– Меня не привлекает роскошь, – честно признался Макс, совершенно не обидевшись на мои слова.
Помедлив, я понимающе кивнула. Богатство не просто не привлекало меня. Оно вызывало страх. Будто те, кому дано владеть деньгами, по закону баланса обязательно должны быть лишены чего-то другого. Чего-то очень важного.
– Почему твои родители в деревне где-то под Казанью?
– Мамина семья отсюда. Отец из Москвы. Родители познакомились в институте, поженились, потом появился я. Мы жили в Москве, пока баба Таня, мамина мама, не заболела, – Макс притих, будто окунулся в воспоминания, – Мне было лет десять, когда мы переехали в деревню. Потом армия и универ, так что я вернулся в Москву в старую квартиру, если тебе это интересно.
– А потом какая-то красотка разбила твое сердце, и ты уехал на Север? – предположила я, живо представляя, как печальный Максим врывается на вокзал и кричит «мне билет на ближайший рейс туда, где мне не будет так больно!». Пальцем я ковыряла металлический кулон с именем Джульетта, запрятанный за обложку паспорта, и отчаянно боролась с желанием спросить у Макса, кем для него была эта загадочная незнакомка.
– В тебе булькает романтичная рыба, – парень рассмеялся, – Никто мое сердце не разбивал. А Север у меня в генах, можно сказать. Мой прадед, геодезист, был задействован в освоении крайнего Севера. Он долго жил в Арктике, но уехал, когда…, – Макс на миг замолчал, и его взгляд сделался глубоко-печальным, – Он влюбился в студентку, когда в институте читал лекцию молодым географам. Это было уже в Москве.
– Выходит, любовь к женщине вытеснила Север из его сердца? – восхищенно пробормотала я, прижимая ладони к лицу.
– Да, что-то вроде того, – вместо того, чтобы упрекнуть меня в излишней романтичности, Снежный согласно кивнул.
– Ну надо же, – задумчиво протянула я, представляя себе далекого предка Макса.
В голове живо нарисовался образ высокого статного мужчины с длинной темной бородой. Он входит в аудиторию, громко постукивая тростью по деревянному полу. Отчего-то прадед Снежного представился мне хромым. Как знать, может, ему однажды пришлось бежать, спасаясь от белого медведя. Возможно, он споткнулся о корягу, торчащую из мерзлой почвы, распластался на земле и уже готов был встретить смерть, когда огромная косматая морда зависла над его лицом. Суровый хищник повел носом, вдыхая аромат двуного чужака, и вдруг, мигнув понимающим взглядом, отстранился. Полярный медведь почуял этот знакомый холодный запах Снежного и принял его за своего. За того, чья душа отмечена льдистым поцелуем Арктики.
– Эй! – позвал Макс, и я вздрогнула, вернувшись в реальность.
– Я задумалась.
– Я вижу. Что-то романтичное сочиняла? – усмехнулся парень, и я не смогла сдержать улыбки, вспоминая образ белого хищника.
– Может, совсем чуть-чуть, – отмахнулась я и перевела тему: Так ты, значит, предан одному только Северу? А как же любовь? Ты еще не встретил ту, что спасет тебя от белого плена?
Вместо ответа Макс перевел на меня взгляд, ясно говорящий, что я и моя рыбья романтичность перешли все границы.
Какая все-таки чудовищная выходит сказка по мотивам «Снежной королевы». Холодная тундра сковала льдом сердце глупого юного Максимки, и ни одна женщина не смогла его растопить.
– Ничего, в Сочи найдешь горячую южанку, которая отогреет тебя, – я подмигнула, но Макс покачал головой, и тогда я решила пошутить, – Ты даже можешь отравить ее чурчхелой. Это так сближает!
Но парень и не подумал смеяться. Он мельком глянул на меня и на полном серьезе спросил:
– Думаешь, мы сблизились?
Мне стало неловко от того, как интимно прозвучали эти слова в тишине автомобиля.
– Пете еще не приходилось наблюдать за тем, как меня выворачивает в унитаз, – смущенно протянула я, признавая, что в чем-то Макс был для меня первым, какой бы глупой ни была ситуация.
– Я не наблюдал за этим, – парень усмехнулся, – Я хотел помочь. В конце концов, это я накормил тебя той шаурмой.
– Мы квиты. Ты тоже поплатился сполна, – я кивнула на деформированный капот. – И вообще, в следующий раз угощаю я.
– Правда? – оживился Макс, – Чем можешь удивить?
Чем я могу удивить? Да хотя бы тем, что я люблю готовить и у меня неплохо получается. Снежный явно не может представить меня за плитой. Впрочем, сейчас этого и не случается. В Петин дом еду доставляют по щелчку пальцев – и это всегда нечто изысканное и преисполненное благородства.
– Яблочный пирог, – уверенно ответила я, вспоминая рецепт своей мамы, который та подсматривала в бабушкиной тетради.
– Ненавижу яблочный пирог, – Макс явно пытался не улыбаться, но я-то видела, как тянутся вверх уголки его губ.
Я цокнула языком и снова уткнулась в паспорт, с любопытством листая до страницы с семейным положением. Что, если за спиной этого нахала пара-тройка неудачных браков, а я тут шучу про сердце, пораженное ледяным копьем?
Но страница оказалась пуста.
– Конечно, кто ж за такого психопата выйдет, – вслух протянула я, а Макс промолчал, прекрасно понимая, что я имею в виду. Неужели обиделся?
Я сунула паспорт в бардачок и уставилась во тьму, царящую за границей фонарных столбов.
Через полчаса езды по колдобинам мы въехали на возвышенность, за которой начиналась деревня Снежных. Поверить не могу, что это его настоящая фамилия.
Минуя череду уютных домиков с желтыми окошками, Опель со скрипом притормозил у синих металлических ворот. За воротами стоял добротный деревенский дом из белого кирпича с современными пластиковыми окнами.
И я почувствовала, как потеют от волнения ладошки, ведь в этом доме живет семья. Живая семья.
Глава 7
– Вот мы и на месте, – устало протянул Макс, вылезая из побитого автомобиля.
Прихватив рюкзак, я отправилась за парнем, придержавшим для меня ворота. В нос тут же ударил опьяняющий аромат малины, кусты которой бурно росли в палисаднике перед домом.
Навстречу из крепкой будки выскочил здоровый мохнатый пес. Невольно я спряталась за плечо полярника и крепко вцепилась в его руку.
–А ну брысь! – рыкнул парень, и пес, узнав хозяина, сменил грозный лай на визг и стал крутиться у ног Снежного.
Я уловила радостное настроение собаки, и, присев на корточки, протянула руку к светлой шерстке.
– Не укусит? – спросила я, глядя снизу вверх на Макса.
Тот лишь покачал головой и, не обращая внимания на ласку пса, пошел к дому. Вот сухарь! Как можно взять и не погладить это чудо? С полярными медведями водится, а милейшего пса прогнал, словно букашку. Я продолжила бы строить теории о несостоятельности доброты Снежного, если бы в мои размышления не ворвался приятный женский голос. И от этого голоса – вернее, от интонации – внутри меня всколыхнулись надежно припрятанные чувства. Неужели я так давно не слышала, как мать обращается к своему ребенку?
– Максим! – воскликнула появившаяся на крыльце женщина. В ее тоне была одновременно и безмерная радость, и прорывающаяся наружу тревога.
Эта подтянутая моложавая красавица со светлыми волосами под платком кинулась обнимать сначала Макса, а потом и меня.
Я оторопела, когда оказалась в нежных и теплых объятиях незнакомки. По моим жилам потекло странное ощущение – давно забытое. Будто меня здесь ждали. Мне здесь рады.
– Ты Полюшка, да? – ласково спросила женщина, рассматривая мое лицо, – Максим про тебя рассказывал по телефону. Такая красавица! Я его мама, Антонина Федоровна.
Женщина снова меня обняла, а я лишь растерянно глянула в спину Макса, обнимающегося с седым мужчиной на пороге.
– Идем, Полюшка, сейчас я вас накормлю, – женщина потянула меня в дом.
На входе я коротко поздоровалась с мужчиной, вероятно, отцом Макса, и тот тоже меня приобнял. Макс коротко представил отца:
– Леонид Васильевич, мой папа. Это Полина, – Макс неловко кивнул на меня.