Апейрон

– Да. Смотри, как любопытно. Tanglefoot было сленговым словцом западноамериканского английского для обозначения крепкого виски. Aqua Lung международной корпорации Air Liquid стало общеупотребительным в странах Европы и бывшего СССР для обозначения автономных аппаратов для дыхания под водой. Aspirin – торговая марка германской фармацевтической компании Bayer, но всем оно известно как имя нарицательное для ацетилсалициловой кислоты. Unitas – фирма, с 1909 года производившая сантехнику, но теперь это название определенного приспособления, и неважно, какой фирмой оно произведено.

– Ну да, в Африке, например, любой кофейный напиток вне зависимости от бренда и качества называется «нескафе». Kleenex во многих англоязычных странах обозначает салфетки вообще. Американцы все одноразовые салфетки называют клинексами. Да и итальянцы тоже. В Польше любые кроссовки называют адидасами. А плееры – волкманами. В Израиле все мобильные телефоны называют pelefon, от названия компании, которая первой начала предоставлять услуги мобильной связи. В Америке общеизвестным и нарицательным названием пылесоса является «хувер» – от фирмы-производителя Hoover. В Монголии копировальные аппараты называют кэноны, так как именно Canon стал первой компанией, которая импортировала туда свою технику.

– Вот-вот. Рад, что вы меня слышите. При успехе наш бренд будет обречен на мировую нарицательность. Редчайший, первый в своем роде на планете Земля продукт, который появится на рынке.

– Так это же чудесно!

– Вряд ли.

– С ума сошел? Почему?

– Бренд – это в первую очередь обещание. В данном случае мы дадим обещание, которое, возможно, не сможем сдержать.

– А, может, сможем. Это будет работать, люди будут брать. Это как туалетная бумага. Без нее нельзя. Ей пользуются почти все, она заканчивается, а ты подкидываешь им все новые рулоны, чтобы справляться с нуждой.

– Только мы делаем не бумагу и даже не унитаз. Мы делаем то, что уравнено с человеческой системой жизнеобеспечения: сердцем, мозгом, кровью, нервной системой. Продукт по силе, превосходящей надежду и веру. Мы будем продавать трансгрессию. Билет на проход границы между возможным и невозможным. Первая проблема, с которой мы столкнемся, – это отсутствие языковых средств, способных выразить трансгрессию. Трансгрессивный язык возможен лишь как «внутриязыковая трансгрессия» – трансгрессия самого языка за собственные пределы, доселе мыслившиеся непреодолимыми. Смекаешь?

– Те, кому мы это продадим, окажутся за чертой?

– Именно! Мы вызовем эффект Gott ist tot.

– Точно, люди забыли не только о Боге, но и о его смерти? Мы показательно убиваем «Бога», открывая людям новый эмпирический опыт переживаний?

– Да, предлагая посредством нашего продукта переоценить ценности и выявить более глубинные пласты человеческой природы. Мы избавляем человека от финальной исчерпывающей причины, производим его отказ от идеи внешней причины.

– «Если Бога нет, все дозволено».

– Да, а если точнее, «Если нет бессмертия, все дозволено». Это наш исходный пункт.

– Чем мы жертвуем?

– Счастьем.

– Пока люди применяют наш продукт, они чувствуют себя хорошо; но, когда действие продукта оканчивается, человек переживает мучительные состояния. С каждым новым употреблением все сильнее.

– Зачем нам делать такой продукт?

– С появлением ребенка из утробы матери происходит что-то подобное. Ты когда-нибудь видел улыбающегося во весь рот новорожденного? Вот и я нет.

– Мы дарим людям свободу. Но свобода на следующем этапе не покажется человеку даром. Можно сказать, мы его обрекаем на эту свободу.

– Сможем ли мы формировать судьбу человека в новом пространстве?

– Мы можем задать общий алгоритм движений и свойства пространств. И даже рассчитать все для одного человека. Но делать это для всех наших клиентов в условиях мировой нарицательности – нет. Мы не можем считать количество сказанных людям «будь здоров» на количество состоявшихся чихов. Наша роль – транспортировать человека из одного пространства в другое на его страх и риск за его же деньги. Просчеты возможны, но их уже придется делать человеку самому.

– Далее?

– Внимание – материальная единица. Особенно хорошо это наблюдается в межпространстве. При должном качестве внимания и его количестве, направленном на тебя, рядом с тобой образуются ореолы. Области содержания внимания. Пока я не научился мастерить их сам, но, если мы хотим всерьез заниматься этим делом, нам нужно решить вопрос содержания внимания. Главный критерий – избирательность.

– Вот, видимо, почему люди говорят: «Окружить кого-то вниманием».

– Возможно, мы должны уметь регулировать содержание внимания в ореолах при транспортировке людей. При необходимости уменьшать его свечение с помощью регулировки световой каймы для передачи материи раненным при транспортировке пассажирам с разрывами отражений.

– Что это значит?

– При переходе между мирами, когда по одну сторону находятся призмы одного мира, а по другую – призмы другого мира, для каждого пассажира есть правило: смотреть на призмы того мира, в который движешься. Призмы проделывают определенную операцию узнавания человека. И если в этот момент человек оглянется на призмы прежнего мира или испугается и закроет глаза, то в этот момент произойдет резкий разрыв тканей психического тела человека. Ореолы помогут нам зашивать образовавшиеся раны, чтобы человек не остался навечно в межпространстве.

– Звучит, вообще-то, это все довольно странно и непонятно.

– Я об этом уже говорил. Первая проблема, с которой мы столкнемся, – это отсутствие языковых средств, способных выразить трансгрессию. Их пока нет, поэтому пользуюсь тем, что есть. Нужно формировать и заполнять язык. И эта наша задача номер один.

– Ладно, с деталями мы разберемся позже. Но что же тебя смущает, я не могу понять?

– Попав в мировую нарицательность, люди начнут пробовать трансгрессировать без нас, не имея на то компетенций. Продукт этот требует больших инвестиций, как денежных, так и интеллектуальных, психических, ментальных. Не имея ресурсов и проводников, люди начнут пропадать в межпространстве. Вопрос не в нашем с тобой убытке – скорее всего, к нам обратятся уже как к спасательной службе, и мы будем искать и возвращать пропавших.

– В чем же тогда?

– Здесь никого не останется.

– Что же в этом плохого?

– Мы погрузим знакомый нам мир в хаос. Мы лишимся знакомых нам форм. Содержание будет очищено. Порядок нового мира будет строиться какое-то время. Между самими мирами нет разницы. Разница лишь в протекающих реальностях. Мы просто пересадим людей с корабля синего цвета на корабль красного цвета, на котором будут действовать иные принципы выживания и взаимодействий.

– Спасая людей от нераспутанных клубков, мы распутаем эти, но не знаем, что вручим им там. Расческа спасает в этом мире человека от запутавшихся волос. Но ведь эта проблема для нас плёвая по сравнению со всеми остальными, которые с нами случаются. Так же и здесь. В новом мире проблема нашего с тобой клубка будет меньшей из существующих там проблем. Как расческа и волосы здесь. Вот на что мы обрекаем человека.

– Откуда ты это знаешь?

– Я практикую этот продукт довольно долго. И я предлагаю нам пойти другим путем. Предоставлять эти услуги строго конфиденциально и выборочно, желательно тестируя человека перед отправкой.

– Как делают с космонавтами?

– Только в разы внимательнее и строже. Это не просто клиенты. Мы их будем отбирать и нанимать. Они, по сути, наши сотрудники. Там мы потихоньку начнем выстраивать порядок. Разработаем план. Изучим. Простучим, так сказать, все пространство вдоль и поперек. Сняв хотя бы пенку начальных возможных рисков, сможем продавать услугу сначала отдельным людям, которых будем находить. Только после всей проделанной работы мы запустим это в массовое производство, когда изучим среду.

– Но есть же люди, которые могут случайно или как-то сами трансгрессировать в эти пространства?

– Есть, но они неопасны для нашего продукта. Это как Белка и Стрелка, запущенные в новое для них пространство космоса. Мы можем наблюдать за такими людьми, делая для себя какие-то выводы. Это больше нам на руку. Собаки не понимают, где они и на что они смотрят. Даже Гагарин не особо понимал. Описал то, что увидел, словами, которые смог подобрать. Вот и мы будет делать из Белки и Стрелки Гагарина для наших транспортировок, а дальше посмотрим.

– Сможем ли мы возвращать людей назад, если вдруг им там не понравится?

– Хороший вопрос. Что произойдет, если мы не будем трансгрессировать? Мы умрем. Все умирают. Так вот, то, что мы называем смертью, – это регрессия. Медленный возврат – или, другими словами, опускание материи, – происходящий вследствие поднятия другой материи.

– То есть и сюда мы как-то и когда-то трансгрессировали?

– Думаю, да. И в следующем пространстве можно отыскать методы трансгрессии; если не отыщем, вернемся назад.

– А что, если наше рождение здесь – это не трансгрессия, а как раз регрессия? Что, если где-то мы не смогли задержаться, не смогли найти методы трансгрессии? И вот мы здесь.

– Может, и так, суть дела это не меняет. Нам необходима технология этой связи. Ее особенности и нюансы. В идеале нам нужно освоить эту технологию таким образом, чтобы мы научились строить порталы. Проходы, доступные для всех в эти миры, как тоннели между станциями метро. Пространство протоколируем.