Альцгеймер, добрый мой приятель

–Интересно, ты никогда не говорила…

–Если тебе что-то мешает, ты скажи…я все сделаю… А ребенку возрадуйся и береги свою будущую жену.

Арсений после этих слов как-то переменился и ему очень захотелось сделать именно так. Но минутное затмение сменилось задуманным желанием. Ему вдруг так неприятно было говорить о деньгах. Какая-то внутренняя родственная нить вдруг тормозила мозг и его, но одновременно его кто-то дергал за руку.

–Ба, если не трудно, ты не найдешь тысяч пятьдесят? …Яотдам в конце года.

–Конечно, не сомневайся.

Она пошла в другую комнату.

Арсений сидел неподвижно. Он вдруг почувствовал за словами бабушки всю ее родственную близость, и ему последние свои слова стали еще более неприятны и как-то неуместны.

«Зачем я это делаю…Неправильно все это …Не это нужно от нее…»

–Вот, – радостно протянула ему деньги бабушка, быстро войдя в комнату, – мне тут недавно звонили, обещали еще помощь…

–Кто звонил?

–Да так, добрые люди…

Она этими словами как-то внутренне успокоила молодого человека.

После отъезда в США матери с отчимом-бизнесменом, где они с трудом, но постепенно за несколько лет обжились, Арсений считал бабушку единственно близким существом на свете. Родители редко писали и вообще как-то выпали из его жизни. Это он считал нормальным, один раз съездил в гости, но заграничная жизнь его не привлекла. Какая-то непонятная глубинная меркантильная суета в поиске больших денегбыла приторно невыносима и очень не походила на его представление о дальнейшей жизни.

Всегда, когда Арсений заходил к бабушке, он попадал в мир детских грез, которые порой перемежались с некоторыми ощущениями непонятного страха. Она, конечно, его никогда не пугала и рассказывала лишь добрые и поучительные сказки, окружала его теплом домашнего уюта, но от нее исходила какая-то прошлая непонятная ему тайна бытия. Его родители всегда бурно разговаривали, спорили, не обращая порой на него внимания, и он чувствовал себя в потоке бесконечной жизни. Бабушку же он всегда помнил и знал в одной, почти лишенной мебели квартире, была здесь какая-то необычная свобода бросить мяч, правда, можно было неосторожно попасть в фотографию или иную скромную картинку. Родители жили отдельной от нее жизнью, оба активно занимались бизнесом, требующего порой напряжения воли и трезвого прагматизма, общих семейных праздников почти не было. И как бы этоне казалось странным, маленький Арсик больше всего чувствовал родное дуновение прошлых поколений через заботу и внимание бабушки. Каким-то непонятным чувствомАрсений всегда чувствовал, что отмеренный ему период жизни начинался именно здесь и каким-то образом связан с его вечной жизнью.

Душистый чай с малиновым вареньем Арсений любил с самого детства и бабушка знала это хорошо, накладывая в небольшую ажурную розетку малиновый джем. Когда-то она сама варила варенье из этой загадочной ягоды, но в теперешних условиях, когда мы все стали жить прилавками магазинов, это потеряло смысл.

Бабушка часто обращала его внимание, что жить без любви невозможно и неправильно, очень трудно, но Арсикпока не чувствовал той необходимой для жизни любви.

Он запомнил и проникся бабушкиными словами:

–Мужчина должен жить обязательно в стране, где родился. Так суждено ему сверху, если даже ему тяжело – преодоление для мужчин первое дело. А вот женщина – другое дело, жена живет там, где лучше мужу, семье, – как бы оправдывая отъезд дочери из страны, добавляла она.

Он никогда не задумывался глубоко, но понемногу начал привыкать и даже пользоваться этой любовью сначала понемножку, а потом уже не замечал этого порока, который незримо рождал другие, не менее страшные потери его души.

Арсений шел домой с каким-то нехорошим чувством. Никогда мать или отчим не говорили с ним так тепло и понятно. Он задумался о том, какие интересные отношения были у его прародителей. И только войдя в метро, он немного успокоился.

«Все-таки ближе «бабукена» нет пока у меня никого».

4

После отъезда жены время в жизни Викентия побежало быстрей. Он замечал и раньше, что оно стремительно бежало по сравнению с прошлыми более молодыми годами. То ли впечатлений стало меньше и немногое могло теперь его удивить. Но оно заметно замедлялось, когда хотелось побыть в уединении созерцания природы одномуот некой яркости восприятия окружения, вне ранее привлекательных массовых сборищ или, как говорят теперь, тусовок. Викентий начинал видеть в каждом прохожем необычного человека, пытался внутренне понять и объяснить его поступки. И теперь одно ясно и твердо просматривалось пожилому человеку – каждый человек вправе определить и действовать в силу своего нрава и интуиции и именно каждому определено конкретное время и даже диапазон участия в жизни в силу собственной воли и уровня совершенства.

Несмотря на годы, у Викентия осталось юношеское воображение и романтика восприятия окружающего мира. Когда серо-зеленые селезни и утки заполнили почти все пространство реки, то деревянный мостик непременно напоминал ему палубу пиратского корабля. Интересно было и то, что Викентий стал это замечать вовсе не сразу, а после многочисленных прогулок. Наводили на определенное философское настроение и быстроизменяющиеся одинокие облачка, изредка затеняющие золото осени.Здесь он, как ребенок, считал себя еще молодым и неутешительные тревожные мысли напрочь растворялись в надежде еще когда-то познать что-то новое и неизведанное.

На следующий день своего одиночестваВикентий неожиданно при выходе из домаопять встретил человека со странной болезнью Альцгеймера. Они уткнулись друг в друга взглядом, и Викентий почувствовал отстраненность соседа, хотя они не раз встречались в одном подъезде, в лифте, обменивались фразами.

Викентий попытался приглядеться, но ничего кроме нежелания соседа проникаться жизнью другого не нашел. Онзнал, что этого человека звали –Родион Филиппович.Еще совсем недавно он приветливо улыбался и все в доме были настроены к нему очень благожелательно, но вот вдруг произошли перемены. Вечером Викентий вновь столкнулся, в полном смысле слова, с ним у входа в дом. Викентий заметил неприятный взгляд, в котором прочиталпомимо напряжениянекоторое сочувствие.

Здравствуйте, Родион Филиппович, – тихо произнес Викентий.

Глаза соседа устремились на него и наметилась скользкая улыбка.

–Здравствуйте, Игорь…

–Меня зовут, Викентий…

–Это совсем неважно. Игорь был отзывчивым, мы дружили в школе, а я потом предал его, – на лице соседа проявилась боль и через секунду непреодолимая скорбь.

Викентий хотел было расспросить, что же все-таки произошло между школьными друзьями, но встретил в глазах явное отрицание развития этой темы разговора. Через несколько секунд, безразличие опять завладело соседом.Вместо того, чтобы войти в подъезд, он неожиданно повернулся от входной двери и пошелрезко в другую сторону.

От этой непонятной резкой ретировки Викентий слегка опешил, но вошел в подъезд и двинулся к лифту. Он не сразу понял почему же Родион Филиппович не захотел пойти вместе с ним. Вскоре Викентий занялся своими делами, однако интерес к соседу у него время от времени возобновлялся. Что-то внутренне заставляло иногда думать о нем.

«Странный тип…Скорее, это болезнь сделала его странным» – размышлял он.

Следующим утром Родиона Филипповича не было видно, и Викентий успокоился и почти забыл о нем.

Выйдя на улицу Викентий, как обычно, пошел в парк. Деревья и лужайки приятно шелестели падающими листьями и красовались на осеннем солнце, он прошел по красивому мосту через небольшую речушку, наполненнуюгоготом диких уток. Разноцветные листья начинали укладываться земным ковром. Все это внушало внутренний покой идушевнуюгармонию. Викентий с удовольствием вдыхал вкусный осенний воздух. На одной из лавочек сидели две пожилые женщины.

Викентий Михайлович, – обратилась неожиданно одна из них, мой муж очень разволновался после встречи с вами. Он все время вспоминает какого-то Игоря, по описанию он очень похож на вас.

–По описанию кого?

–Родиона, – она немного замялась, – не могли бы вы зайти к нему…Я волнуюсь за мужа. Прошу вас зайдите, когда у вас будет время.

Викентий пожал плечами.

–Не обижайтесь, Викентий Михайлович, я надеюсь, что это скоро у мужа пройдет, он всегда был такой жизнерадостный, а теперь не пойму, что с ним…Зайдите на минуточку, чтобы снять его напряжение. Врачи рекомендовали ему не волноваться.

–Но чем, я-то могу помочь?

–Я думаю, он поговорит с вами и перестанет нервничать. Вы, вероятно, знаете наша квартиру на 8 этаже, номер 31, – уточнила она.

Викентий машинально кивнул и пошел дальше. Его охватило неприятное чувство тревоги перед разговором практически с незнакомым человеком. Он уже не замечал окружающей благоуханной природы.

–Надо же, ввязался в историю. Но зайти надо, – бормотал он вслух, поворачивая на дорожку к дому.

Викентий не собирался заходить именно после этой прогулки и, пройдя всю,наполненнуюопавшими листьями серую разбитую тропинку, уже было забыл о своем обещании, но, как только вернулся к дому и вошел в лифт, вдруг нажал кнопку восьмого этажа. Будто кто-то толкал его зайти именно в этот час. Дверь лифта раскрылась словно по команде. Он нажал кнопку звонка и немного удивился, когда услышал твердые шаги. Кожаная дверь распахнулась неожиданно, и Викентий невольно вздрогнул. Через мгновение на него смотрели ясные и даже доброжелательные глаза. В них не было и намека на какую-то болезнь или умственное затмение.

–Здравствуйте, – встретил будто ожидавший его взгляд.

–Извините, что зашел к вам так неожиданно, – вымолвил немного сконфузившийся Викентий.

–Незачем извиняться, я ждал вас, – спокойно ответил Родион Филиппович.

–На улице вы мне показались совсем другим.