Марфушенька и Матрёшенька одинаково круглыми глазами уставились на мать через отражение в зеркалах. Та подняла бровь.
– Вы, девочки, конечно, красивые. И это я не как мать вам говорю, а вполне объективно оцениваю. Но миловидной мордашки царю Кащею будет мало. Нужно привлечь приданым. И запомниться подарком.
Миловидные мордашки повернулись к матери. Боярыня Афанасьева понизила голос.
– Мы предложим царю земли отца вашего, те, что к западу от гор лежат. Там леса богатые. Уверена, Кащею это понравится.
– Но… – неуверенно сказала Марфушенька.
– Это ведь… – в сомнениях сказала Матрешенька.
Боярыня медленно кивнула.
– Я помню, – проговорила она. – Леса эти отец ваш, а муж мой покойный, своей дочке от первой жены определил. Но…
– Она же не знает? – прошептала Марфушенька.
Боярыня медленно прикрыла глаза и покачала головой.
– А ведь в приглашении и ее зовут, – задумчиво сказала Матрёшенька.
– Как это? – удивилась боярыня.
Развернув свиток, она перечитала текст и недовольно вытянула губы. Оглядела обеих дочерей.
– Да, тут приглашение для дочерей боярина…
– А давайте ушлем ее куда-нибудь? – предложила Марфушенька.
– Куда? – пожала плечами Матрёшенька.
– А вот пусть она и ищет дар необычный! – придумала Мафушенька. – Чтобы еще и подарком поразить царя нашего и царевича. Только вот что?..
Мать и дочери призадумались.
– Пусть что-нибудь нетипичное принесет! – осенила Матрёшеньку. – Ну вот как зимой подснежники.
– Сейчас весна, – фыркнула Марфушенька. – Этих подснежников как мух в навозе!
– Я сказала «как», – обиделась Матрёшенька. – Надо придумать, чтобы и достать было трудно, и, если принесет, чтобы точно царя поразило. А если не вернется…
Она умолкла, и на всех трех лицах появилось одинаковое понимающее выражение.
– Пожалуй, я знаю, за чем послать нашу занозу, – протянула боярыня.
Не добавив более ни слова, она развернулась и покинула светлицу дочерей, оставив тех в недоумении смотреть на закрывшуюся дверь.
– Как думаешь, что придумала маменька? За чем пошлет нашу сестрицу? – задумчиво поинтересовалась Матрёшенька.
– Пойди туда, не знаю куда… – медленно ответила Марфушенька.
– Принеси то, не знаю, что… – добавила Матрёшенька.
***
В отличие от сводных сестриц утро у Маруси было в самом разгаре. Залеживаться в постели ей не давали коты, кормить которых требовалось спозаранку. А уж поднявшись, глупо было устраиваться обратно. И до первых петухов Маруся обычно успевала помыть полы в кухонных помещениях, подмести двор, полить цветы, насыпать корм курам. Вот и в тот день девушка уже управилась с утренними руинными делами и занялась приготовлением легкого, но сытного завтрака для своей мачехи и ее дочек. Творожная запеканка только начала подрумяниваться, когда раздался звон колокольчика из покоев боярыни Афанасьевой. Немного озадаченная неурочным вызовом, Маруся поспешила на зов. Еще более ее удивил вид мачехи: та была уже полностью одета, причесана и нарумянена. Обычно все утренние процедуры боярыня Афанасьева начинала значительно позже.
– Значит, так, Мария, – спокойно произнесла мачеха, глядя на падчерицу суровым взглядом.
– Доброе утро, маменька, – Маруся поспешно поклонилась в пояс, подметя пол длинной косой золотисто-пшеничного оттенка.
– Собирайся, – не обратила внимания на приветствие боярыня.
– Куда? – опешила Маруся.
– Поедешь в Дальние Дали, дело там есть, – небрежно бросила мачеха.
– В Дальние Дали? – изумилась девушка.
– Сарафан надень попроще, лапти возьми покрепче, дорога неблизкая, – вдовствующая боярыня Афанасьева сменила падчерицу взглядом с головы до пят.
– Но зачем? – продолжила недоумевать Маруся.
– Принесешь оттуда цветок необыкновенный. В саду хочу посадить, – снизошла до объяснений боярыня.
– Цветок?
Заметив сверкнувшую в глазах мачехи молнию недовольства, Маруся осеклась и послушно склонила голову.
– Цветок, цветок. Купцы давеча донесли, что в Дальних Далях на озере Синем распустился дивной красоты цветок, которого нет более нигде в целом свете. А я хочу, чтобы в моем саду рос этот цветок. И ты мне его принесешь. Знаю, ты хочешь спросить, почему именно ты должна идти, – нетерпеливо постучала маникюром по столешнице трюмо мачеха. – Купцы говорят, что только юная девица может сей цветок сорвать. У Марфуши здоровье слабое, у Матрёши экзамен по балалайке на носу – остаешься ты. Так что изволь отправляться.
Маруся по-прежнему выглядела озадаченной.
– Но как добраться мне в эти Дальние Дали?
– А вот тебе карта, – боярыня Афанасьева сунула падчерице в руки свернутый лист.
– Но что я буду есть? И где ночевать? И страшно одной-то!
– Говорю, оденься поплоше, лицо в золе испачкай – никто на тебя и не позарится. А на расходы тебе – вот, – и женщина протянула Марусе неплотно набитый кошель. – Завтрак приготовь всем и ступай. До ночи успеешь из столицы выйти и до Ближних Далей добраться. Дождей не обещают, так что идти быстро будешь. Можешь с собой пирожков взять в дорогу.
Маруся не нашлась, что сказать. Да и боязно было возражать мачехе. Уж не раз она падчерицу воспитывала, и та хорошо знала, насколько тяжела рука у боярыни. Но посылать одну-одинешеньку в Дальние Дали… Впрочем, хорошо, что не в зимний лес к волкам голодным…
Девушка развернулась и покинула покои мачехи, забыв отвесить ей положенный поклон, и, озадаченная, спустилась в кухонные помещения в полуподвале, где уже чуть пригорела с правого бока творожная запеканка.
– В Дальние Дали? – спросила громко Маруся у чугунного котелка. – За цветком неведомым? – поинтересовалась она у начищенного самовара. – Одна? Пешком? – потрясла она ножом.
Расставив перед собой два подноса, девушка привычно сервировала их завтраками для мачехи и сводных сестриц, разложив запеканку, полив порции сметаной для Марфушеньки, вареньем для Матрёшеньки и сгущенным молоком для мачехи. Заварила чай, разлила в три чашечки, добавила каждой по три кусочка сахара, положила ложки, прикрыла салфетками и вручила поднос боярыни Афанасьевой ее камеристке, а поднос сестриц – их прислужнице. Сама же собрала со сковороды рассыпавшиеся остатки запеканки и позавтракала ими, запив остывшим чаем.