Слишком живые звёзды 2

– Влада, я понял, о чём ты, но, прости меня, это бредятина. В жизни так не бывает. В каких-нибудь блокбастерах – да, но не в жизни.

Он смотрела на них, переводя взгляд с одного лица на другое, чувствуя боль в ноге, но эту боль перекрывало осознание. Осознание того, что…

– Вы сейчас снова вместе, говорите за одну идею, поддерживаете друг друга, хоть пока и недолго. Мы втроём выбрались, потому что держались вместе, в одиночку никто бы из нас не выжил. Я думаю…

Катя развернулась, схватилась за руль, и уже через секунду внедорожник вновь покатился по шоссе, увеличивая скорость. Сама она смотрела на дорогу и когда заговорила, не повернула головы – лишь украдкой взглянула на Женю.

– Ты говори, Влада, говори. У меня сейчас всё бедро разорвётся от боли, если мы здесь продолжим стоять. В Пушкине есть больница, там мы сможем себе помочь. – Женя потянулся к Кате, обхватил её шею и что-то прошептал на ухо. После нескольких секунд она отдёрнулась от него, внедорожник чуть увело в сторону. – Отстань. Сейчас вообще не время для этого.

Влада прочистила горло и продолжила говорить:

– Короче, подводя итоги: я думаю, что у каждого из нас есть определённая цель, как говорила моя мама, по плану Господнему. Но мы можем легко сдохнуть, если не будем заботиться друг о друге. Если разделимся, то нам всем точно конец. Мы нужны Богу…

– Да какой Бог, Влада? – Женя полностью развернулся к ней на переднем сидении. – Ты веришь в Бога? В Бога, который убил почти всех людей, который позволил случиться двум мировым войнам, который, когда сжигали евреев, стоял рядышком и просто смотрел.

– И который отобрал у меня сына. – Костяшки на руле побледнели. – Такого Бога я бы лично казнила, причём очень медленно, чтобы он, сука, прочувствовал всю боль.

Женя взглянул на пистолет, положил его меж передними сидениями, выпрямился на своём и, выдохнув, закрыл глаза. Кровь либо перестала идти совсем, либо шла по чуть-чуть. Жить можно. Ему чертовски повезло, что пуля еле-еле коснулась ноги, просто содрав мясо вместе с кожей. А вот Катя была ранена серьёзно. Влада ещё о чём-то продолжала рассказывать, о своих догадках, о сценарии Бога, но Женя её не слушал. Она была права только в одном – им следует держать вместе, поэтому он и остался в машине, а не пошёл за Рэнджем. Он, конечно, мог бы погибнуть безымянным героем, но Кате он был нужен живым. И, наверное, осознание этого заставило его поступить пусть и гадко, но мудро.

Они ехали в Пушкин, каждый думая о своём, каждый терпя свою боль.

* * *

Если мне следует научиться быть мужчиной, то тебе – быть женщиной. Женщиной, а не мамочкой, которая всему пытается научить!

Так он сказал.

А потом получил пощёчину.

Катя думала об этих словах, не сводя глаз с дороги. Думала и чувствовала внутри грызущую боль, которую может причинить только любимый человек, выпалив отвратительные слова, ужасные слова, слова, которые должны говорить враги, а не близкие люди. Но Женя сказал. Сказал просто потому, что хотел показать, какой он крутой – мол, я тоже могу остро отвечать. Мальчишка. Грёбанный мальчишка!

Влада молодец, отметила про себя Катя. Хоть она и несла какую-то чепуху (ты пыталась покончить с собой), ей удалось сгладить конфликт между мной и Женей. Даже как-то уговорила его остаться. Как она сказала? Мы ведём себя как два подростка? Ну а как мне ещё вести себя с подростком?!

Владе не удалось потушить пожар, возникший в этом внедорожнике меж двух сумасшедших, но сбавить пламя удалось. Она даже почти заставила их поверить, будто они на одной стороне – защищают ту точку зрения, что бога нет. Нет, всё не так. Они совершенно разные. Женя не верит, потому что слишком юн, Катя не верит потому, что слишком много видела. В бога верят лишь те, подумала она, чьи иллюзии ещё ни разу не разбились об жизнь. А Влада ещё совсем девочка, пусть и умная.

Катя старалась ни о чём не думать, просто следить за дорогой, отключить мозг, но слова Жени (женщиной, а не мамочкой) возвращались к ней мощной, накатывающей на сознание волной. В какой-то момент – в тот самый, когда он коснулся её лица и попросил послушать Владу – Катя даже решила, что успокоилась, но только сейчас поняла, что ошиблась. Она ни черта не успокоилась! Оставшись наедине со своими мыслями, Катя почувствовала, что вновь начинает закипать. Может, Владе и удалось на время утихомирить «этих двух подростков», но совсем ненадолго.

Женя… Как он мог такое сказать?

Ладно, тише, успокойся. Ты же не будешь волноваться из-за слов подростка?

Да, вот только она волновалась. Женя не был обычным подростком, обычный подросток не смог бы ТАК сильно её покорить, завоевать. И не она одна это заметила. Тот старичок, Иван Васильевич, сказал, что их любовь станет великой. Он верил в это искренне, всей душой, поэтому сделал два – два! – самых красивых медальона, которые Катя видел в своей жизни. И что там было написано? «Вместе сильнее» – вот что там было написано. И это правда. Хоть одному человеку их любовь не показалась чересчур странной. Тогда Катя была так этому рада! Так рада, так воодушевлена, что написала красивейший стих…а теперь сомневалась в своём рассудке. Взрослая тётя, уже бывшая замужем, родившая сына, потерявшая сына, вдруг влюбляется в подростка и волнуется из-за брошенных им в гневе слов.

Но с другой стороны, она не могла не признать свои чувства. Катя чувствовала к Жене то же самое, что когда-то чувствовала к Максиму, за год до свадьбы, только с Женей всё было гораздо, ГОРАЗДО ярче. Безумие? Сумасшествие? Но это так. Мир сошёл с ума, и Катя последовала его примеру.

Женщиной…

Женщиной, а не мамочкой, которая всему пытается научить!

Катя стиснула зубы, будто пропустила сильный удар.

– Зачем ты это сказал? – Она посмотрела на Женю, взглянула на его раненую ногу и вернулась к дороге. – Чтобы показаться крутым? Или ты хотел сделать мне больно? Ты же знаешь, как много для меня это значит.

– Господи! – Выдохнула Влада. – Опять? Я ж вам только что говорила, чтобы вы не ссорились друг с другом, а…

– Посмеялся над мамочкой? – Шоссе перед глазами чуть расплылось, но Катя тут же вытерла с глаз слёзы. – Может, ещё что про Мишу скажешь, а? Ты же у нас остряк.

– Пожалуйста, прекратите, вы не должны ссориться!

– А зачем ты сказала, что мне нужно научиться быть мужчиной?

– Да вы как дети, хватит, пожалуйста!

– Почему я так сказала? – Катя зыркнула на Женю, и в этот момент одна из молний превратила её лицо в маску смерти. В маску с двумя безумными серыми глазами. – Я тебе сейчас объясню, любимый. Я тебе объясню, почему я не считаю тебя мужчиной.

Её голос предательски задрожал, а стрелка спидометра вместе с тем подползла к 120.

* * *

Женя прокашлялся, посмотрел на жужжащие над головой лампы и протянул руку к стакану с водой. Пальцы коснулись стекла, но и только. Пить не хотелось. Хотелось умереть, вспоминая всё это.

– Тебе нужно отдохнуть.

Женя покачал головой. Если рассказывать, то сразу и всё, чтобы больше к этому не возвращаться. Ему достаточно снов. Спать Женя не мог, стоило ему только закрыть глаза, как из темноты появлялось лицо Кати, освещённое вспышкой молнии в тот момент, когда она собиралась объяснить ему, почему не считает его мужчиной. И была права. Чертовски права. Если б Женя мог сейчас с ней поговорить…а не с тем, что от неё осталось…он бы попросил прощение за всё.

Но какой в этом смысл, если твои слова ничего не стоят? Так сказала Катя и снова оказалась права.

Да, они много чего наговорили друг другу, слишком много, даже не думая перед тем, как выпалить очередные слова. Сейчас Женя вспоминал каждую деталь, вспомнил даже капли дождя, стекающие по окровавленному лицу Кати. С начала разговора он думал, что расскажет всё быстро, так как помнил лишь отдельные отрывки произошедшего, но по мере повествования память вытаскивала наружу всё. Просто удивительно, как много может запомнить человеческий мозг: треплющиеся на ветру волосы, давление чужих ладоней на плечи, оттенок серого столба, промчавшегося мимо…и слова. Женя отлично помнил каждое слово, которое выплюнул в адрес Кати, как и её – выплюнутые в его адрес.

Руки вновь задрожали, поэтому он скрестил их под грудью, уставившись на носки кроссовок.

– Мы можем сделать перерыв, если хочешь.

– Нет, не надо. Я уже почти всё рассказал. Просто я… – Что? «Просто я» что? Начал вести себя как истеричка, и из-за этого всё произошло? – Всё стало происходить так быстро… ну, я могу сейчас что-нибудь напутать, понимаете? Я хочу рассказать только правду.

– Я так понял, случилось всё так – при условии, что ты рассказал правду: вы втроём выбрались из Чистилища, Катя вывезла вас и парковки на Пушкинское шоссе, по которому вы добрались сюда. Ещё вы встретили одного из последователей Меджии.

– Да, на жёлтом «Хаммере». Он был с красными волосами, хотел нас убить.

– Они другого и не хотят. – Женя осмелился поднять взгляд, посмотрел в карие глаза и с облегчением понял, что в них нет ни презрения, ни насмешки, а только готовность выслушать. – Катя ушла от столкновения с «Хаммером», переехала красноволосца…

– …потом мы пронеслись мимо парковки. Тогда в Катю и попала пуля. Я вообще не знаю, как она так долго терпела эту боль, ещё умудрялась разговаривать, вести машину. Мы проехали около километра или двух, пока…

– Пока не начали ссориться.

Женя выдохнул и опустил взгляд.

– Да, пока не начали ссориться. Я не знаю, что на нас нашло. Нам следовало спасаться, следить за состояние друг друга, потому что каждый из нас был ранен, но вместо этого мы взялись за старое. Влада пыталась нас утихомирить, нам даже как-то удалось успокоиться, я подумал, может, всё устаканилось, но…мы с Катей будто не могли делать что-то спокойно. Между нами всегда была какая-то энергия, какая-то вспышка, между нами всегда пылали искры. И они подожгли нас, мы уже не контролировали то, что говорили. В какой-то момент Катя ударила по тормозам – я это хорошо помню, – и Влада нам рассказала о мысли, что пришла ей в голову. Насчёт светлячков.