Пошел ты, Снежный!

– Наконец-то сын привел девушку, – с гордостью протянул он, а я поймала себя на мысли, что Макс – точная копия своего отца, за исключением глаз. Зеленые лучистые глаза достались ему от красавицы мамы.

– Пап, оставь Полину в покое, это невеста Королева, – парень дернул меня за руку, затаскивая в дом, где стоял невероятный аромат мясного пирога и чая с мятой.

– Идите мыть руки, – Антонина Федоровна привстала на носочки и чмокнула сына в щеку, – Как ты зарос, северянин!

– Завтра побреюсь, – полярник улыбнулся легкой открытой улыбкой, какую я у него еще не видела. Меня кольнула зависть от той нежности, которая царила между членами этой семьи.

Макс потянул меня за рукав в ванную комнату, а я с удивлением отметила наличие хорошего санузла в доме. Словно деревня четко ассоциировалось с плохими дорогами, полуразрушенными землянками и покосившимся туалетом на конце огорода. Но дом, в который я попала, да и многие другие дома, встретившиеся нам по дороге, выглядели аккуратно и современно.

– Так и будешь молчать, как дерево? – угрюмо спросил он. Я и не заметила, что не сказала ни слова его родителям, кроме неуверенного «здрасьте».

– Я растерялась, – призналась я, наблюдая за тем, как Макс, закатав рукава рубашки, мылит руки.

– Ого, – он вытер руки и пригласил меня к раковине, – Приятно видеть тебя растерянной.

Он усмехнулся и вышел из ванной, предоставив мне маленькое пространство для одиночества. Там за дверью семья. Настоящая. Живая, теплая, любящая и открытая. И от одной мысли об этом у меня дрожат руки.

Надо быть тише, чтобы не спугнуть их. Меньше говорить, скромно улыбаться. Надо быть хорошей девочкой.

Дыши, Поля, дыши.

Я умылась холодной водой, и паника отступила, оставив мне одну лишь нервозность. Когда я вернулась в комнату, за круглым столом посреди комнаты уже сидела мужская половина семейства Снежных.

Из маленькой кухни выпорхнула мама Макса с тарелкой хлеба. Она приобняла меня, подталкивая к свободному стул напротив Максима.

– Полечка, что ты будешь? Щи или картошечку с мясом? – за меня протяжным воем ответил желудок. Есть хотелось невероятно! Все эти запахи дурманили мозг.

Я глянула на Макса – тот смотрел на меня с усмешкой. В его взгляде отчетливо читалось: «Ну давай, попроси брокколи». Пошел ты, Снежный!

– Спасибо большое, я бы съела картошку с мясом, – я вежливо улыбнулась и крикнула в след уходящей на кухню маме: Вам помочь?

– Да, Полюшка, если не сложно, – отозвалась женщина, и я пошла к ней, показав Максу язык. Он на удивление довольно улыбался.

Мужчины стали обсуждать автомобильный инцидент, а я зашла на кухоньку – крошечную, но такую уютную.

Небольшой стол у стены, а над ним открытые деревянные полки с мукой, крупами, приправами и прочей мелочью. У другой стены прямо у большого окна – плита с раковиной. В углу – высокий пенал для хранения посуды.

Антонина Федоровна протянула мне супницу, пышущую паром.

– Ставь щи на стол, будем мужчин кормить, – весело сказала она, прихватывая большую тарелку с отварным картофелем, смазанным маслом и посыпанным зеленью. Я ощутила обильное слюнотечение и поспешила к столу, осторожно держа посуду.

Заметив, с какой аккуратностью я несу горячие щи, Макс подскочил с места и принял у меня супницу, не преминув воспользоваться удобным для иронии моментом:

– А то вдруг ты и посуду разобьешь, – шепнул он, намекая на побитый Опель. Я прищурилась, с трудом удержав себя от желания ущипнуть его.

Стол уже ломился от еды, и мы наконец сели ужинать. Совершенно забыв про Петины предосторожности, я ела все, включая невозможно сочный пирог. Однажды мой жених поймет, что вегетарианство – это не про меня. Я росла на маминых котлетах и папиных шашлыках. Как тут устоишь, когда такой аромат!

Когда я в очередной раз подносила кусок пирога ко рту, начинка плюхнулась на тарелку. Смутившись своей неловкости, я взяла вилку и нож, чтобы такого впредь не повторилось.

– Полечка, хороший аппетит – признак здоровья, – подбодрил меня Леонид Васильевич, и я улыбнулась.

– Будь собой, никто тебя не съест, – глядя прямо на меня, сказал Макс, руками подхватив кусок пирога, тут же исчезнувший во рту парня.

А я так и зависла с приборами в руке, будто не понимая, что значило быть собой. Какая Полина настоящая: та, что тычет ножом в истекающий соком пирог, или та, что руками пихает его в рот, причмокивая от удовольствия?

– Полюшка, расслабься, – Антонина Федоровна нежно погладила мою руку, и меня отпустило. Я отложила приборы и взяла пирог руками.

– Все очень вкусно! Я давно так не ела, спасибо большое! – искренне поблагодарила я, вклинившись в беседу за столом.

Было уже поздно, так что, перекинувшись лишь парой фраз о дороге, мы убрали со стола. Мужчины ушли глянуть искореженный Опель, а я прошла за мамой Макса в комнату, которую мне отвели для сна.

На застеленном диване меня ждала стопка полотенец и подушка. Я благодарно улыбнулась.

– Спасибо, Антонина Федоровна, у вас очень уютно, – я снова попала в ее объятия и, на миг вынырнув из своих страхов, несмело обняла ее в ответ.

– Полюшка, ты такая чудная, – она погладила меня по щеке. – Петру очень повезло с тобой. Он, конечно, крайне избалованный мальчишка, но ты его исправишь. Любовь творит чудеса.

– Вы знаете Петю? – удивилась я и, тут же хлопнув себя по лбу за глупости, добавила: Ну конечно, он ведь лучший друг вашего сына.

– Петр приезжал пару раз, – женщина отвела глаза, – Но я его уже года три точно не видела. Мне кажется, мальчики взрослеют и отдаляются друг от друга, – Антонина Федоровна улыбнулась, и возле ее губ появились милые морщинки, а я едва сдерживалась, чтобы не спросить, что, по ее мнению, вообще могло объединять этих «мальчиков», ведь они совершенно не похожи друг на друга.

– Не могу представить Петю в деревне, – усмехнулась я и поспешила пояснить кое-что, чтобы мама Макса на меня не обиделась, – У вас чудесный дом, правда! Мне очень нравится! Просто Петя…

– Петр привык к другой жизни, – закончила она вместо меня, – Я знаю, Полина. Оба его визита дались нам нелегко.

Зная, каким требовательным может быть жених, я виновато улыбнулась. Хотелось бы извиниться, но и это Петру не понравилось бы. Извиняться за него означало бы неприятие его принципов. А я и так едва их придерживаюсь.

– Я надеюсь, он вел себя вежливо, – только и пробормотала я.

– По-разному, – Антонина Федоровна отмахнулась, словно все эти дела былой давности уже не имели никакого значения. – Последний раз был очень непростым, и дело не в нас с Леней. Мы люди не обидчивые. Но Максим…, – женщина замолчала, решая говорить или нет.

– Максим? – я знала, что мне может не понравиться сказанное, но меня и так порядком раздражало то, что у всех этих людей была какая-то история с моим женихом, а я ничего не знаю.

– Максим очень спокойный человек, но, когда дело касается его семьи, он становится вспыльчивым, – Антонина Федоровна теребила в руках покрывало, которое приготовила для меня. – Думаю, из-за последнего визита Петра мальчики стали меньше общаться. Но, конечно, возможно, я чего-то не знаю. Ведь ты здесь. И Максим везет тебя к Пете. Значит, их дружба еще жива.

Мне хотелось расспросить больше. Узнать, что же такого произошло три года назад. Чем Петя мог расстроить семью Снежных настолько, что Макс вышел из себя? А, судя по разговору, Макс вспылил, и они с Петей поссорились.

– Но что все-таки случилось? – обеспокоенно спросила я. Меня пугало то, как женщина нервничала, вспоминая произошедшее.

Отвечать ей не пришлось, ведь это сделал Снежный, облокотившийся на дверной косяк.

– Ничего интересного. Королев приехал с рыжей сучкой, которая пыталась соблазнить моего отца, – холодно отчеканил он.

У Антонины Федоровны в этот момент, кажется, подскочило давление. Она покраснела и с укором глянула на сына.

– Максим! – взмолилась она, стыдясь прошлого.

– Что за бред? – я могла бы посмеяться, ведь сказанное действительно звучало бредово. И, к тому же, это очерняло репутацию Пети. Но смеяться я не стала из уважения к хозяйке дома.