Равноденствие

– Эда! Эделина, гоблин бы тебя утащил! – служанка выскочила из кухни, смущённо прикрывая рот. – Если узнаю, что ты снова воруешь мою сахарную смесь, руки оторву!

Румянец покрыл круглую физиономию, Эделина захихикала, показывая заляпанные сахаром зубы.

– Сколько раз говорить тебе, бестолочь, это не для еды!

Эда привычно увернулась от подзатыльника:

– Госпожа Вирке, ну кто ж такую ересь делает! Сахар на срамные места мазать – это ж лучше сразу в отхожую яму кинуть!

Маленькой пухленькой девчушке многое дозволялось. Куда больше, чем кому другому, ей спускалось с рук. Вёрткая, шустрая, любопытная, она везде успевала сунуть нос и постоянно по нему получала, но ничуть не смущалась. Наверное, за это мы и ценили говорливую рохлю. Но сегодня я шутить не в настроении.

– Набери ванну. И не мельтеши – раздражаешь.

Я кинула дорожное платье на пол, за ним последовали сапоги, чулки, ещё не дойдя до комнаты, заборола шнуровку корсета, освободилась и от него, с наслаждением потянулась. Если кто-то и наблюдал из-за угла, показаться он побоялся. И правильно сделал.

Эда, как водится, проявила чудеса расторопности. Всегда её ценила за умение сориентироваться. Не успела я расчесать превратившиеся в воронье гнездо волосы (зато красиво развевались при галопе!), ванну уже наполнили. Семь лет воспитанниц школы заставляли каждодневно мыться. Долго, нудно и тщательно. Я ненавидела крохотную деревянную бадью, которую прежде всего полагалось самостоятельно наполнить. Но стоило вернуться домой, как начала скучать по привычной процедуре. Благо, бегать с вёдрами больше не приходилось, да и само действо становилось куда более приятным, если ни до ни после не нужно утруждать себя работой.

– Простите, госпожа, нагреть воду никак не успевали. Я решила, вам поскорей надо…

Я вопросительно приподняла бровь и Эделина поняла, что ляпнула, смутилась, замямлила.

Я сжалилась:

– Правильно решила. Сама справлюсь.

Я направилась к ванне, старательно повиливая попой. Отличной попой, что уж. Если бы тогда я могла похвастать не только ею, но и чем-то более весомым, цены бы мне не было.

Бедная девочка в очередной раз запунцовела и отвела глаза. Ради благодарного зрителя я размяла шею и провела пальцами по обнажённой ноге.

– Не смущайся. Это всего лишь женское тело. У тебя такое же.

– Ну-у-у-у… «Такое же»! Скажете тоже! – завистливо протянула Эда. – Вы вон какая красивая!

– Разумеется, – я благосклонно приняла лесть. По крайней мере, от вертихвостки-служанки она казалась искренней.

– И кожа какая гладкая, и волосы густые…

– Не перебарщивай. Передай на кухне, чтобы ужин подавали внизу. Хочу увидеться с братом. И можешь идти.

– А помочь как же?

– Эделина, я вполне в силах помыться самостоятельно. Не то что бы мне мешало чужое преклонение, но восторги пора поумерить.

Эда прыснула, довольная, что сладкие речи развлекли госпожу, бегом побежала на кухню. Ох, не досчитается кухарка сегодня ещё одного кулька сахара.

Я коснулась ладонью поверхности воды, стараясь, чтобы та не слишком зарябила.

– Incendium.

Над бадьёй поднялся ароматный пар – полевые травы защекотали ноздри. То есть, я, конечно, и так из полей вернулась, но когда в дополнение к запахам идёт мошкара и пыль, удовольствие сильно притупляется. Любить природу из уютной комнаты куда как проще.

***

Стук в дверь всегда невовремя. В этот раз меня оторвали от работы. Хорошо, не от развлечений. Я хмуро посмотрел на поставленную кляксу, понял, что письмо подобного вида оскорбит короля, даже если дорисовать к пятну лучики и превратить в солнышко. Скомкал пергамент.

– Войдите.

В щель просунулась пухленькая физиономия, а следом за ней такое же туловище. Эделина старательно присела в неуклюжем реверансе.

– Господин Белен, вы просили доложить, когда сестрица ваша вернётся. Так она того…

Я откинулся в кресле, бесстыже рассматривая служанку, чем смутил девушку окончательно.

– Того… Сидит. Лежит, то есть. Ну…

– Понял, – я поднялся, прервав поток бессмыслицы.

– Госпожа хотела поужинать…

– Вот и отлично. Я сам ей отнесу ужин. Спасибо, Эда.

– Она с вами…

– Тем лучше.

Я открыл дверь перед Эделиной, намекая на окончание аудиенции. Та выскочила, как ошпаренная, прислонилась к закрывшейся двери и отчётливо прошептала «какой мужчина!».

Ужин для Вирке всё равно одно название. Как обычно, посидит с невозмутимым лицом над тарелкой и сжуёт листик салата. Яблока вполне хватит. На выходе я чуть не сбил с ног так и замершую Эделину.

– Я вся ваша! – пролепетала она мне вслед. Ох уж эти женщины!

Как всякий вежливый мужчина, я постучался. Два раза. Поскольку тактичность проигнорировали, посчитал себя в праве зайти в комнату сестры. В конце-то концов, мы росли вместе. Чего я там не видел?

– Гоблин тебя разорви, Вирке! Прикройся!

Кажется, с тех времён, когда мы вместе росли, кое-что успело измениться…

– Какого … ты ко мне вламываешься?

– А какого … ты не отвечаешь?! Откуда мне знать, может, ты тут повесилась с горя!

– С горя, что у меня брат – придурок?

– Или от того, что твои телеса уже весь замок успел рассмотреть и больше показывать некому!

– Я не стесняюсь своего тела!

– Зато я его стесняюсь!