Слишком живые звёзды 2

С этой мыслью Влада начала засыпать. Шаги от неё удалялись, а потом и вовсе резко прекратились. Следующего вдоха не было, следующего выдоха тоже. Лишь сплошная темнота, захватывающая весь мир, и чёрно-белые плитки.

Интересно, почему же всё-таки чёрно-белые?

* * *

Женя впал в ступор, когда увидел Катю.

Впервые с ним случилось такое: глаза видели одно, а мозг воспринимал совершенно другое, просто отказывался анализировать то, что видят глаза, будто это бредовая галлюцинация.

Но Катя не была галлюцинацией. Женя чувствовал исходящий от ней запах крови, видел, как свет переливается на красной коже – слишком хорошо видел, чтобы не заметить. И глаза… это были её глаза. Глаза той женщины, что возле пустого магазинчика, на забитой машинами дороге вонзила ногти ему в шею и кричала с неистовой ненавистью.

Это была Катя, но…

Она шла по пустому коридору, не видя перед собой ничего. Её светлые волосы потемнели от крови, которая прижала их к лицу. Белая майка почти полностью вымокла, превратилась в бордовую, облепила торс как вторая кожа. Руки – особенно кисти, блестели алым, словно Катя окунула их в ведро с ярко-красной краской, но, конечно, краской здесь и не пахло. Везде была кровь, и Женя сразу понял, что большая её часть чужая. Об этом ясно говорили свежие пятна на носках кроссовок. Если она с кем-то так жестоко расправилась, страшно представить, чем этот «кто-то» заслужил такой конец.

Катя переставляла одну ногу за другой, будто каждая из них весила не меньше тонны. Руки болтались по бокам бесполезными верёвками, стукались об бёдра, оставляя на обтягивающих джинсах пятна крови. Коридор за спиной тянулся в бесконечную даль подобно подземному тоннелю, и эта картина – идущий по чёрно-белым плитам призрак в крови – навсегда запечатлелась в памяти Жени. Иногда лампы меркли, но Катя не замечала наступающей темноты – она всё так же шла вперёд, не видя перед собой ничего: ни Женю, ни его футболку (ту самую, что когда-то надевала она), ни лежащих в разных концах коридора трупы.

– Катя?

Она никак не отреагировала. Просто продолжала идти вперёд, смотря в одну единственную, видимую только ей точку. Но сердце Жени сжалось не от её поведения и даже не от осознания того, что она, скорее всего, убила человека. Лицо…оно…ну…было ужасным. Вся красота сползла с него, оставив какого-то урода, а не ту красивую женщину, какую Женя впервые увидел в палате больницы. Нижняя губа разрослась до ужасных размеров и чуть ли не перекрыла весь подбородок – создавалось впечатление, словно кто-то с силой схватил и потянул её вниз, рьяно пытаясь оторвать. Кожи над левой бровью не было, Женя увидел плоть через прилипшие к лицу волосы. Она не была розовой, она была КРАСНОЙ, потому что всё лицо было КРАСНЫМ. Кровь протекала меж зубов, вытекала из носа, головы, разбитых губ – отовсюду, откуда могла вытекать. И она так ужасно блестела под светом ламп… Впервые от вида крови Женю замутило, а больше всего на свете захотелось никогда не смотреть на то чудовище, что к нему подходило.

Но это была Катя. Этим чудовищем была Катя, её серые глаза не могли обмануть. Только у Кати были глаза ангела, которые с другими не перепутаешь.

Женя забыл обо всём – о Рэндже, о Святцах, о хриплом «Помогите» придавленной девушки – и пошёл навстречу к Кате, хотя смотреть на неё было не то что противно – омерзительно. Как бы он ни старался найти в ней былую красоту, натыкался лишь на урода, при создании которого Бог изрядно позабавился. Если у неё ещё и сломан нос…это останется на всю жизнь. На всю оставшуюся жизнь когда-то красивая женщина останется уродиной, нужной лишь молоденькому мальчику, годящемуся ей в сыновья, и обычному, пусть и умному псу.

Нет. Ни один мудак, ни одна тварь не сможет выбить из неё всю красоту. Хватит нести бред!

Женя подошёл к Кате и мягко остановил её, взяв за запястья. Она перестала идти, но лишь потому, что ей преградили путь. Отпусти Женя её руки, она вновь зашагает, так и не поняв, что произошло.

– Господи. – Он накрыл её лицо ладонями – лицо урода, лицо красавицы, лицо Кати. – Кто с тобой сотворил такое? Кто?

Серые глаза не отрывались от невидимой точки. Воздух гулял меж разбитых губ, организм продолжал функционировать, но вот с сознанием что-то случилось. Катя одновременно находилась и здесь, и не здесь – где-то очень далеко, там, где, должно быть, она играет с Мишей и слушает, как интересно он провёл день в детском садике. Не кровь, не разбитое вдребезги лицо, ничто не испугало Женю так, как этот пустой взгляд. Так могут смотреть психически больные, мертвецы, сумасшедшие, но только не Катя, только не её глаза. Это неправильно, так не должно быть, это…неправильно. Подобное встречается только в фильмах и книжках, так что нет, Катя не могла так смотреть. Не могла и точка. Вот сейчас она переведёт взгляд на него, улыбнётся, скажет, что всё хорошо, и…

Ничего не произошло. Катя всё так же смотрела за плечо Жени, и по всему её виду было понятно, что сейчас она мало что соображает.

– Господи, – вновь прошептал Женя и обнял её. Когда она подалась его движениям как тряпичная кукла, он почувствовал, как к глазам подступают слёзы. На несколько секунд зажмурился, только сейчас осознав, что измазывает кровью свою белую футболку. Да и плевать. Теперь уже ничто не будет страшнее, чем пустой, отсутствующий взгляд серых глаз. Где-то Женя читал, что примерно с таким же взглядом солдаты возвращаются с войны и навсегда оставляют частицу себя там, на поле боя, где им приходилось выдавливать врагам глаза и зарубать их штык-ножом, потому что автомат переклинивало, а времени разбираться с ним не было.

– Я вытащу нас, Катюш. Просто следуй за мной, я что-нибудь придумаю, обещаю. Всё будет хорошо.

Он поцеловал ей в окровавленную макушку и отпрянул, хотя отдал бы всё на свете, чтобы обнимать Катю и прижимать к себе, пока её руки не лягут на спину в ответ на его объятия. Женя уже чувствовал пощипывание в глазах, чувствовал, что вот-вот заплачет, но он не мог себе этого позволить. Нет, только не сейчас. Не в тот момент, когда Катя нуждается в нём больше всего.

Он нашёл её ладонь, переплёл свои пальцы с её пальцами и уже собрался зашагать вместе с ней по коридору, когда этажом выше раздался взрыв. Катю швырнуло в Женю подобно манекену, её руки даже не поднялись, всё так же висели по бокам бесполезными верёвками. Женя заскользил по полу, сам чуть не упал, но даже когда всё успокоилось, он продолжал прижимать к себе Катю точно так же, как отец – свою любимую дочь. Вновь раздались крики, которые прекратились после череды выстрелов, где-то совсем рядышком были слышны глухие удары по человеческому телу, а в воздухе плавал отвратительный запах жарящегося мяса. Мяса, которое могло говорить, мыслить, мечтать, любить, ценить и ненавидеть.

Но был и ещё один звук. Он выделился среди всех остальных своей резкостью и тем, что был до жути знакомым. Женя е раз слышал подобное в своём house.

Звук упавшего шкафа. Только сейчас он был чуть приглушён, потому что упал на тело. Если быть точным, два тела, одно из которых ещё могло дышать.

– Постой здесь, хорошо? Никуда не уходи. Я почти сразу же вернусь, кому-то нужна помощь. Не уходи без меня.

Катя не ответила. Она и не могла ответить – её глаза покинула всякая осмысленность происходящего, а губы беззвучно шевелились, нашёптывая какие-то слова. Женя с трудом, с большим трудом отлип от Кати и перестал смотреть на неё (Господи, что же с её лицом? Неужели она навсегда останется такой?). Он тут же побежал к дверному проёму, возле которого изначально остановился, и облегчённо выдохнул, когда увидел, что лежащая в самом низу девушка до сих пор жива – её веки медленно поднимались и опускались. У неё, должно быть, переломано минимум четыре ребра, только если они не способны выдержать вес одной громадной женщины и деревянного шкафа.

– Я здесь, сейчас помогу, – сказал Женя, не зная, слышат его или нет. Словам он предпочёл действия. Не медля ни секунды, схватился за шкаф и потянул его вверх, максимально напрягая бицепсы. Почти сразу понял, что так ничего не добьётся, опустился на колени, схватился за те же места, только другим хватом – ладони направлены вверх, здесь уже помогут мышцы всего тела, так что вес шкафа будет напрягать не только руки. Джинсы заскользили по полу, подошвы вовсе превратились в лезвия коньков, прорезающих лёд. Судя по всему, женщине сверху вспороло брюхо, а один из осколков разорвал руку. Именно в этой комнате прогремел один из взрывов. На полу валялись осколки гранат, детонировавших либо оттого, что кто-то наступил на растяжку, либо по команде, либо был определённый механизм, позволивший гранатам взорваться в назначенное время.

Ничего из этого теперь не имело значения. Под всей громадой сейчас находился человек, которого ещё можно спасти. Точно так же поступил бы и Человек-паук, Питер Паркер. Во втором фильме трилогии Сема Рейми Питер ворвался в горящее здание и спас маленькую девочку, не имея никаких способностей: и вылетающей из рук паутины, ни возможности лазать по стенам, не было даже паучьего чутья. Было лишь желание помочь. Тогда Питер Паркер доказал всему миру, что быть супергероем может каждый, это не зависит от способностей, которыми мы обладаем или не обладаем; это зависит от нас самих, от наших внутренних голосов и от нашей смелости, храбрости, готовности действовать. Умеешь ты лазать по стенам, не умеешь – без разницы. Как сказал дядя Бен в дилогии Марка Уэбба: «Если ты можешь хоть чем-то помочь людям, твой нравственный долг – сделать это! Это не выбор. Это обязанность!»

Поэтому Женя изо всех сил потянул шкаф вверх, терпя боль в мышцах и пытаясь устоять на скользком полу. Вскоре он прислонился к стене, и тогда Женя приступил ко второй части своего только что придуманного плана. Он перешагнул через двух женщин, нагнулся и просунул руки под грудь огромных размеров барышни. Ладони нашли друг друга в том месте, где соприкасались грудные клетки обеих женщин. Одна кисть обхватила запястье, передвинулась поближе к локтю, и как только ноги более-менее перестали скользить, Женя изо всех сил начал выпрямлять спину, подтягивая к себе, по ощущениям, килограмм двести пятьдесят.

Это покруче становой тяги.

Женщина подалась движениям сильных мужских рук (точнее, подалось её тело, сама она уже ничему податься не могла). Ноги затряслись, кроссовки заскользили по полу, если сейчас прогремит взрыв, Женя точно грохнется на кости ещё живой девушки и навсегда сломает их, добавив к своему весу тяжесть огромной женщины. Он бросил взгляд на дверной проём и… конечно, вдоль коридора шагала Катя, не видя перед собой ничего, лишь нашёптывая под нос понятные только ей слова. Через несколько секунд её не будет видно, а через несколько минут она и вовсе дойдёт до конца коридора, а что будет делать дальше – неизвестно.

Женя резко подтянул труп грузной женщины к себе и сразу отбросил в сторону как слишком тяжёлый мешок с мусором. Ей, похоже, ничего не вспороло, но горло перерезало точно. Скорее всего, осколком. Это и объясняет такое большое количество крови в комнате, особенно много её было на худенькой девушке – вся её одежда пропиталась чужой кровью, так что Женя мог без труда разглядеть маленькие груди под прилипшей к коже футболкой. И грудь поднималась. Медленно, почти незаметно, но поднималась. Значит, жива. Значит, не зря потрачено несколько нелишних минут.

– Эй! – Женя опустился на колени рядом с девушкой и без раздумий влепил ей пощёчину – так сильно, что его самого испугала громкость хлопка. Глаза тут же открылись и блеснули в холодном свете ламп. Зрачки мгновенно сузились, уступив место тёмно-зелёным как изумруд радужкам. Влада… вроде так звали эту девушку. Егор как-то упоминал её в одном из разговоров, но Женя уже и не помнил, о чём они тогда говорили. Пару раз он пересекался с Владой на лестнице при переходе меж этажами, на этом их знакомство и заканчивалось. Но глаза он запомнил. Эти необычные, тёмно-зелёные глаза, будто сотканные из листьев дикой тайги.

Катя. Не забывай о Кате. Она сейчас шагает по коридору совсем одна, не понимая, что происходит. Ты хочешь теперь навсегда её потерять?

Женя бросил взгляд на дверной проём и никого не увидел, зато услышал удаляющееся шарканье подошв кроссовок о чёрно-белые плиты. Он вновь посмотрел на Владу, и когда его глаза поймали её, мгновенно принял решение, которое, возможно, спасло Кате жизнь. Вместо долгого разговора, который наверняка хорошо смотрелся бы в какой-нибудь книжке, вместо объяснения происходящего Владе, Женя просто-напросто обнял эту худую девушку и поднял вместе с собой, ведь весила та не больше шестидесяти килограмм. Блины на штанге в сумме весили и того больше.

Женя обхватил ягодицы Влады и поставил её на ноги, но как только её ступни коснулись пола, сама она рухнула вниз, расплескав вокруг капли тёмной кровавой лужи. Из маленькой груди вырвался сумасшедшей силы кашель, Влада пыталась втянуть в себя воздух, о каждый вдох лишь разжигал кашель. Казалось, сейчас она выплюнет часть своей гортани, а затем и лёгкие, если не сможет остановиться. Худенькая, тоненькая как осинка девушка, стоящая на четвереньках на окрашенном кровью кафеле, боролась за каждый глоток воздуха, пока всё её тело жутко трясло… Эта картина навсегда врезалась в память Жени, оставила след подобно зажжённой сигарете на человеческой коже.

– Тебе надо…ты… – Женя не знал, какие слова нужно подобрать для такой ситуации. Он привык действовать, а не говорить. Может, сейчас следовало чем-то помочь Владе? Может, она умрёт, если не предпринять никакой попытки. Чёрт, что вообще делать?!

Катя. Не забывай о Кате.

– Никуда не уходи, я сейчас вернусь.

Лишь когда Женя вышел из комнаты, он понял, какую сказал ерунду. Если Влада сейчас и могла куда-то отойти, так это только в мир иной. Всё сейчас казалось глупым, абсолютно всё! Даже сам себе Женя казался потерявшимся среди декораций актёром: свет включён, запись пошла, а из головы напрочь вылетел сценарий. Слишком много решений нужно принимать, слишком мало для этого времени. Чёрт! Он даже не мог оставить Катю без присмотра! Осознание того, что всё зависит только от его действий – от действий Евгения Бравцева, троечника в школе и задиристого хулигана, – пробирало до самых костей. Это был страх, но какой-то другой, необычный. Страх перед последствиями, страх делать что-либо, страх сделать грёбанный шаг вперёд! Единственное, чего сейчас хотелось – забиться в угол и ждать, пока всё само собой пройдёт. Когда-то же всё закончится, правда? Должно закончиться, по-другому и быть не может! Это же не книга, не фильм, не видеоигра, в жизни обязательно что-то начинается и заканчивается. Вовсе не нужно брать на себя роль лидера. Пусть происходит то, что происходит. Пусть…

Женя знал, что сам себе врёт; что голос, который он слышит – голос внутреннего труса, которого ему никак не удавалось искоренить из себя. Женя не знал, что происходит. Не знал, что сделала Катя и что сделали с ней. Но он знал одну, самую важную истину – от ЕГО действий, от ЕГО решений в ближайшие минуты зависят жизни как минимум двух женщин. И одну из них Женя любил всем сердцем.

– Катя! Катя, остановись, подожди, пожалуйста!

Он побежал к ней через четверть коридора, полностью забыв об осторожности. Левая нога проскользила по чужой крови, Женя упал в неё (забрызгав стены алыми каплями), но совсем не обратил на это внимания. Мгновенно поднялся и продолжил догонять Катю, правда, уже больше прислушиваясь к движениям своего тела. На спине белая футболка всё ещё оставалась белой, но вот спереди превратилась в хаос из красных и белых пятен, в центре которого угрожающе висела надпись ROCK. Джинсы прижались к ногам, носки пропитались влагой (откуда здесь столько крови?), но всё это было не важно. Важным сейчас был один женский силуэт, плывущий вдоль коридора под редко мигающим светом.

Наконец Женя догнал Катю, обхватил одной рукой талию, другой схватился за плечо, развернул её на сто восемьдесят градусов и направился обратно, к источнику жуткого кашля. Адреналин кипел в крови подобно лаве в вулкане, мозг работал с такой интенсивностью, что мысли проносились на яркими образами, а ослепляющими вспышками. Женя не заметил, как на его талию легла Катина рука – он просчитывал каждый шаг, пытаясь справиться с безумным вихрем в своей голове. Он не заметил, как Катя на одну секунду взглянула на него, после чего её глаза вновь стали стеклянными, такими пустыми, какие бывают лишь у мертвецов.

– Всё будет хорошо, зая, всё будет хорошо. Ты жива, я жив, я всё придумал, мы в-выберемся. – Женя тараторил, пытался говорить спокойно, но не мог. Как бы он ни старался, язык уже подался панике. – Рэндж встретит нас, то есть мы встретим Рэнджа, мы вместе уйдём куда захочешь. Всё пройдёт, слышишь? Это просто кошмар, мы скоро проснёмся, слышишь? Слышишь, зай? Я говорю, что у нас всё будет хорошо. Вся кровь смоется, все ссоры забудутся. И ты заберёшь себе самые лучшие парфюмы. Мы ограбим столько магазинов, сколько пожелаешь! Я сделаю тебя принцессой мира, зая, только приди в себя, хорошо? Скоро всё закончится.

Они вошли в комнату с поваленным шкафом, где медленно поднимался на ноги женский скелет, обличённый в окровавленную одежду. Только тёмно-зелёные глаза говорили о том, что этот скелет всё ещё жив и рьяно желает жить. В тёмных зрачках пылал огонь жизни.

Женя повернулся к Кате и заговорил:

– Постой пока здесь. Пожалуйста, я тебя прошу, не выходи из комнаты, пока я не помогу ей. – Он уже собрался повернуться к Владе, но передумал и вновь посмотрел на лицо, в котором не было и грамма красоты. Женя прикоснулся губами ко лбу Кати (к тому месту, где не было крови), и в этот момент по его щеке скатилась одна-единственная слеза. – Не уходи от меня. Возвращайся скорее, Катюш. Я тебя жду.

За спиной раздался удар. Женя развернулся, увидел, что Влада вновь стоит на четвереньках, ноги её судорожно тряслись. Из левой малюсеньким ручейком вытекала кровь. Над предплюсной из кожи выглядывал небольшой металлический осколок гранаты. Быть может, он впился в кость, а может, и не долетел до неё. В любом случае от него следовало как можно быстрее избавиться.

Женя упал на колени рядом с Владой, схватил её раненую ногу, уже взялся пальцами за сам осколок, как получил мощную пощёчину.