Каждый день

И знаете, какую самую легкую вещь я понял? Нет, так просто сказать ее нельзя, ведь ее должны все знать. Вот прямо сейчас, встаньте и скажите, что нужно делать с фразой что если? А просто все, ничего! Не нужна она, это лишь страх перед будущем, которого еще нет. Это все равно, что бояться пришельца из комикса, которого придумал художник.

Черт, с этим Гленом уже совсем ушел в сторону глубокого лирического отступления. Как всегда. Минуту назад, я проводил Глена. О чудо, за время нашего занятия кое-что произошло! Глен выучил первые 25 секунд моей песни, а она длится 3.28, специально измерили с ним. У него стало получаться, есть шанс, что я не зря его надоумил и хоть кому то в жизни пригодится моя песня. Для меня даже это праздник. И на этой прекрасной ноте, я завершаю этот день. Потому что, больше криков "я не могу", "я не умею" не стерплю, нужно 8 или 9 часов передышки.

Как бы то ни было, с Гленом мы занимались оставшиеся дни до самых выходных. Таким образом, занимаясь с ним по четыре часа после и без того сложных уроков, я добился существенного прогресса. Правда для выступления еще очень мало сделано, а пятница движется очень быстро, неумолимо приближая меня к тому, прав я или нет. До соло мы еще не дошли, хоть и Глен прекрасно все учит. Беда в том, что является главным компонентом номера, в пении. Дело обстоит так, что у моего юного друга неплохие вокальные данные, у него мягкий, приятный и сладкий голос, который очень неплохо сочетается с его очень плохими низами, то что как правило называют мужским тембром. В купе, все эти части соединяются в один серебристый голос Глена Петти. Но проблема, петь и играть одновременно очень сложно. Я – призрак, законы, вообще–то для меня не писаны, плюс я был музыкантом и у меня есть навыки. А Глен – новичок, абсолютный ноль, о чем я не сразу подумал, когда все это затевал. Медленно, но я пытаюсь этот навык у него развить, через огромное количество криков, нюней и ударов по клавиатуре.

– Черт возьми! Как это сложно! Да это…это…не…не…не возможно! Может бросим? Ты же видишь, что это пустое… – подобные вопросы стали нормой для наших внеурочных встреч, практически каждая третья фраза заканчивается такой вставкой.

Но каждый раз, терпеливый и жизнерадостный я, отвечаю грозно и резко, вот так – даже не думай! Ни за что! Не в этот раз! Я слишком много вытерпел, чтобы просто взять и бросить все…

А если простой способ "накричи и надави" не работает, то в использование идет другая фраза. Она как раз, срабатывает безотказно – ты ведь помнишь, что Анна–Мария в курсе, что твое имя стоит в списке выступающих? Тогда вперед! Назад пути нет! Уже нет!

В силу того, что слова не всегда работают, или по причине того, что внутри нас живут маленькие кретины, которые в минуты, когда у нас что–то не получается, включают в нашей голове кнопку с надписью "Стресс и нытье". Но мы снова, спустя пару минут начинаем сомневаться в себе. Даже Анна–Мария работает максимум двадцать минут. Нет, эти маленькие карлики сильны…

– Я уже устал…ну неужели ты не видишь, что это бесполезно?

– Бесполезно, это бросать в меня яблоками, если я вдруг буду работать 4 июля в качестве мишени, вот это пустая трата времени. А это можно освоить… Соберись, дурак! Убей в себе кретина… Или несколько кретинов…

– Из тебя выйдет отличный тренер по футболу…

– Да и учитель тоже, или оратор… Льстить мне не надо, я и так знаю свои достоинства, так что продолжай.

Слова меняются местами, фразы длиннее или короче, а мысль всегда одна. Звуки мелодии становятся лучше и максимально приближенными к моей песне. Я уже думаю, что затея с управлением пальцами при помощи себя не так уж и плоха. Но Господи, это же не красиво, да и мы не в безвыходном положении, такой расклад вещей вычеркнули из списка предположений.

– Ты вообще как эту песню написал…

– Не поверите, мистер Петти, случайно!

– Как же так можно, просто взять и случайно написать песню…Боже мой… – на самом деле, он это не со зла, он устал просто уже учится, в его положение войти я могу, но осталось совсем чуть–чуть.

– Знаешь, мой друг…это ведь просто, если ты только попробуешь… – отвечаю я, не без иронии в своем голосе.

– Супер просто… – проворчал Глен.

Глава XI. Прогон

Понедельник, вторник, среда и четверг, ни дня не проходило без кропотливой тренировки пальцев Глена и моих прозрачных нервов. Не столько неумелые, сколько необученные руки создавали дополнительную проблему, когда у него судорогой их сводило. Плюх, и его рука уже совсем на другой октаве и создает совершенно не ту мелодию. Аве Мария! Я уже стал уставать. Нет, не от количества ошибок и фальшивых звуков нот, а от бесконечного «Да не в силах я это сделать». И думаю я, ну чего ты хотел, знал, с кем работаешь, и что будет от этого.

Завтра наступает день Х. До невозможности волнительно. к сожалению у нас еще сыровато. Сыро, очень сыро у нас с ним выходило, несмотря на четыре часа в день, вот уже больше недели. Трудно это признавать, но видимо такова судьба – придется вселиться в его руки. Вот дьявол, придется жульничать… Хоть руку об стол бей, все равно ничего не почувствую. Черт! Я даже себя наказать не могу, один раз уже с этим переборщил.

– Так, и какой это минус жизни…ой…я сказал жизни? Придурок! Тьфу… хотел сказать, какие у нас еще есть минусы нахождения в состоянии бестелесного духа, который навеки заперт между мирами? – вновь, в четыреста тысяча…какой–то раз рассуждаю я, на тему своего положения. – Ах да, их еще много… Но пока, это мой четыреста…не помню какой минус… Дьявол!

Ох уж эти часы, они настолько быстро бегут этот марафон, что трудно уловить хоть какой–нибудь миг. А нет, оказывается это возможно, 16.00, скоро ко мне придет, сами знаете кто. Но не очень–то хотелось мне идти в каморку и учить его моей песне. Точно, приду сейчас к нему и изложу свою мысль, будь что будет…

– …Что за…?! – но по дороге в каморку, я услышал то, что заставило меня прекратить болтать про себя. – Но…но…это ведь.

Я пулей прилетел к двери, перед самой дверью машинально затормозив. Как выяснилось, не зря, то, что предстало моим старым привередливым глазам было восхитительно. Глен играл мою музыку. И его голос идеально принял слова песни. Настолько волшебно получилось, о каких–либо ошибках и речи не шло. А уж то, что вытворяли его пальцы с клавиатурой, заслуживает отдельной похвалы. Как изящно и быстро, практически без заминки его руки скользили по аккордам, выдавая прекрасный результат. Кажется, что я эту песню специально для этого человека написал. А музыка ждала его долгих тридцать лет, сначала в семье миссис Пул, а затем опять немного со мной. Я очень доволен результатом, ох, уж эти несчастные дни с фразами, из–за которых мне хотелось придушить Глена, теперь понятно, что не просто так я потратил несколько дней и своей вечности.

Между тем, пока я стоял, он меня не замечал. Что-то не сильно торопился похвалить его, вдруг я скажу слово, а он бах и все – снова ошибки. Но неожиданно он сам оборачивается.

– Твою м…черт! – кричит он, резко ударяя пальцами по клавишам. – Так ведь и поседеть можно, Дэйв! Зараза!

– Ну ты же знаешь, мне это не грозит… – тихо с иронией проговорил я.

– Что ты тут делаешь?!

– Дурацкий… Тридцать…восемь…лет как дурацкий вопрос!

– В смысле…я понимаю, ты тут живешь…

– Живешь? Ты снова остришь!

– Нет…нет…что ты…

– Да я пошутил! Я тут стою и восхищаюсь тем, что ты песню мою выучил! Без ошибок, без замедлений… Ведь еще вчера ты снова на меня орал, что у тебя не получилось доиграть последний кусочек… Как это вышло?

– Ты об этом? – указывает на пианино пальцем Глен. – Да вот…ну…бывает.

– А ну ка, давай говори…?

– Всю ночь позавчера и вчера тренировался…! – выдает Ен.

– На ч–е–е–м? Ты же говорил, что семья у тебя не музыкальная совсем…!

– Палмер…

– Что Палмер?

– У Палмера есть знакомый, у него в гараже есть электропиано, старенькое, лет двадцать ему. Маленькое, серое компактное и не очень тяжёлое фортепиано. – описывает Глен, используя жесты, показывая приблизительный размер инструмента.

– И что?

– Он одолжил его мне, сказал, что ему оно пока что не нужно, поэтому – забирай!

– И как ты пианино тащил домой?

– Оно весит меньше, чем вот этот огромный шкаф! – вновь указывает на старое пианино, и оскорбительно обзывая его шкафом. – Правда…звучит не так…

– А как звучит?

– Я что…знаю что ли как это описать?

– На что похоже то…я же не разу подобного не видел! Только в телевизоре видел пару черных коробок, издающих неприятный звук, похожий на смесь стереотипных звуков космоса и удара по бутылкам…

– Ой…

– Что?

– Ничего… – отводит взгляд в сторону.