Слишком живые звёзды 2

– Если б я знал, я был бы с тобой помягче. Я бы тогда не требовал правды.

Сидения грустно засмеялись, будто слышали подобное уже сотый раз. Этот смех принадлежал светловолосой женщине, с которой слишком жестоко обошлась жизнь. Этот смех пробирал до костей и пугал намного больше воев умирающих, потому что боль… притупленная боль слышалась в каждом выдохе.

Ты и вправду считаешь, знание того, что меня изнасиловали, всё бы изменило? Сделало бы тебя мужчиной? Или хотя бы пристегнуло язык к нёбу? Ты думаешь, от этого знания пропало бы твоё легкомыслие?

Женя сделал маленький, неуверенный шаг к выходу. Его силуэт чётко просматривался снаружи, но он об этом даже не подумал. Как и о направленных на него взглядах красноволосых мужчин. Серые глаза и осипший от плача голос – только они сейчас занимали вселенную.

– Я думал, ты просто мне врёшь, потому что… потому что… – Давай, скажи это. Ты давно знаешь правду, вот только боишься вытащить её на поверхность, зарываешь поглубже. Давай, произнеси эти слова, если хочешь быть честным. – Я боялся, что ты меня разлюбишь. Боялся, что ты всё-таки поняла, что больше меня не любишь, что это была глупость, что это была…ошибка. Твоя самая большая ошибка.

– Ясно, – теперь голос Кати слился с реальностью воедино. С каждым морганием, с каждым наступлением темноты он становился громче, чётче. – Ты хочешь, чтобы тебя любили, потому что никогда не чувствовал подобного. Тебе не так важно отдавать, ты жаждешь получать, забирать. И твоя мама… Ты влюбился во взрослую женщину лишь потому, что родная мама…

– ЗАТКНИСЬ! – Пальцы вцепились в жёлтый поручень! – ЗАТКНСИЬ, ПРОШУ ТЕБЯ, ЗАМОЛЧИ! НЕ ГОВОРИ НИЧЕГО О МОЕЙ МАТЕРИ!

– Да никто и не говорил, сладенький. – В салон автобуса вошёл высокий мужчина, с красными волосами на голове, в великоватой ему тёмно-зелёной куртке и с чем-то очень похожим на пистолет в левой руке – в глазах Жени предметы теряли свои контуры. Силуэт мужчины приближался, и вместе с тем его голос становился громче. – Никто не говорит о твоей матери. Сейчас мы просто дружно выйдем на улицу и подышим свежим воздухом. Как тебе идея?

Женя посмотрел на бледный овал, верхушка которого кричала ярко-красным цветом, и попытался из себя что-то выдавить, но не смог. Похоже, только одни серые глаза могли разбудить в нём силы. Он почувствовал, как чужие пальцы заскользили меж его собственных, как чужая ладонь сжала его собственную, как он сам позволил вести себя к выходу из автобуса.

И когда тьма почти полностью окутала мир, когда из тела, казалось, вытекла вся кровь, Женя подумал, что всё будет хорошо. Конечно. Всё будет хорошо.

Они же не в сценарии фильма ужасов.

И не в книге сумасшедшего писателя.

* * *

Часы, висящие на стене, прямо над закрытой дверью, обоими стрелками показывали на 12. Полночь. Они здесь уже около двух часов и неизвестно, сколько просидят ещё. Вспоминая салон автобуса, вытаскивая наружу те осколки памяти, что не вышибло из черепа, Женя с каждой минутой прикладывал всё больше усилий, чтобы продолжать говорить. Он с лёгкостью возвращался в тот день, помнил каждую деталь, но не сомневался, что они скоро выветрятся из головы, и был этому только рад. Но вот глаза Кати, палящие гневом и подсвеченные молнией, Женя не забудет никогда. То был последний раз, когда он видел её глаза открытыми.

– Тут, в принципе, больше нечего рассказывать. Я ещё не успел выйти из автобуса, сразу же появились вы. Дальше вы-то всё знаете.

– Знаю, но я хочу услышать произошедшее от тебя, что ты увидел. Ведь только ты в тот момент разговаривал с «Катей».

Женя плотно сжал губы, желая одного – как можно быстрее закончить разговор и подняться наверх (посмотреть на «Спящую красавицу»). Он чувствовал, что весь обтекает потом, понимал, что жутко температурит, что ему следует убраться отсюда, принять аспирин и улечься в кровать, попытавшись уснуть хоть на пару минут. Но сна не будет, нет конечно, будут только кошмары, утопающие в серых, широко раскрытых глазах. Женя понимал, что вряд ли сегодня заснёт, поэтому не хотел проводить остаток ночи в одиночестве. Всегда, когда остаёшься наедине с собой, появляется риск столкнуться с правдой. С ужасной, омерзительной правдой.

– Я уже почти всё рассказал, – Женя обнял себя, словно начал мёрзнуть, – но у меня такое чувство, будто я что-то скрываю. Не специально, может, я даже забыл какую-то важную деталь.

– Возможно, ты до неё ещё не дошёл.

– Нет, я её пропустил, это точно. Что-то связанное с Катей, что-то серое, красивое. Что-то похожее на…

* * *

…серебряную металлическую луну, какой не бывает на небе. Проходя мимо кресел, шагая к выходу из автобуса и ведомый красноволосым мужчиной, Женя смотрел на то, что принадлежало Кате, но находилось не у неё. Двое мужчин вытаскивали из внедорожника тела женщин, и один из них обмотал свою кисть цепью с медальоном. И луна свисала с его руки. Серебряная луна, что прижималась к груди Кати, теперь свисала с ладони чужого человека.

– Мы потеряли медальоны. – Женя еле слышно шептал – так, чтобы его никто не услышал, кроме, конечно, одного голоса.

Я же сказала: всё кончено. Медальоны лишь подтвердили это.

Губы Жени дрогнули, и он тихо заплакал – совсем как маленький, обиженный на весь мир мальчик.

Из-за слёз он не увидел приближающегося мотоцикла и только краем уха вскоре услышал раздавшиеся выстрелы. Ведущий его мужчина дёрнулся, грохнулся на пол, и Женя, всё ещё находясь меж двух миров, просто перешагнул через него. Когда он одолел последнюю ступеньку и коснулся земли, мир полностью пропал во тьме, а лицо врезалось в асфальт.

И только Катя продолжала говорить.

Всё кончено. Ты стал моей ошибкой. Моей самой большой ошибкой.

* * *

Здесь хорошо. Здесь время теряет свою силу, каждую секунду можно пребывать в одном и том же моменте.

Под звёздным небом, так хорошо видимым без этого людского искусственного света, бесконечно вдаль простиралась пустая дорога. Серпантин одной тонкой прерывистой линией стремился к горизонту и скрывался в нём подобно маленькой мышке, убегающей от огромного кота. Последние отблески заката растворились меж звёзд, а каждая из них купалась в собственном сиянии так, будто это был их последний шанс показаться вселенной. Сплошная красота… Человеку никогда не суждено полностью проникнуться эстетикой природы, но он может наслаждаться её красотой, а это уже что-то. В людях много отвратительного, казалось, они были созданы для баланса вселенной – мол, раз есть нечто прекрасное, значит, должно быть и нечто ужасное. И всё же…люди способны наслаждаться красотой. Непонятно как, но способны. Наверное, до самого конца это останется нерешаемой загадкой.

Воздух пах свежестью. Иногда, при особо глубоком вдохе, в лёгкие проникал аромат пороха – тяжёлый и неповторимый. Иногда, при особо глубоком вдохе через кожные поры, в тело проникал аромат страха – изысканный и неповторимый. Но больше всего пахло, конечно же, свежестью. Трава нежно шепталась под дуновением ветра, только её шелест разбавлял такую приятную тишину. Ах да, ещё в груди билось сердце. Сердце здорового человека – до чего ж приятно его иметь! Оно отсчитывает секунды жизни, а не мгновения, которые остались до смерти, как это, например, делает сердце курящего. И кожа… она чиста, на ней нет ни единой язвочки. Почки не наполняются кровью, суставы не скрипят при каждом движении, организм жив! Здоров! Молод! И…

…ненастоящий.

Под ярким светом призрачной, нависшей над миром луны шагал силуэт высокого мужчины, пальто которого слегка развевалось на ветру. Кожа на его лице чуть ли не сползала с черепа, держалась на последнем издыхании, ужасные язвы лишь добивали её. Волосы падали на плечи рваными клоками, будто организм прошёл химиотерапию, но нет, никакой химиотерапии не было. Наше топливо заканчивается, сэр. Наш корабль трещит по швам, вода уже забралась в отсеки, ещё чуть-чуть, и мы утонем.

– Ещё чуть-чуть, – прошептал бредущий по дороге мужчина. – Ещё совсем немножко можно потерпеть. Терпеливых всегда ждёт награда, я это знаю как никто другой.

Но вот только почки были другого мнения. Мочевой пузырь не выдержал, и уже через мгновение мужчина почувствовал, как ноги обдало теплом. И ему не следовало опускать взгляд, чтобы понять, что из члена пошла кровь. Уже второй день. Уже второй день какая-то зараза жестоко пожирала организм изнутри. Она начала проявлять себя ещё давно – в 2019 году, – но по-настоящему дела пошли плохо, как только ЕГО энергия вступила в контакт с энергией ЕВГЕНИЯ…и этой его стервой. Хоть в её энергии и не было ничего выдающегося, всё же она была до жути кусачей. Словно волчица. Грязная, никому не нужная волчица!

– Теперь проблем с ней не будет. – Несмотря на боль, мужчина рассмеялся. Он продолжал идти по пустому шоссе, чувствуя, как перемешанная с кровью моча замерзает на ногах от холодного ветра. – Теперь эта сука никак не сможет помешать. Ей наконец-то заткнули рот.

Её серые глаза были прокляты – непонятно кем, непонятно как. Мужчина, шагающий вдоль серпантина, мог отследить многих, почти любого, но зараза затмевала его взор, так что в последние два дня от него скрывалось всё, что видели чужие глаза. Только за Егором и Джонни он смог наблюдать прошлой ночью. А вот Мальцева… ему с самого начала не удавалось пробиться к её нутру, что-то активно блокировало его нападки. Наверняка энергия Жени защищала её, но это почти тут же опровергло себя – после ловкого трюка, заключавшегося в том, чтобы заставить Евгения и Мальцеву отпрянуть друг от друга. Я посеял в их отношениях семя сорняка, подумал мужчина. И это дало свои плоды. Евгений воспылал, а волчица ему не захотела рассказывать правду. Они разошлись, их общая энергия почти растворилась, но всё равно у Мальцевой – даже одной, без Евгения – оставалась кусачая душа. В том состоянии я просто не мог рисковать, не то что сейчас. С Викторией было намного проще, она что колодец, доверху заполненный водой. Волчица другая. Волчица и близко никого к себе не подпускает… нет, подпустила орла. Может, на этом я и сыграю.

Мы сыграем.

Мужчина недовольно поджал губы и тряхнул головой, как бы пытаясь выбросить чужой голос. Чтобы переключить своё внимание с боли, с дурацких мыслей о дурацких людях, созданных по таким дурацким правилам, мужчина решил вновь оглядеться вокруг и окунуться в красоту.

Ведь действительно было чем насладиться.

Ветер игрался с маленькими камешками, разбросанными кем-то невидимыми по дороге. Ещё полтора месяца назад – всего полтора! – за день здесь проносились десятки, если не сотни машин, и в каждой из них сидело существо – а то и несколько, – которое куда-то направлялось. У всех были дела, у всех были проблемы, все куда-то направлялись. Люди жили в красоте и не замечали её. Наверное, именно поэтому они заслужили смерть – потому что не ценили то, что имели. Такое глубокое небо над головой, такая чудесная свежесть витает в воздухе! А сознания мужчин в эти моменты были заняты решением проблемы: какую правдоподобную легенду придумать, чтобы скрыть от жены измену. На этой дороге об этом думали каждый божий день. Мужья изменяли любимым, любимые изменяли мужьям, и только в произведениях искусства можно было найти настоящую любовь.

Неправда.

Снова этот голос. Этот омерзительный, противный голос!

Ты знаешь, что она есть и здесь, сам же чувствовал.

Да, он чувствовал, даже смог ощутить её – точно так же, как ощущал страх – через поры кожи. Горячая, страстная, неистовая влюблённость подростков, разбавленная в зрелой, спокойной любви взрослых людей. Их отношения были чертовски странными, и дело далеко не в возрасте.

ТАКОЙ энергии, какую создавал их дуэт, не было ещё ни у кого во вселенной.

Бравцев и Мальцева, Евгений и Екатерина, Орёл и Волчица… Слишком много совпадений для банального всплеска чувств. Нет, тут что-то другое, определённо. Что-то новое, чего ещё не видывал мир. Роман, достойный стать бестселлером.

– Нет, – мужчина сделал глубокий вдох. – Нет, это бред. Просто я теряю хватку, поэтому мне кажется, будто здесь нечто особенное. Просто кукла. Она просто кукла, которая возомнила себя человеком, а Евгений ей в этом только потакал. Но сейчас… – грудь заболела от вырвавшихся смешков. – Сейчас её точно не отличишь от куклы.

На левое плечо мягко опустился светлячок. Мужчина даже не взглянул на него, ему было достаточно нежного жёлтого сияния, щекочущего больной глаз. За то время, что мужчина шагал по пустому шоссе, цветовая палитра пейзажа уже бы успела измениться, но нет, только не здесь; здесь царствует одна вечная секунда, и это прекрасно. Звёзды над головой пылали чистым белым светом, некоторые из них словно отдалялись от Земли, некоторые, наоборот, старались быть ближе. Их сияние стало разбавлять другое, жёлтое. Сияние живых звёзд.