Пустившие по ветру. Роман

– Данэля спроси, – улыбнулась девушка. – Ему чаще всех достается.

Девушка вернулась к себе и сразу погрустнела. Слова Гастиэля на самом деле сильно ее задевали, как бы она ни старалась это скрыть.

Она коснулась пальцами стены и, прикрыв глаза, начала напевать грустную мелодию какой-то старой полузабытой песни…

Здания лесных были живым организмом – деревом зодчих, благодушно позволявшим в себе обитать. Дерево зодчих откликалось на вибрации голоса и изменяло форму, оно питалось мелодиями, как солнечным светом.

Фьюриэль пользовалась этим немного чаще, чем все остальные в лечебнице, преобразив свои помещения за короткий срок до неузнаваемости. В холодных и пустых лабораториях теперь было очень уютно, пустые прежде стены украшали разноцветные вьюнки и замысловатый древесный узор, гладкий пол возле зоны отдыха выстилал мох, но особо гордилась девушка тем, что дерево зодчих с ее стороны налило бутоны в этом году.

– Очень красиво, – прервал ее негромкий голос Данэля. Девушка не стала оборачиваться, не хватало еще, чтобы он увидел, что она плачет. Демонстративно с усилием протерев глаза, она ответила:

– У меня, наверное, раздражение на очередной порошок, глаза слезятся уже полдня.

– Дай посмотрю! – он бесцеремонно вперился ей в глаз, растянув веки изящными пальцами. – Хммм. Тебе просто надо меньше находиться в лаборатории и возиться с порошками, скорее всего просто переутомление.

Девушка недовольно отмахнулась от него. Промелькнувшая было в его глазах нежность сменилась раздражением. Фьюриэль про себя вздохнула – ничего не меняется.

– Я бы не возилась столько с порошками, если бы ты их в таком количестве не просил, – заметила она. Данэль тут же прикусил язык. Девушка решила дожать лекаря. – Ты что-то хотел?

– Порошок, – тихо протянул он, виновато опустив ресницы и покрывшись легким румянцем.

– И почему я даже не удивлена? – пожала плечами девушка и направилась к столу. Данэль хотел было сказать что-то еще, но осекся, потому как открылась дверь и на пороге вырос Гастиэль. То, что это был он, девушка знала даже не глядя.

Гастиэль прошел мимо Данэля, одарив юношу тяжелым пристальным взглядом, и остановился возле Фьюриэль. Данэль пробормотал что-то наподобие «я попозже зайду» и исчез, оставив их вдвоем.

– Фьюриэль!

Она подняла на него безразличные глаза, ничего не говоря.

– Вы на меня обижены?

– С чего вдруг?

– Не знаю, ведете себя, как будто обижены.

Девушка изумленно подняла брови.

– Обида понятие субъективное и лично мне не свойственное.

– Хорошо, – протянул он и ушел так же внезапно и быстро, как и появился. Фьюриэль вздохнула. Все время так.

Гастиэль заперся в ванной с несколькими бутылками сладкого вина из белых и зеленых сортов винограда. В вине он не сильно разбирался, да и что разбираться – вино либо вкусное, либо нет.

Была у сурового надьяра слабость, о которой он предпочитал никому не рассказывать – понежиться в благоухающей ванной, словно юная девица на выданье, да с бокальчиком-другим сладкого некрепкого вина. Только домашние знали, да и то, он постоянно все отрицал.

Улегшись в подогретую драконьим камнем воду, он потянулся за новой склянкой, которую на днях выпросил у Фьюриэль. Он виртуозно наплел ей какой-то ерунды, и она за болтовней состряпала ему благовонный раствор, якобы для супруги.

Из склянки не особо пахло и Гастиэль скривился, но в воду плеснул. Тут же пришел в неописуемый восторг, ибо вода вспенилась густой шапкой, а по ванной комнате разлился исключительный аромат с древесно-хвойными нотками. Никаких цветков, фруктов и сладости. Он старался отгонять от себя мысли о том, что годящаяся ему в дочери девица видела его насквозь.

– Ну и ладно, – вслух протянул он ответ своим мыслям и потянулся за слегка запотевшим бокалом с прохладным вином. С наслаждением отпил и прикрыл глаза.

Он не успел вдоволь намечтаться и как следует расслабиться. В дверь ванной постучали настойчиво несколько раз.

– Гастиэль, ты там живой?

– Тебя впустить? – нехотя поинтересовался он у супруги.

– Вот еще! – возмутилась та. – Мама приедет завтра утром, ты не забыл, что ее надо встретить?!

– Не забыл, – проворчал он, стараясь удержаться от волны накатившего гнева. Разумеется, забыл. Но более подходящего момента она не нашла, конечно.

Фьюриэль не сильно любила праздники и шумные торжества лечебницы, по большей части старалась их избегать, чем вызывала определенное негодование сословия.

На этот раз избежать мероприятия не удалось.

Она выбрала темно-изумрудное платье из бархата с шелковой нижней сорочкой кипенно-белого цвета. Как в лучших северных традициях. Что поделать, если крой платьев лесных не предусматривал такой конституции, как у четвертькровки. Гарнитур из белого золота с крупными жемчужинами придавал ей исключительно благородный дворянский вид, несмотря на короткие волосы до плеч.

Ее рядом с собой посадил Ириэль, не забыв осыпать девушку комплиментами. По другую руку расположился Данэль, оттеснив Гастиэля в сторону.

Фьюриэль подвинула к себе блюдо с овощами и потихоньку начала перегружать их себе в тарелку. Заметив такое безобразие, Ириэль со всем присущим ему великодушием подцепил кусок истекающего соком мяса средней прожарки и шлепнул его поверх овощей.

– Давай как положено! Вкусно же!

– Не сомневаюсь, – ответила девушка, придавая горе на тарелке удобоваримый вид. Данэль уже взялся разливать вино.

– Фьюриэль?

– Ты же знаешь, – она подставила небольшой мельхиоровый бокал для настойки. И естественно, это не укрылось от Гастиэля, громогласно одобрительно поддержавшего девушку.

– О, вот это по-нашему! Данэль, ты не там сел со своей сладкой водой! Ну-ка пусти надьяра!

Данэль попытался что-то проворчать в ответ, но вышло до того невразумительно, что он устыдился и уступил место Гастиэлю.

– Кто кого, надьяра Фьюриэль? – заговорщицки подмигнул он ей. Она молча взглядом указала на все еще пустой бокал.

Фьюриэль ловила себя на том, что хмель никак не хотел ее брать. Голова была занята мыслями о том, не слишком ли глубокий вырез на платье и не слишком ли откровенный на нем разрез, изящно приоткрывавший колени. Гастиэль просто пожирал ее глазами, а указать ему на бестактность она не могла. А когда тот наклонился, сказать ей что-то на ухо, она ощутила неодолимую силу с другой стороны, вытаскивавшую ее из-за стола. Ириэль, приобняв девушку за талию, утащил ее танцевать первой за этот вечер.

– Спасибо, – шепнула она. Тот подмигнул ей и притянул к себе.

– По-взрослому? – поинтересовался он, скорее ради приличия, чем ради ответа. Она в ответ хмыкнула и обняла его за шею. Ириэль был одним из немногих, кому она позволяла подобное поведение по отношению к себе, потому как знала, что он не перейдет границ.

Ириэль был превосходным танцором, легким и пластичным. Но и Фьюриэль была готова дать ему фору, чему тот был явно рад.

– И почему ты так редко это делаешь? – удивился он, кружа ее в третьем подряд танце. – Ты же легконогая, словно лань!

– Я просто не могу остановиться, начав, – не успела улыбнуться она, как по лицу Ириэля пробежала пасмурная тень. В то же мгновение ее взяли за плечи со спины и настойчиво отцепили от партнера.

– Я вас украду, – констатировал Гастиэль.