Оседлавшие рхара. Роман

Он произносил её титул так, словно только ему известно его истинное значение. Эсгель вжалась в лавку от его тона. Хэккийцы молчали. Для них она княжной не была.

– Я вправе потребовать извинений за вас, лунный свет ночи моей жизни.

– Нет, – вырвалось у девушки. Никто, кроме нее, не имел такого права. Эсгель уже начала представлять суровые отцовские пытки, когда тот узнает о происшедшем. Внезапно поднялся Раэль. Спокойно подошел к кувшину, обновил свою кружку, налил еще одну и протянул её Итэлю. Тот опешил, но взял и вопросительно посмотрел на северянина со шрамом.

– За милосердную княжну! – Раэль поднял кружку. Хэккийцы вторили ему. Раэль совсем обнаглел и добавил: – До дна!

Итэль опасливо покосился на дымящуюся жидкость, но все-таки поднес кружку ко рту. Эсгель была готова расцеловать Раэля с ног до головы. Тот мало того, что вывернул её ответ в нужное русло, так ещё и напоил княжича до беспамятства. Это хэккийцы могли пить полынную настойку кружками без тяжелых последствий. А вот непривыкшего к такому питью, она валила с ног и лишала памяти. Итэль, допив, покачнулся и рухнул на подставленные руки Раэля.

– Не был бы зеленым, стал бы хэккийцем, – восхитился Наэль. – Настоящий мужчина!

Уже изрядно выпившие северяне захохотали. Эсгель улыбнулась. Раэль усадил княжича на лавку. Ингаэль поднял руку, призывая всех к тишине. Хэккийцы замерли.

– Сюда идут. Похоже на надьяра Заэля!

– У меня идея, надьяра! – Наэль что-то прошептал ей на ухо, та одобрительно закивала.

– Я у вас всех в неоплатном долгу, – улыбнулась она.

Надьяр Заэль и Лесной Князь прогуливались по саду, беседуя о каких-то делах. Их привлек мягкий свет фонариков дальней беседки. Решив, что в ногах правды нет, они направились туда и замерли. В беседке сидели двое: высокий юноша и девушка, положившая голову тому на плечо. Надьяр Заэль и Лесной Князь многозначительно переглянулись и довольно пожали друг другу руки.

– Не будем мешать, – прошептал надьяр Заэль, и они бесшумно направились обратно во Дворец.

Эсгель открыла глаза. Все та же пещера. Приятно потрескивает костерок.

– Снилось что-то приятное? – спросил надьяр Таэль. Девушку передернуло от излишнего внимания к собственной персоне. Дядюшка не спускал с нее глаз.

Она пожала плечами и улыбнулась, вспомнив сон и следующее за теми событиями утро. Отец широко улыбался за завтраком, а Эсгель давилась от рвущегося наружу хохота. К тому времени как Итэль пришел в себя, она умудрилась заснуть. И не заметила, как подлое платье предательски обнажило плечо. Естественно, княжич расценил все лучшим образом, напрочь забыв о том, что видел и слышал тем вечером. И избавил княжну от каких-либо объяснений, посчитав вопрос «а что вчера произошло» оскорбительным для дамы его сердца.

– Ерунда всякая снилась, надьяр, – ответила Эсгель.

– Кружева? – прищурился тот. Эсгель нахмурилась. Её пугала проницательность надьяра.

– Я что, разговариваю во сне?

– Моя сестра была большой любительницей наряжаться в оные, – пояснил Таэль. – Я полагаю, тебе не сладко пришлось в свое время. Хотя, надо отдать должное, это крайне привлекательно. Особенно эти открытые сорочки. Ну, которые и сорочками-то назвать сложно – полоса шелка на груди и кружева до пола.

– Что, правда? – глядя исподлобья, разочаровано спросила Эсгель. – Они же ужасные. От них все тело чешется.

– Зато их снимать удобно, – парировал Таэль. Предательский румянец выдал девушку с головой: она представила, что в ту ночь на ней была именно такая сорочка.

– Хотя мне всегда больше нравились девушки в хенсаях, – он задумчиво почесал подбородок. – Они своих желаний в мое время не стыдились.

Эсгель погрустнела. В ветви Хэку ей одной было не дозволено иметь близкие связи. Князья, как выразился её отец, надкусанные яблоки не доедают. Она вздохнула. Её всегда мучил вопрос касательно Раэля.

– Надьяр Таэль, – решила сменить тему девушка. – Вы обещали мне рассказать про рхаров.

– Тогда собирайся и пошли, – он кивнул в сторону своего сундука. – Там найдешь, что надо. Я и твои пожитки туда положил, ты уж извини.

Эсгель обнаружила свои вещи в целости и сохранности. В них никто не копался. Одевшись, она принялась причесываться.

– Ого, какая вещица, – указал надьяр Таэль на гребень. – Это кто ж такой молодец, догадался?

Эсгель взглянула на гребень как в первый раз. Черное дерево безо всяких изысков. Не слишком частые, но и не слишком редкие длинные зубцы. Он был тяжелее обычных гребней, но ей пришелся по руке. Она бережно хранила его и не меняла ни на какой другой.

Они ехали в Летний Дворец.

Расчесывая на ночь волосы, Эсгель разговаривала с перстами возле костра. Густые волосы успели спутаться за целый день быстрой езды. Вдруг изящный гребешок хрупнул в её руке и развалился пополам. И это в её жизни был далеко не первый гребень. Она удрученно вздохнула. Новый взять не откуда. Эсгель заплела так и недорасчесанные волосы в косу и подобрала обломки.

– Иной раз я думаю, что мой отец прав, – сказала она.

– Что не будь вы княжеского рода, вашим гербом была бы дикая лошадь? – улыбнулся Наэль. Эсгель еще раз вздохнула, выбросила обломки в костер и отправилась спать.

Утром она сидела в гордом одиночестве с чашей духмяного отвара, ожидая, когда проснутся Наэль или Гаэль. Из четверых перстов только они носили более-менее длинные волосы, и у них можно было попросить гребешок. Наэль почти всегда завязывал хвост на затылке, собирая в него только верхнюю часть волос, Гаэль же заплетал косу от самого темени, перехватывая её тесьмой у начала шеи. У Ингаэля волосы вились, и он их очень коротко из-за этого подстригал, в отличие от брата – тот просто носил кудри до плеч. А Раэль всегда коротко стригся, потому что как ни старался он их укладывать, они все время стояли торчком, как шипы. За это его иногда обзывали колючкой.

Эсгель отпила из чаши. Ингаэль возился с завтраком. Тут её тронули за плечо. Она обернулась и увидела Раэля. Тот почему-то нервничал.

– Госпожа, – он протянул ей что-то черное. – Пока не появится новый.

Эсгель удивленно подняла брови. Раэль умудрился вырезать именно такой гребень, который и был ей нужен. Простой, не слишком частый, в меру длинный и очень прочный. Из черной древесины делали щиты. Разрубить такое было достаточно проблематично, не то, что сломать, расчесывая волосы.

– Спасибо, – она улыбнулась. – А как ты догадался использовать черное дерево? В Бессмертном союзе гребешки делают из светлых пород.

– Не подумайте дурного, моя госпожа, – на лице Раэля отразился легкий испуг. – Кочевники используют черное дерево, чтобы… Вот я и подумал…

Эсгель звонко засмеялась. Она помнила, какие гривы у лошадей кочевников.

– Ты только Наэлю не говори, – заговорщицки прошептала она.

Эсгель улыбнулась.

– И правда, – пожал плечами надьяр Таэль. – Чего я всякие глупости спрашиваю, когда и так все понятно. Да, снега нет, плащ не надевай. Оружие тоже не бери. Не сегодня.

Эсгель еще подержала в руках тхинак и с видимым недовольством положила его на сундук. За девять зим она настолько привыкла к нему, что умудрялась носить его даже под платьем.

Когда они вышли из пещеры, Эсгель слегка поежилась. Здесь было холоднее, чем в Драконьем Клыке. Она покосилась на дядю – тот был практически с ног до головы в мехах, а ей пришлось довольствоваться зимним вариантом хэккийской формы.

– Ты никогда не задавалась вопросом, почему форма ветви Хэку отличается от обычной военной? – спросил надьяр Таэль. – Например, сапоги выше колена?

– Чтобы снега не зачерпнуть, – как маленькому сказала девушка. Тот расплылся в довольной улыбке.

– Ничего-то ты не знаешь, Длань.

– Так просветите, Глава, – съязвила девушка. – И чего мы тут стоим?

– Я не Глава, я же тебе сказал.

– А я уже не Длань, – она гордо подняла голову.