Кекс в большом городе

– Тетенька, – чуть не плача вымолвила она, – ну, пожалуйста, уезжайте.

Абсолютно не понимая, что к чему, я повиновалась; было в голосе ребенка нечто, заставляющее подчиниться.

Проехав пару кварталов, я припарковалась возле супермаркета и велела:

– Непременно объясни: кто ты, зачем залезла в мою машину и что сделала тому мужику?

Девочка снова чихнула, вытерла нос не слишком чистым кулаком и грустно ответила:

– Меня зовут Ольгунчик.

– Как? – переспросила я.

– Оля, Ольчик, Ольгунчик, – продолжила незнакомка, – как хотите. Вообще-то Ольга Сергеевна Петрова, но мама называла меня Ольгунчиком, папа Ольчиком, а бабуля заинькой.

Ребенок зашмыгал носом, потом сказал:

– Можно мне из вашей бутылки воды хлебнуть? Вам не жалко будет?

– Конечно, нет, – улыбнулась я, – только стаканчика нет.

– Из горлышка попью.

– Думаю, не стоит.

– Почему? – заворчала Оленька.

– Я сама к нему прикладывалась, это негигиенично.

Ольга тихо засмеялась.

– Я, тетенька, полгода по помойкам ела, ко мне ни одна зараза не липнет, простите, конечно, очень пить охота.

Я повнимательней оглядела неожиданную спутницу. Девочка беспризорница? Но для уличного ребенка она слишком чистенькая, волосы вымыты, расчесаны и аккуратно стянуты в два хвостика, платьице выглажено, даже накрахмалено, на ножках белые носочки и сандалии. Взгляд Оли, наивно-бесхитростный, не похож на взор оборвыша, цветы улиц смотрят на взрослых по-иному, в их глазах явственно мелькают цинизм пополам с отчаянием, да и речь выдает в малышке девочку из хорошей семьи.

– С какой стати тебе лазить по мусорным бачкам? – не выдержала я.

Ольчик вздохнула:

– Тетенька, пожалуйста, спрячьте меня.

– От кого?

– От Абдуллы.

– Это твой папа? – ляпнула я, но сразу спохватилась: девочка же только что представилась: Ольга Сергеевна Петрова!

– Нет, он меня купил!

Я удивилась.

– Что сделал?

Олечка молитвенно сложила ручонки:

– Тетенька, у вас дети есть?

– Ну… в принципе да, девочка Кристина и мальчик Никита. А почему ты спрашиваешь?

– Пожалуйста, пожалуйста, выслушайте меня, только не подумайте, что я попрошайка, мне деньги не нужны, вы меня просто увезите подальше отсюда или, допустим, за город. Я вам отплачу, оставьте адрес, приеду, квартиру помою, окна, не смотрите, что малышка, я все могу: и копать, и козу доить. У нас дома козочка была.

Я украдкой глянула на часы. Нахожусь буквально в двух минутах езды от нового здания «Марко», до пятнадцати еще целый час.

– Живо рассказывай, что случилось, и я доставлю тебя к родителям.

Большая прозрачная слеза поползла по детской пухлой щечке.

– Их нет.

– Где же твои мама с папой?

– Умерли.

– Прости, пожалуйста, – испугалась я, – не знаю подробности твоей жизни, оттого и ляпнула глупость. Кстати, меня зовут Виола, но друзья называют просто Вилкой. Так что с тобой произошло?

Продолжая судорожно сжимать маленькие кулачки, Олечка завела рассказ.

Глава 3

Давным-давно, в начале 80-х годов двадцатого века, молодой выпускник Сельскохозяйственной академии Сергей Петров получил направление на работу в Среднюю Азию. Может, кто бы и начал сопротивляться, но Сережа безропотно поехал в незнакомое местечко Киртау[1 - Киртау – название города выдумано.] и обрел там свое счастье, встретил дочь директора школы Леночку и женился на ней. У пары быстро появились дети – два мальчика-погодка. Сергей работал; жена тоже не сидела сложа руки, преподавала в детском саду музыку. Жили в собственном доме с большим садом, под раскидистой яблоней стоял длинный стол, теплыми вечерами часто заглядывали на огонек соседи, никто из них никогда не вспоминал о своей национальности, жили, простите за банальность, одной большой семьей, вместе справляли свадьбы и сообща рыдали на поминках.

Но потом положение изменилось, республика, в которой счастливо обитали Петровы, стала отдельным государством, русский язык превратился в иностранный, а граждане России в оккупантов. Прежние соседи трансформировались во врагов.

Сергей решил не унывать, он за копейки продал дом с садом и вывез семью, так сказать, на историческую родину, в деревню Глазьево. Олечка не помнила момент переезда, ей тогда было всего два года. Зато очень хорошо детская память запечатлела одну картину.

Растрепанная, босая мама выволакивает голую, замотанную в одеяло дочь на улицу, ставит на снег и кричит:

– Олечка, беги скорей к соседям! – а сама кидается в горящую избу, где остались муж и двое сыновей.

Но войти внутрь дома мама не успела: внезапно обрушилась крыша, сложились, упали стены, вверх взметнулся сноп искр.

Оля и мама остались в буквальном смысле этого слова голыми – девочка в одеяле, а мама Лена в ночнушке. В пожаре погибли Сергей, оба мальчика. Естественно, сгорели и все вещи, документы, деньги.

На первое время погорельцев приютила баба Дуня, потом Лене дали комнату в бараке. Кое-как женщина устроилась и начала пить. За полгода интеллигентная преподавательница превратилась в опустившуюся алкоголичку. Сначала ее жалели, местные бабы подкармливали Олю, вздыхая:

– Вот беда, так всякий разум потеряет.

Но потом жалость сменило раздражение, а следом пришло негодование. В бараке, состоящем из длинного коридора и несметного количества комнат, имелся лишь один душ, естественно, за право пользоваться им шла жестокая битва, на двери ванной комнаты висело расписание с указанием не только часов, но и минут: «Петрова – 10.05–10.12». А Леночка, опустившись ниже плинтуса, стала приводить к себе мужиков, те потом лезли в ванную… Начинались крик и драки. Перепуганная Оля убегала во двор и часами простаивала на морозе, боясь вернуться домой: пьяная мама, распаленная скандалом, обладала тяжелой рукой.