Аметистовая сказка

Аметистовая сказка
Дара Сказова

В давние времена, в сказочном мире, было княжество Старогорье с полными недрами сокровищ – аметистов, изумрудов, рубинов, сапфиров. И жила-была в этом княжестве Елисавета, дочь правителя. Была она девицей хоть куда – и красивой, и умной, и смешливой, и хитрой. Отец заботливо готовил ее себе в преемницы, когда угораздило же наследницу влюбиться в заезжего гостя, Ивана-царевича! …Приквел к "Бездорожной сказке".

Дара Сказова

Аметистовая сказка

В давние времена, когда горы были юными, а реки быстрыми, была такая страна – Старогорье. Правитель ее был мудрым, на решения справедливым, а на кару быстрым. Впрочем, в те времена да в тех местах иной и не удержался бы на престоле. Княжество его было не то, чтобы обширным, но, несомненно богатым. Поговаривают, что многие века назад первый князь заключил сделку с истинными властителями тех гор – подземными духами да наземными силами. Уж неведомо ныне, за какую услугу – может, спас кого или спор выиграл, – но с той поры не оскудевали недра Горного Княжества Старогорья, а за народ его и правителей всегда словно невидимая сила заступалась. А недра богаты были и каменьями самоцветными, и жилами золотоносными. Знай не ленись да трудись на земле, да не забывай кланяться Великому царю…

Примерно такие сказки слышала с детства дочка нынешнего правителя Старогорья князя Многомысла. Нянюшка, укладывая многочисленных своих подопечных в постельки, подтыкала им пуховые одеяльца, усаживалась у печки (зимой) или у окошка (летом), доставала очередной недовязанный носок и под позвякивание спиц рассказывала сказку на ночь. Истории те были разные: то про волшебную ящерку, знавшую тайные места золотоносные, то про крошечный огонек, заманивавший алчных кладоискателей в непроходимую чащу. Но начало у этих сказок всегда было одинаковым. И рыжеволосая Елисавета с детства усвоила: есть силы могучие за пределами человеческого понимания, и с ними спорить нельзя, и забывать о них нельзя, а нужно почитать да дарами задабривать.

Впрочем, в высоком и светлом тереме, в уюте и надежности сначала детской комнаты, а позже девичьей светлицы, все эти сказки воспринимались Лисской как истории дней давно миновавших, мало связанных с ее настоящей жизнью и несомненно серьезными проблемами: какой сарафан надеть сегодня, какого цвета лента подойдет к нему и что ответить отцу, когда тот представит ее очередному претенденту на ее руку.

Елисавета была младшей дочерью князя Многомысла. Она – единственная из пятерых детей правителя – унаследовала не только медный цвет его шевелюры, но и характер: упрямый, своевольный и хитрый. Недаром ее красивое древнее имя в семье сократили до «Лисски», «лисы». Именно в этой дочери родитель видел продолжение себя и именно ей собирался отдать впоследствии бразды правления. Нужно было лишь найти ей подходящего мужа…

А с этим было сложно. Во-первых, женихов из окрестных владений разобрали старшие сестры Лисски: Мара уехала в северные земли Каринтии, Ана стала хозяйкой южных земель Аквинии, Власта правила на западе с мужем Анджеем, а семнадцатилетняя Нита всего лишь прошлой зимой уехала на восток к Юртному владыке. Для пятой дочери достойных женихов не осталось. Приходилось надеяться на совсем дальние государства, но отпускать туда Елисавету князь Многомысл не собирался. Кто же унаследует престол Старогорья? Князь уж подумывал о традиционной битве за руку дочери, но все медлил с приказом собрать в крепости подходящих по возрасту и званию юношей. Главным образом потому, что дочь ему в резких выражениях заявила:

– Даже не надейтесь, папенька! За наших стрельцов и княжичей я не пойду!

– Это почему? – подивился отец категоричности заявления.

– Видела я их! Ни на лицо посмотреть, ни на тело восхититься! Да и разумом все они пониже вас будут.

Князь ухмыльнулся в усы.

– Позицию твою, дочь, понимаю. Не скажу, что разделяю. С лица воду не пить, знаешь ли. А вот что глупый муж – так это нам только на руку. Умный как позарится на престол наш – еще, глядишь, и спихнет тебя. Заговор какой устроит или убийц подошлет. А глупый будет себе в солдатиков во дворе играть да на охоту с соколами ездить – и тебе спокойно, и ему хорошо.

Лисска наморщила нос.

– Мне бы хотелось…

– Мне бы тоже, может, хотелось сына-наследника иметь. Но тут мне выбирать не приходится. Твоя мать, а моя супруга, одних дочерей мне принесла. Я не жалуюсь, но это все-таки дополнительные сложности создает нам с тобой.

– Ничего о сложностях не знаю, – отрезала Лисска. – Такую хорошую дочь вам еще поискать надо. А я уже прямо сейчас готова на престол взойти да править по вашему примеру, папенька: мудро и сурово.

– Я бы предпочел еще пожить, пока ты престол унаследуешь, – заметил в пространство князь Многомысл, но дочь не обратила внимания на затаенный сарказм в интонациях родителя.

– Я ж не говорю, что я собираюсь взойти прямо завтра, – пояснила Лисска. – Я лишь готова. И муж мне для этого совсем не нужен.

– Глупости говоришь, девица! – хмыкнул папенька. – Тебе, как княгине, нужна будет надежная опора. Что и говорить, общество у нас не очень прогрессивное, и женщина на престоле будет для них вечным бельмом на глазу. Сразу появятся и захватчики, и завоеватели, и перебежчики, и вообще ненадежные личности. Наличие мужа за твоей спиной заставит особо буйных поостеречься.

Елисавета демонстративно посмотрела в окно на разгорающийся за деревьями княжеского сада закат раннего осеннего вечера. Подумала немного. Впрочем, этот разговор происходил в ее жизни не впервые, и аргументы она успела подготовить заранее.

– Я не против ваших доводов, папенька, – сказала она. – Но все-таки мне совсем не хочется за глупенького да неказистого замуж идти. Позвольте мне хотя бы последнее слово за собой оставить.

– Да я тебе столько позволяю, сколь ни одной дочери в жизни не позволял! – возразил Князь.

– Знаю, знаю, я беспардонно пользуюсь званием вашей любимицы, папенька, – захихикала Лисска и чмокнула отца в щеку.

– Еще как пользуешься. Но гляди! Повадки твои, лисьи, я давно изучил. И ежели что – разговор у нас с тобой будет совсем иным.

– Как скажете, папенька, – засмеялась Елисавета, совершенно не испуганная словами родителя.

– То-то! Так что будь добра, завтра предстань перед свежим просителем твоей руки во всей красе и очаровании.

– А кто такой на этот раз? – равнодушно поинтересовалась девушка.

– Сынок младший из Забугорных земель.

– Далеко же.

– Так ведь младший. Ему там ничего не светит в смысле наследства от царя-батюшки. У них там порядки строгие: наследует старший сын, а остальных пристраивают по соседям.

– А звать как?

– Да что ж я, упомню?! Завтра и представится. Они, вроде, приехали уже. В гостевых хоромах разместили их.

– Завтра, так завтра, – спокойно согласилась Лисска. – Пойду я, пожалуй, в свою светлицу. Вечереет. И вам, папенька, пора бы под пуховое одеяло.

Получив от отца поцелуй в лоб, Елисавета удалилась из родительских покоев.

***

Любой день начинается с рассвета. Не всякий рано на рассвете встает, однако Лисска распахнула зеленые глаза вместе с первыми лучами солнца. Она еще полежала немного под стеганым одеялом, сделанным заботливыми руками нянюшки, однако не позволила себе задержаться надолго. А все потому, что сейчас, в это время года, со стен крепости лучше всего было наблюдать рассвет. Именно в эти дни лета солнце вставало над уходящими вдаль лугами строго напротив Княжьей башни. Собственно, именно Лисска и дала название этой части крепостной стены, до сих пор звавшейся «Боярской»: именно на ней княжескую дочь можно было увидеть чаще всего. Елисавета облюбовала себе место под самой крышей башни, возвышавшейся над всем городом на высоту птичьего полета. Отсюда она выглядывала за пределы стен, устроившись между зубцами стены. И как раз в середине лета луч поднимающегося светила падал строго в среднее боевое отверстие.

Отсюда же Лисске было удобно наблюдать за главной дорогой, уходившей вдаль за горизонт строго на запад – именно оттуда чаще всего прибывали караваны торгового люда или же посольские обозы. Насладившись зрелищем восхода, девица не спешила уходить из башни. Здесь она оборудовала для себя настоящую светлицу. Зимой, конечно, было холодно на третьем этаже деревянной башни, но с приходом теплых дней Лисска проводила здесь большую часть своего свободного времени, посвящая его: рисованию в альбоме, вышивке на рубашке или чтению книги. Сегодня выбор пал на чтение. Увлекательная история Огневушки-поскакушки полностью захватила сознание девицы, поэтому она с некоторым удивлением и досадой была вынуждена отвлечься, когда в люк, скрывавший лестницу, ведущую на нижние этажи башни, неуверенно постучали.

– Кто? – недовольно спросила Елисавета. Уж очень ей не хотелось отрываться от чтения.

– Прошу прощения, – неопределенно ответил ей голос, еще не мужской, но уже и не мальчишеский.

Лисске стало интересно. Кто мог ломиться в запертый люк? Все свои знали, что в башне по утрам уединяется княжна, и что нарушать это уединение не всегда целесообразно: мало ли в каком настроении девица, а ну как начнет карандашами кидаться? Стало быть, чужой. А какому чужаку хватит смелости ходить по чужой крепости да стучаться в люки? Очень глупому. Или очень хитрому. В любом случае, на него стоило взглянуть. И Елисавета решительно молвила:

– Войди!

Петли люковой дверцы скрипнули, плоскость поднялась и в дыру в полу просунулась голова. Мгновение обладатель головы привыкал к полумраку башни – значит, он пришел сюда со стены, совершая прогулку по оным, поняла Лисска.

– Зачем пожаловал? – спросила она.

– Прошу прощения, – повторила голова.

Наметанным глазом княжна оценила внешние данные: лицо бледное, черты лица выразительные, глаза темные, скулы острые, подбородок волевой. Лицо ее устроило, можно было и на все остальное поглядеть.

– Заходи, – велела она.

Юноша легким движением преодолел сложность проникновения в помещение. Лисска на всякий случай положила руку на нож для бумаги, хотя и не сжала пальцы на рукоятке: посетитель не производил впечатление агрессивного гостя. Скорее, производил приятное впечатление и внешним видом, и манерами.

– Ты кто? – спросила она, решив вести переговоры, а метание ножей отложить.