелось бы рассказать им о том, что, где бы я ни был – в больших городах или самых маленьких местечках, – всюду меня принимали с непревзойденной вежливостью, деликатностью, мягкостью, гостеприимством, вниманием и непревзойденным уважением к характеру моей поездки и состоянию моего здоровья, постоянно требовавшим уединения. Это мое свидетельство, пока я жив и пока будут живы те, кто унаследует авторское право на мои книги, будет помещаться в качестве приложения ко всем экземплярам двух моих книг, в которых я говорю об Америке. Я буду и велю это делать не только из любви и благодарности, но и потому, что считаю справедливым и честным».

Я произнес эти слова со всею искренностью, какую мог в них вложить, и со всею искренностью повторяю их сейчас. И пока будет существовать эта книга, я надеюсь, они будут входить в нее, как нечто неотделимое от моих наблюдений и впечатлений от Америки.

Чарльз Диккенс

Май 1868 года

Комментарии

Два томика «Американских заметок» были опубликованы в октябре 1842 года. Материалом для «Заметок» послужили дневники и записные книжки. Работа над книгой протекала в течение нескольких месяцев непосредственно по возвращении на родину. Поездка в США глубоко разочаровала Диккенса. Об Этом он говорит в письмах к друзьям (см., например, письмо к известному актеру Макреди, собиравшемуся одно время переселиться в США). Этим чувством проникнута и сама книга, вышедшая с посвящением: «…тем из моих друзей в Америке… кому любовь к родине не мешает выслушивать истину…» Предвидя обвинения критики в предвзятом изображении общественных институтов США и, в особенности, ненавистного ему рабства, Диккенс хотел предпослать своим очеркам специальную разъясняющую главу, которая и была им написана, но в окончательной редакции исключена. В этой главе Диккенс прямо заявлял, что нашел государственный строй США отнюдь не заслуживающим подражания. Глава эта была напечатана впервые в книге друга Диккенса и его биографа, известного литературоведа Дж. Форстера, «Жизнь Диккенса» (1872—1874).

В прессе «Американские заметки» были встречены с возмущением. Американская критика ждала от Диккенса восторженного панегирика и, не найдя его, обвинила писателя в клевете. Английская критика была смущена новыми для Диккенса нотами политической сатиры и тоже отнеслась к книге неблагожелательно.

На русский язык «Американские заметки» переводились неоднократно. Первый сокращенный перевод, озаглавленный «Записки об Америке», появился уже в 1843 году в журнале «Библиотека для чтения». Полное издание текста выходило дважды, в 1882 и 1889 годах. Настоящий перевод сделан с публикации текста Полного собрания сочинений Диккенса, изд. Чэпмена и Холла.

notes

1

…с грузом почты ее величества… – т.е. с грузом Министерства почт Великобритании. По исторически сложившейся традиции названия английских государственных учреждений и должностных лиц всегда сопровождаются словами «его (или ее) величества».

2

…Чарльза Диккенса, эсквайра… – В середине века эсквайрами называли оруженосцев рыцарей. Со временем слово изменило свое значение, и так стали именовать людей, не имеющих дворянского звания, но привилегированных по своему общественному положению, как то: чиновников, адвокатов, врачей, писателей и просто зажиточных буржуа. В настоящее время слово «эсквайр» почти вышло из употребления.

3

…обставленную, как сказал бы мистер Робинс, со сверх восточным великолепием… – Мистер Робинс – известный в Лондоне 40—50-х годов аукционист, выпускавший каталоги с рекламным описанием продававшихся вещей.

4

…напоминал моей спутнице милые родные края. – Семья жены Диккенса, урожденной Хогарт, происходила из Шотландии.

5

…моего непогрешимого друга мистера Редли из отеля «Аделфи». – Мистер Редли – владелец первоклассного ливерпульского отеля, в котором Диккенс имел обыкновение останавливаться.

6

Юстон сквер – площадь в Лондоне, на которую выходит первый в городе железнодорожный вокзал Лондонской Северо-западной дороги, выстроенной в 1838 году.

7

Лорд Бэрли (1520—1598) – известный английский государственный деятель, был государственным казначеем в Эпоху королевы Елизаветы.

8

…чувствовал себя в точности так, как мистер Уиллет-старший после того, как погромщики посетили его пивную в Чигуэлле. – Диккенс вспоминает эпизод из своего романа «Барнеби Радж» (1841). Чигуэлл-предместье Лондона.

9

Ричмонд – юго-западное предместье Лондона на правом берегу Темзы; любимое место загородных прогулок лондонцев.

10

Галифакс – крупный порт и главный город Новой Шотландии, одной из провинций Канады, являвшейся во времена Диккенса британской колонией.

11

Вестминстер – юго-западный район Лондона, в котором расположено здание английского парламента.

12

Тронная речь – речь при открытии сессии парламента, составляемая лидером правящей партии и содержащая правительственную программу.