Чего же я в действительности хочу?
– Ни мамы, ни папы?
Наверное, всё?таки «окунуть», а не использовать.
– Никого нет.
С самого начала мне очень хотелось видеть огромные физические страдания Ерке. Но прямо сейчас, когда я поворачиваю голову и заглядываю в её лицо, встречаюсь с её помутневшим взглядом, считываю её немой намёк типа не надо продолжать этот допрос… мне больше не хочется притворяться, что она мне нравится.
– Повезло тебе, – из меня вырывается какой-то нелепый хрип. – Вот бы мой папаша тоже умер.
– Глупости не говори, – цокает Ерке. – Родители одни. Их надо ценить, даже если они не самые лучшие.
– Думаешь? – едко усмехаюсь я.
– Конечно.
– Даже если они худшие?
– Ну, если они худшие, можешь их не ценить. Но хотя бы смерти им не желай.
Я чуть было не рассмеялась в её измождённое лицо.
– Ты забавная, – нет, правда, её пьяные рассуждения меня искренне забавляют. Я двигаю дальше, и Ерке плетётся за мной. – А если родаки бьют своего отпрыска? Чё, таким тоже нельзя желать смерти?
– Если бьют – пусть идёт в полицию.
– А если уже ходил, и нифига?
– Не может такого быть.
– Ладно, ладно… а если дома и бьют, и насилуют – таким тоже желать смерти нельзя?
– Что за чушь?
Сущее мучение. Я легко спрыгиваю с бордюра и резко поворачиваюсь к Ерке, сделав финт на все сто восемьдесят. Смотрю снизу-вверх, подавляя ухмылку, как та пошатывается.
– Всё нормально, – говорю я. – Ты хороший человек, оказывается. Жалеешь и котят, и тупых родаков, и меня. Как у тебя только времени на всех хватает?
– Что за пустые предъявы…
– А мне вот интересно, – перебиваю её. – Твои родители – они были хорошими или плохими? Держу пари, они никогда не били тебя. Держу пари, тебя вообще никогда не били, – и вдруг добавляю, сама не осознавая. – По крайней мере родители.
Ерке выдавливает нервную улыбку, видимо, решив, что это юмор. Мне глубоко начхать на то, что она обо мне думает. Лично я считаю себя Божьим ангелом. У меня столько нелестных отзывов обо мне в коллекции, что этой мымре их за всю жизнь не перебить. И всё же – мне любопытно, что она ответит. Что она скажет, как только откроет рот. Каким будет её тон, как только её губы шевельнутся.
– Меня родилислучайно, – говорит она. По контрасту с обычной манерой, её речь становится бессвязной от боли и избытка чувств. – Меня ненавидели в школе из-за братьев, которые всем растрепали, что я дочь шлюхи, с которой отец попутался всего раз. Для семьи я бельмо на глазу. Отец поддерживал меня, пока ещё был жив. Но он умер, и теперь у меня есть только я. И да, ты права, мои родственники меня не били. Они всего-то каждый день напоминали о том, что я живу лишь благодаря тому, что отец порвал гондон, – закончив свою речь, она толкает меня в грудь.
Мне было несложно втереться в доверие Ерке. У нас много общего, думаю, мы легко сможем найти точки соприкосновений и всё такое. Я думаю, это будет легко провернуть. И даже если у её семейки нечего воровать, даже если она не самый удобный напарник для стримов, даже если её будет проще отпустить в свободное плавание – я подсекаю. Дерьмовый улов, знаю, но рука сама дёргается.
– На твоей стороне хотя бы был отец, – когда взбешённая Ерке уже собирается свалить, я хватаю её за запястье. – Я даже немного завидую тебе.
– Чему, твою мать, чему?!
Я ничего не отвечаю, не желая попадаться на эту удочку.
– Чё мы всё о грустном, да? К чёрту это дерьмо, надоело. Давай лучше запустим стрим?
– Ты, блин, издеваешься?..
– Напоминаю, ты хотела «искупить вину» за то, что дрыхла на моём спальнике, – весело напоминаю ей.
Когда я вижу, что Ерке чуть успокаивается, то тут же убираю руку.
Я знаю, что немножко эгоистично с моей стороны требовать от Ерке чего-то подобного, но она постоянно ведётся на мои капризы, которыми я не перестаю испытывать её.
Может, однажды я даже расскажу, почему ей повезло. А, может, нет. Поживём – увидим.
Ерке. Глава одинадцатая
– Запускай! – орёт Стилаш.
А я нифига не вижу. Всё плывёт перед глаза, однако, весело. Всё-таки не стоило, наверное, пить на голодный желудок. Хотя я и раньше такое вытворяла. Но сейчас я не ем примерно… сколько? Больше суток точно. Может руки подрагивают как раз из-за этого? Ай, к чёрту. Как раз Стилаш застаю в кадре. Та машет руками в объектив.
– Всем привет, – говорит Стилаш и шлёт поцелуйчик в камеру. – Скучали?
Я замечаю первых влетевших на стрим зрителей. Забавно. Никак не предполагала, что эта чепуха заинтересует десятерых человек. А где десять – там и двадцать, и толпа всё растёт и растёт, всплывают первые комментарии.
– Привет, девчонки, – бормочу про себя прочитанное, пытаясь сфокусировать взгляд на ускользающем тексте. – Как делишки, киски… киски? – информирую я Стилаш с великом недовольством. – Какие ещё киски?
– Ох, товарищи, – всплеснув руками, Стилаш перенимает всё внимание с моего голоса на себя. – Как ваши дела? Как житуха? Рассказывайте! А я пока… а вот! – с этими словами Стилаш спрыгивает с бордюра и подходит к окнам дома. Над решётками подвала виднеется открытый балкон, а на балконе на верёвке висят чьи-то шмотки.
Я следую за ней, чудом не навернувшись на какой-то яме. Мараю кроссовок, но всё-таки стою на ногах. Затем задираю голову и пытаюсь навести камеру на Стилаш.
– Ты что делаешь? – ору я. Стилаш только рукой взмахивает. Затем прислоняет указательный палец к губам и шикает. Она на меня шикает?.. Капец. Я её проучу, думаю, а сама стою и не двигаюсь, заворожённо наблюдая, как Стилаш быстро, будто пантера, взбирается по трубе и запрыгивает на бортик открытого балкона.
На улице ни единой живой души. Только птицы чирикают, поют свои птичьи песни, пытаясь спариться с симпатичными и здоровыми самочками. В общем, всё как у людей, только иначе. Вообще, чем дольше живу, тем больше кажется, что мы ничем не отличаемся от животных и растений. Просто люди больше парятся, и у людей больше загонов и косяков. Вот и вся разница.
Как только я снова концентрируюсь на Стилаш, то замечаю, что эта оторва срывает с верёвки чью-то футболку. И машет ей, как сумасшедшая, привлекая моё внимание.
Я непроизвольно улыбаюсь. Нужно отбросить все эти предвзятые мнения и научиться относиться к людям по-человечески. Это влияние отца. Может, люди не настолько безнадёжны, как он считал?
Меня резко окатывает холодной водой, только не физически. Я абсолютно сухая, но чувствую, как по позвоночнику начинает течь мерзкий ледяной пот.
Стилаш спрыгивает с подоконника на землю. Мы обе слышим этот крик, нет, рёв владельца несчастной футболки, сопровождённый грохотом распахнувшихся ставней.
– Стоять! – по двору разносит крик хозяина квартиры.
Стилаш даёт дёру, не выпуская футболку из руки, и я рысью кидаюсь за ней.