Тень чёрного дерева нейге

– Готово, – деловито сказал фей в алом и принялся чистить снегом испачканную палочку.

– Она не назвала улицу, где искать черномага? – спросила Ксилина.

– Не назвала, – Лэннери свёл брови вместе, – да и не нужно нам это. Пошли досыпать, нас завтра ждёт тяжёлый день.

Дергилай протяжно вздохнул и посмотрел ему в лицо:

– Послушай, Лэн. Оттого, что мы хоть раз по пути к черномагу-нечисти сделаем доброе дело, ничего не случится. Просто полетим по следу, и всё. Прикончим злодея и вернёмся!

Лэннери какое-то время выдерживал его взгляд, потом как будто сдался:

– Если ты настаиваешь… сделаем доброе дело.

Улицу, где должен был обитать черномаг или ведьма, феи нашли сравнительно быстро – городок-то небольшой. А вот что делать после этого, если след уверенно вёл в пять или шесть домов и слабо чувствовался у порога остальных?

Феи молча парили над улицей, освещая её вместо давно потухшего факела, сиротливо валявшегося в снегу. Двери всех домов на этой улице были обиты железом, крыши черепичные, и даже стены не такие блёклые, как везде. Жаль, не так светло, чтобы разглядеть цвет, в который их покрасили хозяева.

– Долго мы будем здесь торчать? – раздражённо поинтересовался Лэннери и заметил, как вздрогнула Ксилина. – Невинных наши правила не велят убивать, верно? А чтобы точно определить, кто в этих домах черномаг или ведьма, кто – ученик, а кто – просто родственник или друг, уйдёт вся оставшаяся ночь. Возвращаемся!

Дергилай и Ксилина послушались, но до утра никто в храме Кэаль не сомкнул глаз. Когда взошла Белая Звезда и феи поднялись над городом, выяснилось, что свиток с заклинанием поиска пропал.

– Тхагасса! – буркнул Лэннери. – Подождите меня здесь, я, кажется, выронил его из котомки.

Он спустился вниз, но вовсе не затем, чтобы разыскать свиток. «Доброе дело», – повторял Лэннери про себя, облетая улицу, где жил предполагаемый черномаг или ведьма, и швыряя лучами в дома. Они были сложены из дерева, не из камня, и вскоре огонь, светлый и безжалостный, заплясал на стенах. «Доброе дело», – усмехнулся юный фей, зорко следя за тем, чтобы двери домов остались закрытыми, и добавил ещё огня – теперь вся улица пылала, и дым поднимался в небо. Уловив панические крики, донёсшиеся из горящих домов, Лэннери пробормотал:

– Надо же, подали голос.

Айя не выдержала:

«Лэн, ты что натворил?!»

Примерно то же самое спросили у него Дергилай и Ксилина, когда он как ни в чём не бывало взлетел и оказался рядом с ними. Пожалуй, такими взглядами, какими они смерили Лэннери, смотрят не на союзника, а на кого-то, готового перейти на сторону Мааль. И хотя Лэннери говорил себе, что ему всё равно, сердце его кольнуло, и появилось чувство одиночества и тоски. Впрочем, его быстро смыла злость:

– Вы же сами хотели доброе дело! Смотрите, любуйтесь! – Лэннери ткнул палочкой в пылающий город. – Это место – гнилое, потому и двери все закрыты! Мы не знаем, может, треть горожан – черномаги, а треть – хибри!

– Ты даже не предупредил нас о том, что собираешься сделать! – вскричала Ксилина, сжимая кулаки. – Взял и втихую… Ты и с Беатией так же поступил, подло! Вместо того, чтобы честно объясниться…

– Это теперь твои методы? – спросил Дергилай, яростно почёсывая руку.

У Лэннери не было сил и желания с ними спорить. Феи Алой Звезды рассуждали так же, как он сам пару месяцев тому назад. Смешно и неприятно было вспоминать, как Лэннери препирался с Беа и пытался разъяснить, что методы черномагов и ведьм не подходят для фей. Он был глупцом, а вернее – наивным, ничего не понимающим мальчишкой. Неужели Дергилай и Ксилина не сознавали, как их ограничивают все эти нелепые рамки сейчас, когда наступили Последние Времена?! Главное – это победа, уничтожение врагов, а потом соблюдай правила сколько угодно!

– Думайте, что хотите, – дождавшись, пока поток обвинений иссякнет, вставил Лэннери и достал из котомки свиток. К счастью, хотя бы Айя молчала – поняла, видимо, что его не переубедить.

– Полетели, – и он запустил свиток перед собой. Дергилай и Ксилина не шелохнулись. Дым поднимался вверх, щекотал ноздри, горечью оседал во рту. Лэннери кашлянул и, не говоря ни слова, понёсся за свитком.

В груди у него горело пламя почище того, что бушевало в городе. Вот как! Первые серьёзные разногласия, и алые феи уже решили его бросить. Что ж, пусть возвращаются в свою Школу, пусть живут долго и счастливо, пусть на Алой Звезде не появится ни одной лишней трещины… Он, Лэннери, справится один. Как-нибудь проникнет в пещеру черномага, назовёт его тайное имя и, сполна насладившись ужасом и беспомощностью в выпуклых глазах, порубит эту мразь на куски.

Лэннери летел долго, не оборачиваясь, пока свиток вдруг не истощился и не полетел вниз, тускнея прямо на глазах. Юный фей с отвращением посмотрел на поле, заросшее цветами, напоминавшими мёртвые головы. От них и пахло мертвечиной, и Лэннери скривился: ему захотелось отдохнуть, собраться с мыслями и решить, каков будет его план без спутников, но не здесь же спускаться!

Леса, простиравшиеся за полем, тоже не понравились Лэннери – деревья шевелили ветвями и подозрительно походили на корявые фигуры людей. Вот, значит, как выглядел бы тот мир, в который черномаги и ведьмы желают превратить Благословенные Острова, Материки и всю землю!

Наконец, шевелящиеся леса закончились, и Лэннери спустился в речную долину. Наскоро проверил палочкой замёрзшую воду, толстый слой снега на берегу, нашёл пенёк, на котором деятельно копошились рыжие муравьи, и выгнал их оттуда. Уселся сам и вынул из котомки пустой свиток и бутылочку.

– План… да какой там план, Мааль подери?! Просто ворвусь, сжигая всё лучами, найду черномага и скажу ему пару слов. И весь план!..

Свиток дрожал в его руке. Лэннери думал, что после исполнения своей задумки, скорее всего, в живых не останется. Набежит нечисть и хибри, которых создал черномаг, а убить всех не получится. Хорошо бы спасти Мооззу, чтобы она передала силы Наставницы Беатии – только на это и надеялся юный фей.

Странно, что мысли о смерти не пугали его. Что скажет Кэаль? Осудит ли, зная, что во имя её он творил беззаконие? Или поймёт, простит и примет, как служителя своего, недолго побывшего Наставником?

Да толку-то обо всём этом думать, высшие силы непостижимы! Лэннери собрался разбить бутылочку и высыпать стеклянную крошку на свиток, когда заметил краем глаза движение в небе.

Соратники приближались, и Лэннери мог разглядеть развевающиеся волосы Ксилины и чёрный хвостик Дергилая. Крылья цвета свежей крови поднимались и опускались за их спинами, а вот что написано на лицах, не разобрать – то ли решимость, то ли осуждение, то ли решимость осудить Лэннери и потащить его в Школу Алой Звезды, чтобы Эйериса при всех сделала его простым смертным.

Лэннери хмыкнул, опустив бутылочку и свиток к себе на колени – Айю из-за пояса вынуть не успел. Забавно, что мысль о лишении крыльев была хуже раздумий о смерти.

– Мы полетим с тобой дальше, – твёрдо произнесла Ксилина, зависнув перед ним. Дергилай парил рядом, не глядя на Лэннери.

– Что, поразмыслили и поняли, что я не так уж неправ? – криво улыбнулся он, догадываясь, что услышит совсем другое.

– Нет. Мы в тебе разочарованы так же, как и прежде, – отрезала фея. И вслед за ней слово взял Дергилай:

– Каким бы ты ни был, ты один из нас. Мы не бросим тебя одного в горах, полных всякой дряни.

– Но это не значит, что мы тебя не осуждаем, – тут же добавила Ксилина, – и что мы простили тебя, тоже не значит.

Дергилай наклонил голову в знак согласия с её словами. Алые феи выглядели сурово и торжественно, снисхождения к нарушителю не обещали, однако у Лэннери всё равно потеплело внутри. Поступки важнее слов, разве не так?

– Ладно, как вернёмся, как победим всю нечисть, будем меня судить, – с подобием былой шутливости заметил он, постукивая большим пальцем правой руки по бутылочке, – а пока я – предводитель нашего маленького отряда. Готовы лететь за новым свитком?

И соратники ответили: «Да!»

Глава IV

Беатия стояла перед зеркалом, одолженным у Карисены, и смотрела на своё отражение. Длинные светлые волосы, волной спускавшиеся на плечи, внимательные голубые глаза, чистенькое белое платье, перетянутое поясом на талии, сверкающие такой же белизной туфли. И серебристые крылья за спиной.

Внешне она не изменилась. Подумав об этом, Беатия печально улыбнулась и, заведя руку назад, потрогала крылья у основания. Почему раньше там было гладко, а сейчас – шероховато и самую малость болит? Беатия покрутилась перед зеркалом, пытаясь увидеть, что не так с крыльями. Она не нашла ничего – и с облегчением вздохнула. Наверное, повредила кожу над лопатками, и оно само пройдёт. А если не пройдёт, можно попросить Карисену, чтобы вылечила.

Но к ней Беатия так и не обратилась. Вылетев из комнаты, лишь задержалась перед дверью, из-за которой доносились голоса золотых фей, пожала плечами и упорхнула в триклию – там застывали сайкумы, и дрожала роса в кувшинчиках с открытыми крышками.

Беатия села за стол, положила себе сайкума на тарелку и, подперев голову локтем, уставилась в окно триклии. Снег валил кучами, и дрожавшие от преждевременного холода золотолисты были укутаны в жёлтые накидки. Беатия смутно вспомнила, как в прошлую хиеми вся Школа Белой Звезды собралась и полетела с серебристыми накидками в Аргеновую Долину. Это было так забавно – держать край накидки, вдыхая её цветочный запах, подшучивать над Ирлани и Альди, с притворной застенчивостью опускать ресницы, когда на неё, Беатию, смотрел Саймен…

Нет, не время думать о Саймене. Он мёртв, и вероятнее всего, скоро погибнет и Лэн. Если его кто-нибудь не выручит.

– Приятного аппетита тебе, Беа, – влетела в триклию Ретане, уселась неподалёку и стала разглаживать платье на коленях, а затем побарабанила пальцами по столу. Беатия искоса наблюдала за ней, поедая сайкум – что скажет эта любительница бездарных? Передаст очередной запрет Карисены – вечером из Школы не вылетать, золотолисты на всякий случай не трогать? Что эти двое ещё придумают, чтобы окончательно превратить жизнь Беатии в ад ожидания?

– Послушай, – заговорила Ретане, пряча глаза. – Я понимаю, что ты сердишься на Лэннери за обман, на Карисену, потому что она его поддержала, на меня, потому что меня приставили смотреть за тобой. Но ведь это для твоего же блага!

Беатия приподняла брови, притворяясь, что слушает, но всё, что Ретане сказала потом, ускользнуло от внимания. Сосредоточившись взглядом на белой шее собеседницы, Беатия живо представила, как сжимает её обеими руками. Как Ретане хрипит, выпучив глаза, и помирает с высунутым языком, словно рейгел Эйзек Гервелекский, которому в глотку набились черви.