Белапктрисса Бессертатч

– Послушай, – подошла ближе Маргаретт Кооф, – я знаю, какое у тебя сложилось мнение обо мне, но когда-нибудь ты поймешь истину. Этот мир, куда ты собираешься попасть, не предназначен для жизни… по крайней мере, обычных людей. Таких, как ты…

– Мне нравится такое начало, – заставил он себя улыбнуться. – Скажи, где ты берешь опиум?

– Я не… все не так! – заставила она себя не обижаться. – Я лишь хочу помочь тебе, я…

– Меньше слов, иначе у тебя это не выйдет.

Так началась история их любви. Это были самые светлые, самые искренние чувства, которые продлились два года и еще, кажется, четыре с половиной месяца… для чего такая точность? Это не была та любовь, которую Бальзак принимал за религию: в ней отсутствовал культ; это было истинное счастье. Но в любой идиллии, в любом прекрасном мире может неожиданно возникнуть возбудитель какой-либо болезни, и тогда вся реальность будет представляться иначе. Поначалу счастливое безумие начинает переходить в легкое заболевание, но люди, как правило, не придают большого значения первым симптомам болезни. Однако Маргаретт изначально знала, что в любой истории, где участвуют двое безумно любящих друг друга людей, никогда не бывает прямого сюжета: в любом произведении, поднимающем тему любви (имеются, однако, исключения) появляется третий персонаж, нарушающий гармонию двух сердец (какая ужасная фраза, зачем я ее написал?). Таковым здесь была Белапктрисса…

Глава 5. История Веммера и Белапктриссы

Чтобы читатель не терял интерес, путешествуя по страницам этой повести, иногда стоит не только ставить пред ним вопросы, желая ответить на них лишь к финалу, но и раскрывать некоторые моменты еще в начале; формула успешного произведения заключается не в постоянном нагромождении вопросов и интриг, а в их развитии; когда мы долго ждем ответ и долго его не получаем, пропадает желание продолжать чтение… Кажется, я, как всегда, увлекся.

Джеймс Веммер де Эйр, как уже известно, был профессором в одном английском университете (совершенно не важно, в каком); в свое время он чуть ли не в идеале изучил латынь и, умея отделять долгие и краткие звуки, стал с радостью ее преподавать. Бессмысленное в его время знание, которое бы пригодилось разве что для медиков и алхимиков (уже вымерший вид людей), он желал сохранить и передать своим ученикам; но какой уважающий себя студент сейчас будет зубрить латинские слова и выражения?, неужели кто-нибудь из прохожих, сделав совершенно серьезное выражение лица, подойдет к вам и попросит перевести случайную фразу, скажем, из Цезаря, или, что еще хуже, из книги Utopia? Дивный и безумный мир!, надеясь воскресить старое, не задумываясь об его актуальности, люди, порой, не понимают, что многое из этого выглядит просто смешно! Вместо новых идей они развивают старые мысли, уже изжившие себя, исчерпавшие, уже не раз побывавшие в мутных водах Леты.

Белапктрисса пришла к нему совершенно неожиданно. Сверкнув своими глазами, готовыми испепелить одним только взглядом весь окружающий мир, будь он весь в ее власти, она опустилась рядом на небольшой диван, приготовленный для гостей (он всегда пустовал), и, смеясь, лукаво произнесла, тяжело вздохнув:

– Вы же профессор Джеймс Веммер? Мне сказали, что только вы в этом городе можете обучить меня латыни.

– Зачем вам это? – удивился даже де Эйр, обернувшись. Что-то было таинственное, загадочное в блеске ее огненных глаз: они были похожи на грозу.

– Мы раньше нигде не встречались? – спросила Белапктрисса. – Ваше лицо мне кажется знакомым.

– Мне ваше тоже. Может, виделись где-то на улице.

– Может…

– Так зачем вы хотите изучить латынь? – все еще удивлялся он. – Что такая очаровательная женщина забыла в этом… образовательном учреждении?

– Мужчинам никогда не понять, насколько мы можем быть непредсказуемы, – поднялась она и, улыбнувшись, медленно пошла в сторону Веммера. – В нас всегда заключена какая-то тайна.

– Да уж, – ответил он, снимая очки, – это видно. Но ваши соблазнительные… я хотел сказать, прекрасные… губы… ваши…

– Слишком много слов, Веммер. У вас ведь никогда не было женщины, не так ли?

– С чего… вы так… знаете? – немного растерялся он после такого вопроса.

– Иначе вы бы не были здесь и не занимались всей этой бессмыслицей, – стояла она уже прямо перед ним, и ее груди, словно пазл, были ровно на уровне глаз профессора; он еле дышал.

– Да… да… То есть, нет! – тут же вскочил Джеймс с места.

– Да ладно вам, – отошла от него Белапктрисса. – Радуйтесь, Веммер, что ваши знания могут пригодиться хотя бы одному человеку.

– Так зачем же вы хотите выучить латынь? – не знал он, как продолжить разговор.

– Какой вы любопытный, Веммер, посмеивалась Белапктрисса. – Так и быть, у меня есть старая родословная книга, но она, вот несчастье, написана на латинском языке. Как будто ее писал сам дьявол! – прошептала она чуть ли не перед его лицом. – Мне важно знать все, что записано в ней.

– Тогда я мог бы ее перевести… – начал было Джеймс.

– Нет, я сделаю это сама, ведь в ней кроется моя семейная тайна. Вы лишь должны обучить меня латыни, все остальное я сделаю сама.

– Хорошо, – все еще поражался этому де Эйр.

Белапктрисса не соврала: она показала профессору огромную рукописную книгу, которую тут же поспешила спрятать от посторонних глаз: ведь там ее семейная тайна!, не дай бог об этом узнает хоть одна живая душа. У Белапктриссы в это время уже был муж, Джон де Вейр, далеко не молодой и совершенно не красивый; больше всего Джеймсу запомнился его оторванный большой палец на правой руке, за который он постоянно держался, когда нервничал: старая и долгая история. Он никогда не мешал их ежедневным занятиям, которые решили проводить на дому – именно этого и надо было Белапктриссе. За полгода изучив почти всю латынь, она стала проводить все больше времени с еще молодым профессором, их занятия продолжались все чаще и чаще, дверь в комнату постоянно запиралась, а латынь звучала как-то громче и с большей страстью… кажется, это уже была не та латынь.

Де Вейр стала звать его мой Партридж, не зная, правда, насколько была близка к истине; он же не звал ее никак иначе, как по имени: оно было священно. На второй год Джон стал что-то подозревать, и их встречи уже не могли быть настолько часты. Иногда Веммер и Белапктрисса не виделись по нескольку недель, несчастный профессор думал, что во всем виноват ее муж, но читатель, вероятно, догадывается, что было на самом деле… Вскоре Роберт Бессертатч сообщил ему одну страшную новость.

– Старик знал о тебе, – стоял он в дверях, не решаясь зайти. – Он убил бы и тебя, будь ты там в это время.

– Это… этого не может быть! – только крикнул Веммер. Смерть Белапктриссы была для него ужасной трагедией, хуже факта собственного рождения… Но пора вернуться к описываемому времени.

Глава 6. Буря по жизни

С самого утра плотные тучи оккупировали небосклон, а под вечер их безжалостная пелена опустилась над тихим миром. Ночь была темная, и лишь дикий свет фонарей падал в окна веммерского дома. Он был пуст и тих, и только в камине бушевала жизнь. Перед ним с каким-то странным душевным сомнением сидел, задумавшись, де Эйр.

– Белапктрисса… Как может она вновь вернуться в эту безумную жизнь, в этот мир, если ее больше нет?.. Белапктрисса. Свет моей жизни и счастье моего существования… Белапктрисса. Как я жду и желаю вновь увидеть тебя. Этот мир мне пуст и сер перед глазами… без тебя. Эта жизнь мне – не жизнь… без тебя. Это счастье мне быть… с тобой… Белапктрисса… Бе-лап-ктрис-са-де-Вейр… – бубнил он каждый день.

Он сидел; неторопливо уходило его время, и Джеймс еще пытался отследить любые нити будущего. Но каждый раз мысль о Белапктриссе останавливала его, и каждый раз Веммер осознавал, что все еще впереди, а пока что он должен беспрекословно верить ей, своей возлюбленной де Вейр, и надеяться на ее возрождение…. Наивный глупец!

Неожиданно что-то зашумело в камине, и ярко-зеленого цвета демонский огонь пронзил своим светом все темные углы одинокой комнаты. Де Эйр вздрогнул, отскочив от него.

– Не бойся, Джеймс Веммер, – услышал он голос Белапктриссы.

– Белапктрисса?.. Ты наконец-то вернулась ко мне?..

– Нет, Джеймс Веммер – я же мертва, но я жду своего воскрешения. Ты только жди меня, де Эйр…

– Как же не ждать тебя, Белапктрисса? Ведь ты же – вся моя жизнь!

И она засмеялась в ответ на его слова.

– Что такое, Белапктрисса?

– Просто я очень хочу вернуться, де Эйр… – лукаво произнес ее сладкий голос.

– И что же я могу сделать для тебя?

– Придет твое время, де Эйр, и ты многое для меня еще совершишь… А пока только жди, и все, что ты можешь – это не стараться убежать от своей настоящей судьбы, – испытывал его демон.

– Я жду тебя, Белапктрисса!.. Жду и верю!

Неожиданно яркая молния ударила за окном, пронзив испуганный мир, будто буря по жизни, и вновь загорелся огонь в камине, объяв пламенем всю стену. А в огне открылась подозрительно знакомая ему пустая улица, раздираемая тусклым светом фонарей, и что-то неведомое и очень сильное потянуло Джеймса Веммера туда, где, пробуждая ото сна тихий мир, бушевала по вечной жизни гроза. И он рванулся в огонь, и словно сквозь портал попал туда, на эту самую улицу, пустынную и полутемную – это был довольно странный мир; фонари один за другим погасали за спиной, и де Эйр, сам не зная зачем, побежал вперед, туда, где по удаляющемуся пространству беспощадно била непрекращающаяся гроза. Он не осознавал своих действий и не знал, куда и зачем бежит, но он, подчиняясь воле неестественных сил судьбы, бежал, как казалось де Эйру, именно от нее. Будто б кто-то хотел освободить его из цепей Белапктриссы… Это был его неосознанный бунт против слепой веры.