За донат

Я выхожу из ванной комнаты спустя пару секунд, так и не добравшись до туалета.

– Федь! – Выкрикиваю, стоя в прихожей. – Я погнала. Надо узнать, чё там с Ерке. Нельзя упускать мою маленькую золотую жилу.

Я слышу, как скрипят половицы и щёлкают механизмы в Фединой старой коляске. Он что-то говорит, но я не слышу, потому что пихаю последний рабочий наушник в ухо.

– Можешь не провожать! – Быстро накинув кроссовки, я открываю дверь. – Покеда, здоровяк, – и выхожу, захлопнув за собой.

«Прочь», – я сигаю, будто со склона, практически перепрыгивая ступеньки. – «Прочь», – хватаюсь за грязные перила и перекидываюсь через них, приземляясь на ноги этажом ниже. – «Прочь из этого дома», – с этой мыслью я влетаю в запертые двери подъезда, по которому разносится металлический гул и мой проглоченный злой всхлип.

Ерке. Глава девятая

Я познакомилась с дядей в пятнадцать лет. Отец и раньше представлял нас друг другу, но я никак не могла запомнить имя ближайшего родственника. Родной брат моего отца – статный, высокий, обаятельный джентльмен – таким он казался мне в пятнадцать лет.

Он был преподавателем истории древнего Востока и на застольях часто рассказывал о тонкостях своей профессии. А ещё он постоянно хмурился, когда я называла его дело «профессией». Наверное, для него это нечто большее. Я так думала, когда мне было пятнадцать лет.

– Амир, – я впервые подаю голос, когда автомобиль притормаживает. Сидя на заднем особо не поговоришь. Так ещё и дядя, судя по его хмурому виду, не настроен на беседу. Всю поездку он молча следил за дорогой. Иногда прибавлял и убавлял радио. Это в порядке вещей, я привыкла, что моё присутствие ему досаждает. Я ведь обуза. Пустое место. Нежеланный ребёнок. Я всё это знаю. – Прости, что тебе пришлось там появиться. Это недоразумение.

– Ты – недоразумение, – вздыхает дядя и глушит мотор.

Мимо окон проносится весёлая шайка подростков. Во дворе гудит клаксон разъярённого водителя. Кто-то подпёр его и забыл оставить на лобовухе свой номер. Сетуют мамочки, возмущённые неприятным звуком, лают пудели и шпицы – домашние плюшевые игрушки. Амир и сам вот-вот залает, а пока только стучит пальцами по баранке руля.

– Данеш в курсе? – спрашиваю я, в тайне мечтая, чтобы он не посвящал драгоценную жену в тонкости нашего общения.

– Естественно, – отвечает дядя. – А ты чё думала? Я не буду скрывать от неё такого, – он делает акцент на последнем слове. Хотя я до конца не понимаю, что в этом такого.

Но настроение у меня мгновенно портится. Теперь одного Амира я могу – он отдалённо напоминает мне отца, и это накидывает ему пять халявных баллов моего расположения. А вот Данеш… Данеш – исчадие ада в юбке. Ненавижу, когда они бортуют меня вдвоём, а это случается так часто, что я уже даже не считаю. И ведь их никогда не волнует, где я сплю, что ем, почему не появляюсь дома по несколько дней – они просто берут и отчитывают меня. Им неинтересна ни причина, ни повод.

– Идём, – говорит дядя и выходит из машины.

Я неохотно вылезаю следом. Он не ждёт меня. Так что до подъезда я преследую его.

Амир с недовольным видом придерживает дверь, из-за чего мне приходится ускориться.

Уже в подъезде он снова подаёт голос, быстро взбираясь по лестнице:

– Ты всё-таки что-то украла, да?

– Нет.

– Но та сомнительная компания, с которой тебя видели – твои друзья, да?

– Нет.

– Ясно.

Так это обычно и протекает. Иногда я говорю правду, иногда вру. Когда я вру, то говорю вещи, которые, как мне кажется, ему хочется от меня услышать, или что-нибудь такое, что должно вывести его из себя или сбить с толку.

– Ты в универе-то появлялась сегодня?

– Конечно.

– И что сегодня было?

– Пары по истории.

Дядя останавливается на третьем этаже и окидывает меня снисходительным взглядом, пока ищет ключи в карманах штанов.

– Запомнила что-нибудь?

– Ничего.

– Ясно.

Металлическая дверь отворяется со скрипом. Дядя уже вторую неделю не может найти время, чтоб её смазать. Данеш его за это пилит. Ей вообще в кайф пилить людей, даже если она их знает не больше минуты. Это такой угнетающий тип людей, которым нравится быть недовольными и неудовлетворёнными.

– Дорогая, я дома, – сообщает Амир и переступает порог. Я скрываюсь за его спиной и начинаю быстро расшнуровывать кроссовки.

– Папа! – в коридор вылетает визгливая тройка загорелых пацанов: Омэр, Амар и Арнур. Троица девятилетних мальчишек с игрушечными пистолетами наперевес рассредоточивается по углам широкой прихожей и продолжает перестрелку. Крупные мягкие патроны летают во все стороны, бьются о стены, со свистом летят под ноги. Игра сопровождается звонким хохотом капризных засранцев. А я стою и жду, когда Амир разденется и уведёт эту свору, чтоб беспрепятственно добраться до своей комнаты. Но, к сожалению, взгляд дяди сообщает мне, что в этот раз малой кровью я не отделаюсь.

– Дорогой, ты дома? – из кухни доносится высокий, до противного высокий голос Данеш. Дядя глядит на меня через плечо, пока расстёгивает пиджак, а сам отвечает:

– Да, дорогая. И Ерке тоже.

– Идите сюда, – отвечает его жена.

Я со вздохом скидываю с себя рюкзак и оставляю его в прихожей. Дядя направляется на кухню, а за ним его дети. Один из них направляет на меня дуло своего пистолета, и я послушно поднимаю руки. Но от выстрела меня это не спасает. Жёлтая эластичная пуля прилетает прямо в мой лобешник. Омэр хохочет и, юркнув вперёд, скрывается за остальными. Двое его братьев шкодливо поглядывают в мою сторону. Им тоже хочется запустить в меня несколько пуль.

– С возвращением, – Данеш откладывает салатницу в сторону и подлетает к дяде. Её губы быстро касаются его поросшей щеки. Затем взгляд Данеш цепляется ко мне. Складывается ощущения, будто она тоже выстреливает мне в лоб. – Ерке! – выкрикивает эта несчастная домохозяйка. – Почему нам звонили из полиции? Почему твой дядя должен сразу после работы ездить и забирать тебя оттуда! Это что за поведение?! Не хочешь объясниться, а? – представьте монотонный вой сирены, или звук свистящей пожарки в многоэтажном доме, или лай маленькой злой собачки. Примерно так я слышу всё, что мне говорит Данеш. Хуже только то, что так она говорит только со мной. Данеш никогда не повышает голос на мужа и детей, но я – её отдушина, её персональная боксёрская груша.

– Это недоразумение, – повторяю я.

– Недоразумение? – вспыхивает Данеш. – Какое ещё недоразумение, Ерке? Сегодня полиция, а завтра что? Притащишь домой наркотики или, может, убьёшь человека?!

– Ладно тебе, – подаёт голос дядя и кладёт руку на плечо Данеш. – Какие наркотики.

– Наркотики! Наркотики! – бегают по кухне мелкие и орут, собирая разбросанные по полу пули. Пока мать не видит, Амар успевает стащить с противеня кусок запечённого мяса. Затем подтягиваются и остальные, начиная в наглую жрать ранний ужин.

– Да такие, Амир! Ты знаешь, на что способен твой брат! А эта, – Данеш тычет пальцем в мою сторону. – Его порождение. Вот увидишь, когда она вырастет, то станет такой же наглой и беспринципной тварью, как и твой покойный…

– Заткнись, – срывается с губ прежде, чем я успеваю подумать.

– Что ты сказала? – Данеш поворачивается в мою сторону и впивается в меня металлическим взглядом.

– Я сказала «заткнись».

По всему моему телу проносится табун марашек. Они доходят до загривка и расползаются ошейником под воротником. Я чувствую, как меня переполняет обида и гнев. Эта стерва не имеет права говорить так о моём отце. Если бы он был жив, то обязательно ей ответил. Но его больше нет. И больше нет никого, кто встал бы на его сторону. Так что это только моя проблема, моя ответственность, моя задача – беречь светлую память о нём. Да, он умер, но он не один. Пока я жива – он не один. И когда умру – он всё ещё будет не один.

– Правда глаза колет? – злобно шипит Данеш. – Твой отец был маргиналом, и ты это знаешь. За всю жизнь он не сделал ничего хорошего, и мы все это знаем. Никто в семье его не любил, Ерке. И если тебе тяжело смириться с этими вещами, то тебе нечего делать в этом доме.