Книга о путешествии писца Наара

Беседа продолжалась долго, солнечные часы на улицах Галиара показывали половину шестого утра, когда зераклиты покинули дворец наместника. Все пытались сбить цену, но безуспешно. За один махдар можно купить хорошего коня, молодого, здорового. Нормальная цена для пуда зерна, при этом, зерна хорошего качества, в три раза меньше – один ангир. Но торговцы стояли на своем, были непреклонны. В какой-то момент наместник даже начал устрашать, что возьмёт необходимое силой, если они не согласны сбавить цену. Однако, в ответ на эту угрозу поднялись уже зераклиты, воспринявшее сказанное как угрозу и своему состоянию. Никто не имеет права отбирать собственность, чем бы это не оправдывалось. Это для них была высшая истина. Более всех за нее ратовал Хоргод из рода Рагдов. Хотя, и он просил снизить цену на зерно. Времени оставалось все меньше, было принято решение закупить пока зерна столько, сколько нужно на неделю и продолжить переговоры. Казалось, наместнику Харфалу удалось, ценой невероятных усилий удержать обстановку, прекратить скатывание в хаос целого города. По крайней мере к этому шло. Голод, уже стоявший у городских ворот и ждавший только нужного момента, чтобы через городские ворота войти в Галиар и начать кривыми острыми ногтями скрести по дверям и окнам домов, требуя себе жертв, казалось, ушел. Однако, не всех это устраивало. Нужно было еще одно событие, которое поколебало бы трон наместника и передало вибрацию трону императора.

Вечером того же дня, старейший зераклит, Хоргод из рода Рагдов был найден убитым в саду своей городской виллы «Шемеа», что значит – «Солнечная». Он был зарезан. Служанка нашла его на одной из садовых дорожек, старец лежал в луже крови, лицом вниз, раскинув в стороны руки. Рядом убийцы оставили нож, очень похожий на один из тех, которыми пользуются личные телохранители наместника. Самое главное, что среди бумаг Хоргода был найден тот самый приказ от императора наместнику столицы, который был утрачен, потерян начальником охраны городских складов. Новость об убийстве разлетелась по городу и спровоцировала новые волнения в Галиаре. Возможно, худшим было то, что гибель зераклита дала толчок самым нелепым слухам, будто это Харфал, едва не самолично убил старца, потому что тот не дал согласие силой забрать зерно у торговцев. Другие были более изощрены в придумывании объяснений. Они считали, что Харфал убил Хоргода, потому что тот отстаивал более низкую цену для зерна. Якобы наместник с торговцами в доле и вся история с пропажей зерна – способ наживы, хитро придуманный жадным наместником. Впрочем, оставались и третьи, кто верил в невиновность, непричастность наместника, их тоже было довольно много, хотя и меньше, чем тех о которых написано выше.

Весть о смерти Хоргода едва успела разнестись по Галиару, как гонцы от Ялгана Маязинского уже бежали пешком и скакали верхом в дома зераклитов, чтобы оповестить их о внеочередном собрании Верховного Синклита. Зераклиты, потрясенные новостью, спешили во дворец, в зал заседаний. Некоторые некоторые члены Верховного Синклита не верили в произошедшее. Был поздний вечер и люди не хотели верить в случившееся. Хотя известно, что пришедший ночью редко приносит добрые вести, всё же, казалось, что это дурная шутка. При многих виллах и домах зераклитов были сторожевые псы, они лаяли, когда в поздний час в ворота домов стучали незнакомцы, на их лай отвечали собаки соседних домов. Над Галиаром поднялся вой и какой-то особенно неприятный, зловещий собачий лай. И долго слуги не могли унять взбесившихся животных.

Хоргод обладал авторитетом и репутацией, государственной мудростью. Самое главное – его любили и государственные мужи и простые люди. Горожане вышли на улицы и требовали найти убийц. Членов Синклита Империи, спешивших на заседание во Дворец Верховного Синклита, останавливали и едва не силой брали у них обещание, что злодей обязательно будет найден. Князь Харфал, побывавший на месте убийства понял, что все случившееся за последние четыре дня, происходит с одной целью – очернить власть императора и его сторонников в глазах Синклита и горожан. Но самым страшным было то, что цель удалось достигнуть. Если совсем недавно, при виде эскорта наместника города люди приветствовали его, многие кланялись, то теперь люди часто отворачивались, находились даже те, которые не боялись мечей солдат сопровождения и кричали наместнику «Вор!», «Убийца!», «Предатель!». Харфал приказал их не трогать. Пусть кричат. Плетки мнения не переменят, а повод к новым разговорам и даже беспорядкам дадут. Еще наместник очень удивился, когда ему передали, что в бумагах убитого был найден приказ Императора о передаче в войска запасов зерна Галпара. Удивление стало еще больше, когда выяснилось, что документы унесли какие-то люди, назвавшиеся представителями Верховного Синклита Империи.

– Меня дурачат. Я должен поговорить с некоторыми зеркалитами. Меня настораживает их активность и осведомленность, которая куда лучше моей. И быстрота, с которой они узнают о подобных новостях и успевают созвать заседание Синклита, когда об убийстве ещё ничего толком не удалось выяснить. – Князь собрался ехать к Ялгану Маязинскому домой, однако на выходе из дома Хоргода, Харфала встретил вестальный из Верховного Синклита и вручил приглашение прибыть на заседание Верховного Синклита, собранного из-за убийства Хоргода.

– Пока они обо мне помнят. – Харфал на минуту задумался, потом повернулся к адъютанту. – Усильте отряды городской стражи у Дворца Верховного Синклита Империи.

Светлейший князь поспешил ко Дворцу. Он со спутниками скакал во весь опор. Комья грязи из-под копыт лошадей летели в стороны. Не все улицы столицы были вымощены брусчаткой. Дождь прошел давно, но земля до конца не просохла. Когда всадники выехали на центральные городские улицы, вымощенные камнем, то из-под копыт уже летели искры. За три квартала до дворца Синклита князь со спутниками были остановлены толпой и им едва не силой пришлось прокладывать дальше путь. Люди спрашивали о делах на фронте, о голоде, который так всех пугал, об убийстве Хоргода. Харфал говорил с людьми, он умел и любил это делать. Считал общение с горожанами своей обязанностью, как императорского наместника столицы. Однако, в тот раз, он должен был торопиться. Толпа была разделена и часть её прямо обвиняла во всех бедах наместника, хотя и грозила ему не судом Верховного Синклита, а карой со стороны императора.

Заседание зераклитов было в самом разгаре, когда наместник со свитой вошли внутрь Зала. Ялган Маязинский, стоя на своем месте что-то громко рассказывал присутствующим. Императорский трон был пуст, что сразу бросилось в глаза Харфалу. Он не часто бывал на заседаниях Синклита в отсутствие императора и сейчас даже испытывал неудовольствие видеть зераклитов, которые не чувствовали на себе взгляда Владара и будто считают себя правителями Империи, а не ее слугами. У дворца Синклита, тем временем, начали собираться люди. Они не выдвигали конкретных требований, но хотели расстаться с гневом, накопившемся внутри, страхом и болью, которых многострадальный Галиар, великолепная столица, в последние дни испытал больше, чем мог вынести без последствий.

– Случилось кощунство! – голос Ялгана волной прокатывался по стенам Зала. Казалось, огни светильников, подвешенных вдоль стен и под потолком колышутся не от сквозняка, но от голоса зераклита – Убит старейший из нас. Зарезан у себя дома, как простолюдин в трактире. – Его речь находила отклик среди слушавших. Все явно были поражены случившимся. Некоторые были подавлены, кто-то плакал. Хоргода любили, и случившееся стало личной трагедией для большого числа зераклитов. Хорошо было видно, что сейчас главным для сидевших на скамьях членов Верховного Синклита Империи были эмоции. Советчик самый ненадежный в государственных делах. Ялган продолжал – Вы спрашиваете, кто виноват? И я Вам отвечу. Виновны мы все. Каждый из вас – убийца нашего общего отца ибо Хоргод был нам как отец, по возрасту и уважению, которое мы к нему испытываем. Глаза наши видели, что вокруг нас происходит, уши наши слышали это. Но ничего не было сделано, чтобы исправить ситуацию, предотвратить убийство! Хоргод был основанием, символом Синклита, символом власти не единого человека, но собрания, не насилия, но общего дела, добровольного решения. Конечно, это многим могло не нравится. Особенно сейчас, когда роль Синклита хотят снизить, роль народа в его Отечестве, лишить Империю единственного руководящего органа, который дает голос жителям нашей страны! – Вся эта речь была поддержана с большим воодушевлением. Удивительно было то, что люди, считавшие себя «голосом народов» не принадлежали к народу, в лучшем случае их деды были зажиточными крестьянами. А внуки же, сидевшие сейчас в зале собраний Синклита, плуг, конечно, видели, когда ехали в свои загородные резиденции, из окон карет. Часто вдоль дорог крестьяне пахали поля, но рассказать, как плугом пользоваться, едва ли смогли бы. И все же, уверенность в том, что они представляют многоязычный народ обширнейшей Империи и являются его частью, прочно сидела в их головах. Они верили в нее. – Эта жертва, продолжал Ялган – лишь первая в череде тех, которые могут случиться, если ничего не изменится. Если мы ничего не изменим – князь Харфал посмотрел на своих охранников и помощников, но потом повернулся к Ялгану и продолжал смотреть, будто ничего не происходило. Тем временем зеркалиты распалялись все больше, в Зале было очень шумно, но, вместе с тем, Ялгана продолжали слушать.

– Мы все знаем, что над Империей нависла угроза, с Запада движутся массы кочевников. Огромные территории потеряны, утрачены целые провинции! Вместо того, чтобы решать эти вопросы, разогнать эту тьму, люди, имеющие власть в государстве нашем идут на подлые преступления!

– Кого ты обвиняешь? Ты знаешь убийц? – кричали в зале.

– Имя, назови имя! – подхватывали другие голоса. Харфал приказал стянуть к дворцу ещё отряды городской стражи. Но сделать это незаметно, так чтобы не вызвать подозрений у членов Синклита. Если будет нужно, если поведение зеркалитов не изменится, он арестует верховный Синклит Империи. Для себя он уже решил этот вопрос.

Ялган поднял в руках свиток с вислой печатью императора.

– Вот улика, вот приговор! Здесь названы имена виновников! Это приказ Владара его светлейшеству, князю Харфалу, императорскому наместнику царствующего града Галиара. Этот приказ никак не могли найти. Но сегодня он был обнаружен среди бумаг убитого. У меня есть свидетели, если кто-то не верит моим словам! Хоргод получил эту бумагу и хотел представить Синклиту, он говорил мне об этом. Потому его и убили. Имена убийц я только что назвал и не имею желания осквернять свои уста, произнося их имена еще раз. Рядом с телом нашли кинжал, им был зарезан Хоргод. Такие же кинжалы носят охранники Харфала! Рукоять с головой орла и двустороннее длинное лезвие на клинке! – Ялган бросил вызывающий взгляд в сторону Харфала, явно провоцируя того на неосторожный шаг. Члены Синклита мгновенно обернулись к наместнику и его телохранителям. Те сами начали смотреть на свои кинжалы, сравнивая их с тем, что держал в руках Ялган. Оружие действительно было одинаковым. Светлейший князь утратил хладнокровие. Видимо, сказалось напряжение последних дней.

– Падаль! – наместник столицы стоял на месте, но выхватил из ножен меч. – Как у тебя язык поворачивается произносить такую хулу?! Последние несколько дней, ты только тем и занимаешься, что обвиняешь государя, первого слугу Империи и его помощников. Сначала ты делал это лишь намеками, и вот теперь твоя дерзость переступает все границы. Зераклит Ялган Маязимский, именем императора, ты арестован. Городская стража проводит тебя в Десмион. – так называлась крепость-тюрьма Галиара – Основание для ареста – навет на императора. – После этих слов четверо охранников наместника двинулись к зераклиту, чтобы позже передать его городской страже, которая постепенно прибывала к Дворцу Верховного Синклита. Однако, отрядов городской стражи все равно было меньше, чем толп горожан, окруживших дворец. И, даже не ясно откуда взявшихся, агрессивных молодых людей среди городской толпы было едва не больше, чем городской стражи. Все входы и выходы из дворца были перекрыты. Площадь перед Дворцом Синклита была подобна лесу, чьи кроны рвёт неуправляемая стихия. Шум этого ветра, шум этого леса проникал во дворец, где и без того неспокойная обстановка становилась еще напряженнее.

Ялгана обступили зеркалиты.

– Князь, вы не имеете права.– кричали Харфалу.– Брат наш, зеркалит Ялган говорит правду. Мы верим ему. А вы движитесь к единовластию, Вы хотите разогнать Синклит!

– Братья – кричал сам Ялган,– Братья! Сперва он арестовывает меня, а потом и весь Синклит. Таков их план. Они не остановились перед убийством, неужели они остановятся сейчас. Мы сами должны действовать.– в это время, Зал заседаний Верховного Синклита Империи начали заполнять воины, это были наемники, кто их нанял, ясно не было, но кроме Харфала и членов его свиты этот вопрос никого не интересовал. Зераклиты пришли в восторг, когда увидели, что сила теперь на их стороне.

– Князь, – покровительственным тоном Ялган обратился к Харфалу. Если ты раскаешься в своих злодеяниях и злодействах тирана, губителя Империи Владара, Синклит даст тебе шанс искупить свои грехи службой на благо Империи.

– Что здесь происходит? – Харфал оглядывался по сторонам.– Где глава городской стражи? Прикажите своим людям очистить дворец от посторонних. – Князь старался что-то исправить, но ситуация явно вышла из-под его контроля. Когда он произносил эти слова, на всех этажах Дворца Заседаний Верховного Синклита Империи шли бои между наемниками, проникшими во Дворец через тайные лестницы и входы, и городской стражей, которой было поручено следить за порядком в здании. Снаружи, у здания дворца, городскую стражу также атаковали. Был отдан приказ применять оружие для защиты, но только против тех, кто сам его применял против стражников. Сначала толпа отступила, и уже после этого, в толпе вдруг появились убитые среди протестующих. И никто не обратил внимания, что стражники физически не могли никого убить потому что в отступившую толпу не стреляли ни из луков, ни из арбалетов, ни пращами. Но убитые появились, толпа почувствовала кровь и едва не растоптала стражников. Те начали отвечать на нападения и началась драка. Этот эпизод потом получил название «бойня на площади Синклита». Погибло несколько сотен человек. Заседание Синклита, тем временем, продолжалось.

– Я выношу на заседание почтенного Синклита вопрос о низложении власти Императора и объявлении высшим органом управления Империи – Верховного Синклита. Мы долго шли к этому и вот, день настал. Мы больше не можем позволять руководить нашей страной тирану, убийце и банде его приспешников. Пусть начнется голосование. – Ялган незаметно для себя и многих присутствующих взял на себя роль главы Синклита, занял место Хоргода из рода Рагдов. Он знал, чтобы закрепить за собой это негласное лидерство, нужно будет еще побороться, но в тот момент главным было свергнуть императора, об этом были все мысли молодого зераклита.

Началось голосование. Согласно традиции, каждый зеркалит вставал и произносил фразу: «Я и люди, о благе которых я пекусь, голосуем за» или «Я и люди, о благе которых я пекусь, голосуем против». Процедура эта была довольно длительна, но нарушать ее было нельзя, иначе все происходящее выглядело бы вовсе неубедительно. Иногда голосовали прямым поднятием рук, но это в случаях, если нужно было проголосовать по какому-то рядовому решению. Здесь же, при низложении императора, нужно было проявить максимум внимания к деталям, чтобы, опираясь на эти детали дезавуировать тот недостаток, что император не поставил свою подпись под документом с итогом голосования. То есть текст так и останется текстом, написанным священным письмом, но не имеющим силы закона. Тем не менее, князь Харфал, видевший все происходящее, крикнул секретарю, обыденно ведшему протокол заседания: «Осел! Что ты записываешь? Что ты сейчас делаешь?!» Тот в ответ оторвался от писания, посмотрел на наместника, вернее, бывшего наместника столицы и тихо ответил: «Свою работу», наклонил голову и продолжил записывать.

– Что вы делаете? Сейчас, когда империя требует единства, когда над нами всеми нависла угроза уничтожения, вы убиваете свое Отечество. Своими руками. Неужели вам не ясно?!

– Князь, мы очищаем его. А теперь не мешайте, иначе вас выдворят отсюда. У вас есть шанс первым присягнуть новой власти. – Тон Ялгана был снисходительным. Ему показалось, что тело его стало тяжелее и тверже, появилась небывалая ранее уверенность в себе. Харфал же, услышав слова о присяге, расхохотался, это же вместе с ним сделала и его свита, затем плюнул на пол и растёр по полу подошвой своей кожаной туфли. Это был оскорбительный жест.

– Присягать вам? Святые письмена! Не будет этого никогда. Вы лавочники и торгаши. Свой карман для вас всегда будет ближе и роднее матери и отца. Вы же детей своих продадите, за хорошую цену. Вам даже Галиарские крысы присягать не будут. А первые князья Империи – тем более. И у меня нет желания смотреть на цирк, что вы здесь устроили. – Слова эти, разумеется, вызвали недовольство и гнев у зеркалитов. Каждый воспринял их, как личное оскорбление. Тут же появились желающие казнить князя. Самыми разными казнями. Ялган Маязинский взял слово.

– Братья! Не будем уподобляться тирану! Закончим сейчас начатое нами дело и поручим суду разбираться с этими преступниками. Ибо закон, вот что отныне будет править Империей! И только закону мы будем повиноваться! – Восторженные крики и возгласы одобрения со стороны прочих членов Синклита закончили эту реплику молодого зераклита. Светлейшего князя Харфала, бывшего наместника царствующего Города Галиара увели в темницу, толстостенный Десмион, посадили в камеру, которая находилась в самой глубине, под землей. Семью его трогать не стали. Пока не стали.

Голосование шло три часа. Толпу на улице удалось успокоить. Тем более, что среди этой толпы более всех волновались те, чьё недовольство можно было контролировать записками из Дворца Верховного Синклита Империи. По приказу оттуда отряды наемников и просто вооруженных слуг захватили городское и общеимперское казначейство, почту, дома городской стражи. Погибло также немало священников, библиотекарей. Ведь то, что совершил Синклит, было святотатством, богохульством. Нарушением Священного, записанного закона. Это преступление должно было повлечь за собой тяжкую кару. И священники кричали об этом, предупреждали паству. Но все тщетно. В минуты мнимого триумфа никому не интересно, насколько триумф справедлив, и что должно последовать за ним.

Еще не закончилось голосование, но когда исход его стал ясен, несколько наиболее уважаемых в народе зеркалитов среди которых были Богал Дарисский, Халт Газарийский, Дафер Лаисский и, конечно, Ялган Маязимский, вышли на балкон Дворца Верховного Синклита Империи, и с балкона объявили о низложении императора, о провозглашении единственным правящим органом Верховного Синклита Империи, о том, что Хоргода из рода Рагдов убили по приказу князя Харфала, потому что тот получил улики, что именно по приказу императора наместник Харфал отправил в армию запасы зерна и прочего провианта, едва не обрекая жителей столицы на голодную смерть. Более того, во время этого выступления произошло едва не чудо. К Даферу Лаисскому подошел один из его слуг и сказал, что часть того провианта удалось найти, часть продолжают искать и ее находка – лишь вопрос времени. Голод, которым так пугали жителей Галиара, перестал быть угрозой. Справедливость и чувство сытости – вот с чем у рядового горожанина в тот день ассоциировалась новая власть. Это было мощное воздействие на толпу, на ее настроение. В Верховном Синклите Империи многие искренне верили в то, что грядут лучшие времена, что с номадами можно будет договориться, а нет, так с ними продолжим войну, либо своими силами, либо с помощью союзников. Среди срюзников первым казался Союз Торговых Городов. Были и счастливые люди, которые давно ждали, чтобы нечто такое произошло, в смысле, смены или свержения императора. Владар был популярен и любим, едва не идеалом для большой части населения страны. Но именно за это его едва не ненавидела другая часть народа. Не открыто, но дома, у очага на кухне или под одеялом, когда уже засыпаешь, обдумываешь свой день и вспоминаешь, что сегодня было праздничное богослужение по случаю семнадцатилетия правления императора, который за эти семнадцать лет тебе лично никак не помог. Будто это его дело искать тебе работу или замазывать оконные рамы на зиму в твоем доме. Однако людей, которые так думают, особенно в столице и других крупных городах Империи было более, чем достаточно.

Низложение Императора вдохновило людей, опьянило их. Были и те, кто видел в произошедшем предзнаменование испытаний для самого сильного, некогда, на всем Арецэ, государства и был далеко не в восторге от этого. Нельзя было поверить, что все произошло едва не за неделю, а то и меньше. За неделю была создана ситуация, которая позволила отменить порядок, закон, существовавший несколько тысяч лет. Наиболее разумные понимали, что все было кем-то разыграно, подстроено. Или же просто кто-то решил не упускать шанс и пошел на большой риск. Мнимое торжество, пролог к поминкам по торжествующим. Одни плакали от горя, других та же причина заставляла плакать от счастья. Все как обычно.

Глава 24. На речной дороге

Вести о падении Наппара, вернее, о добровольной его сдаче, потому что город, как мы знаем, и не оборонялся, быстро достигли императорской ставки. Флот номадов был уничтожен в битве на реке Нахавэ и к городу Бэлде неприятель должен был подойти с суши. Падение Ропета и Сориана становилось лишь вопросом времени. Штаб, советники императора, боевые командиры несколько суток не спали, высчитывая сколько легионов, сотен, тысяч солдат будет в их распоряжении в ближайшее время и как использовать эти силы. Было предложено несколько планов действий. Большим преимуществом было господство на реке Нахавэ. Это позволяло, хотя бы теоретически, наиболее смелым командирам, планировать освобождение Тарина. Взяв Тарин и укрепившись на перешейке между Высокими горами и рекой Нахавэ, можно было перекрыть дороги, по которым к номадам с бескрайних степей и пустынь Западного края двигались орды кочевников подпитывать армию, ведомую Хунхаром. Но это предложение были отвергнуто. Слишком много «если» должно было случиться, чтобы операция увенчалась успехом. Многие предлагали сойтись с кочевниками в битве, у Напарра или по пути к нему. Но для этого нужно было пересечь пустыню Маниамма, но никто не мог дать гарантию, что жуки бахгу позволили бы перейти ее с малыми потерями, чтобы выставить достаточно сил против неприятеля. Часть пути возможно было проделать по реке, так, чтобы путь проходил по речной дороге, которая соединяла Наппар и небольшой порт на берегу Нахавэ. Но на побережье не так давно была эпидемия чумы, все поселки там были оставлены, священники установили охранные стелы, которые изгнали болезни, но люди в те места все равно не вернулись. Отдельные смельчаки пользовались тамошним портом, но место считалось дурным. Да и порта как такового там не было, лишь несколько пристаней. Поэтому купцы предпочитали пользоваться караванами через пустыню, хотя такой путь кажется на первый взгляд, труднее и опаснее. После долгих размышлений и жарких споров, было решено плыть до Малой пристани, так назывался один из рыбацких поселков, о которых сказано выше. Далее, по Речной дороге, она называлась так, потому что вела от города к Нахавэ, идти к Наппару и освободить город. Было решено также направить еще один отряд, более сильный, вдоль пустыни, на расстоянии двух дней пути от речной дороги. Владар понимал, что сохранить в тайне приближение целой армии едва ли удастся, но ввести врага в заблуждение, обмануть, указать ложное направление главного удара – это возможно. Руководить основной армией он поручил князю Страмиру, а сам повел отряд по Речной дороге, ведь предполагалось, что удар главных сил противника придется именно на нее. Император собрал цвет имперской знати. Все знали, что идут на большой риск, но считали такой риск честью. Была вера в то, что любой исход задуманного дела будет справедливым, но не окончательным, в независимости от того, будет ли Наппар отбит или нет.

У номадов, после захвата Наппара не было стремления сразу идти к Галиару. Кочевники двинулись на Юг, захватывать богатства южных провинций. Они были подобны лесному пожару, с гулом и треском приближающемуся к человеческому жилью. Человек выбегает из дома, пытается потушить пожар, копает ров или рубит просеку, чтобы огородить себя от пламени, но тщетно. Как пламя переваливает за земляные валы, которые не в силах его остановить, та и наездники с Запада перепрыгивали через оборонительные валы южан, жгли деревянные стены построек и штурмовали каменные крепости.

Узнав о поражении своего флота, Хунхар был в ярости, никто не смел обсуждать эту неудачу. Только каган номадов поклялся отомстить за нанесенное оскорбление.

Основная, ударная армия Империи, высаживалась ниже по течению от Малой пристани, на границе пустыни и зеленых холмов, степей и перелесков. Там, где пустыня Маниамма пытается похоронить под своими песками травы и невысокие кусты, яростно ей сопротивляющихся. Высадка проходила ночью, костров не жгли и даже фонари на кораблях потушили. Из-за этого несколько судов столкнулись друг с другом и едва не затонули, но командам удалось спасти от гибели корабли и солдат на их борту. Сойдя на берег, отряды армии Светлейшего князя Страмира выстраивались в походные колонны и молча отправлялись маршем к Наппару. Армия, которую должен был вести император должна была выступить утром, с развёрнутыми знамёнами, под бой барабанов, чтобы разведка номадом не могла пропустить их появление.

– Воодушевление. Это самое важное, что я вижу среди своих воинов. Победа на реке сделала их крепче. Но, всё же, сейчас ситуация другая. Мы будем сражаться на суше, а здесь номады чувствуют себя куда увереннее. – Владар сидел верхом и взглядом провожал идущие мимо отряды. – Важно понимать, что лёгкая победа нам едва ли достанется.

– Ваше Величество, вы правы. Но, как вы сказали, победа вдохновила, дала надежду на то, что враг может быть повержен. Это самое главное. – Страмир был в добром расположении духа и хотел поделиться ним со своим собеседником. Император был задумчив.

– Скажи мне, светлейший князь. Как так получается, что мы, огромная Империя, с мощной армией, с неисчерпаемыми ресурсами, как природными, так и людскими, сдаём города каким-то дикарям, варварам, всегда нами восхищавшимся? Я всё размышляю над этим, но не могу понять. Мы собираем легионы, лучшие комиты продумывают тактику и стратегию войны, но ничего не выходит?

– Государь, я тоже задумывался над этим. Но у меня тоже нет ответа на заданный вами вопрос. Может быть, мы просто привыкли побеждать и не встречали достойного противника уже очень давно? И Сефер послал его в образе тех, кого мы менее всего считали опасными врагами. Однако же, не может быть нам большего испытания, чем мы смогли бы вынести на своих плечах. Народ любит вас, армия любит вас. Конечно, недовольные есть всегда, те, кто говорят, что заслуги в державе принадлежат всем, а неудачи происходят лишь по вине императора. – В ответ, после этих слов, Владар улыбнулся.

– Иногда мне кажется, что мы чем-то прогневали Сефера и номады – кара на наши головы. Хотя, может быть, мы просто забыли, что значит бороться, и слишком полагались на свою огромность и мощь, заранее видя в противнике не столько соперника, сколько просто жертву. Крупные войны нами тоже давно не велись. Война идёт уже почти пять месяцев, а смысл её я для себя так и не выяснил. Наверное, всё гораздо проще, чем я думаю. На мою страну напали и я обязан её защитить. Как было до меня и как будет после. – В этот момент Владар осознал всю простоту ситуации и ему даже стало легче. Не было какого-то высшего смысла. Война оказалась на столько простой, что вопрос: «Зачем она?» больше не стоял. Просто нужно было защищать свою землю от врага, а остальное – это пустые рассуждения тех, кто умирать за свою землю и народ не хочет или просто боится.

Бывшие местные жители, которых удалось разыскать до начала похода, вели войска тропами и дорогами, известными лишь им одним. Часто эти дороги оказывались заросшими, потому что после оставления Малой пристани по ним стали меньше водить стада и вообще эти места стали пользоваться дурной славой. Хотя, пока люди их не сторонились, земли эти считались прекрасными для отдыха, с целебным воздухом, который был таковым благодаря кустам лечебницы, росшей здесь в изобилии. После того, как люди стали обходить эти ярко-зеленые холмы и васильковые поля, они стали пользоваться дурной славой, их признали «гнетущими» и, будто в подтверждение молвы, солдатам на марше даже не хотелось говорить друг с другом, но только думать о своем, чем-то сокровенном и всегда важном. Лишь потом оказывается, что человек забыл, о чем так много размышлял. Ночью шли, днем останавливались для отдыха, маскировались.

Утром, после отряда князя Страмира, в поход выступил император со своей армией. Здесь никто не боялся быть замеченным. В районе Малой пристани было несколько дозоров кочевников, кроме них там были еще не ушедшие далеко матросы и пассажиры флота кочевников, разбитого шестью неделями ранее. Они сбивались в отряды, одни из которых шли на запад, другие на юг, в надежде встретить своих. Были и третьи, которые устали от войны и возвращаться в войско не хотели. В чужом краю, напуганные, они строили себе временные жилища, некоторые из них находились в Малой пристани. Обнаружив приближение императорского флота, они оставили свои землянки и лачуги, посчитали за благо искать новых укрытий. Некоторые из этих дезертиров решили вернуться, не обнаружив в себе сил метаться между двумя противными друг другу силами, так, что обе были им скорее вражьими, чем дружественными. Словом, не успел первый солдат Империи сойти на землю с палубы корабля, а гонец уже скакал в Наппар, сообщить о высадке императорской армии. Однако отрядам князя Страмира всё же удалось уйти незамеченными. Всё внимание номадов было приковано к лагерю армии Императора, кочевники считали количество костров, палаток, пытались хотя бы примерно сосчитать силу армии, становящейся лагерем в Малой пристани.

Глава 25. Пир на корабле

Галсаф помнил о своей договоренности с Кемешом с Белого побережья, конечного, чтобы не привлекать внимания, он собирал вокруг себя недовольных. Их всегда достаточно. Люди недовольны текстом, чей автор сам Сефер, что говорить о книгах, которые своими делами пишут смертные. На его ладье или в шатре собирались знать, драммиаты, главы отрядов инженеров, много выпивали, ели и обсуждали ход войны. Все были недовольны. Но недовольны по-разному. Часть хотела решительного боя, где либо император и вся знать империи поднимутся к Сеферу, либо Хунхар будет отправлен к Малаку. Другая часть устала от войны, хотела вернуться в свои имения, к мягким подушкам, вину с корицей и наложницам, отдать ради этого возвращения едва не все, что захочет повелитель номадов. Если будет нужно, Хунхару даже можно присягнуть, как новому Императору. При условии, что земли, подушки, вина и наложницы останутся за прежними хозяевами. Владар был осведомлен об этих разговорах и настроениях части знати, изо всех сил пытавшейся казаться военной знатью, а не знатью паразитирующей на теле Империи, совсем небольшой частью ее жителей. Государь не предпринимал против них ничего, считая, что лучше держать недовольных на виду, дав им почувствовать свою мнимую силу и столь же мнимую вседозволенность. Вот и теперь, собравшиеся на корабле Галсафа, обсуждали текущие дела, ожидая своей очереди на высадку.

– Разделить армии! Что можно было глупее придумать? Проще послать солдат Империи биться с неприятелем по одному. Нет. Его Величество не хочет уничтожить неприятеля одним ударом, это было бы слишком просто. Мы будем сражаться ночью, со спящими, или попытаемся ударить неприятелю в спину и об этих-то победах сообщить в Галиар. Такова теперь императорская доблесть. Хорошо хоть предки наши этого не видят. Иначе они бы еще раз покинули Арэц. – говорил граф Дисалбелис, один из немногих действительно военных людей в том собрании. Многие из присутствующих ему были неприятны, но граф дорожил возможностью общаться с такими же как он недовольными, пусть и не все среди них были стоящими людьми. К тому же у князя императорской крови Галсафа всегда подавали хорошие напитки, любовью к которым граф Дисалбелис славился. У него в этом смысле было еще одно достоинство. Он мог выпить много и напиток никак на него не действовал. Однажды он даже пил на спор с кем-то из своих солдат и, к общему восхищению офицеров и рядовых, выиграл. Дисалбелис относился к тем солдатам, которые считают всякую военную науку лишней, а лучшим способом ведения войны – простую сшибку в чистом поле. Лицо его хранило печати этой веры: шрам на левой щеке и отрубленная часть правого уха были лучшими свидетельствами личной доблести и отваги этого солдата. Волосы его были каштанового цвета, короткие. Сам он был роста небольшого, широкоплечий и большерукий, с огромными кулаками. Впервые принимал участие в серьёзном бою в девять лет, был вынужден защищать свою жизнь при нападении разбойников в дороге. Тогда впервые убил человека.

– Граф, тише, не забывайте. Кто даст гарантию, что здесь нигде нет агентов князя Страмира? – графа пытался успокоить один из драммиатов, Хорасин.

– Я дам такую гарантию. На моем корабле вы можете не боясь говорить все, что думаете. Владар решил всех запугать, но у него не получится. Мне стало известно, что скоро, из-за войны, начнут отбирать имения, земли, имущество, продавать, а деньги расходовать на военные нужды. И я не стану молчать об этом. – Фразы эти, сами по себе высокопарные, даже карикатурные, были карикатурно произнесены Галсафом. Ему нужно было сыграть роль, но он не справился. Он солгал. Также, как лгал за тысячи верст от него Ялган Маязинский. Но если Ялган с ложью справился сам, солгал убедительно, то Галсафа, лгавшего плохо, спасла ложь сама по себе. Ведь люди крайне охотно верят лжи. Особенно большой лжи.

– Да, я тоже об этом слышал. В столице такие слухи ходят едва ли не с начала войны. – подхватил ахон Халим. Ахоны, помощники по личным и служебным делам были необходимы государственным мужам. Ахоны были у многих зераклитов, коммитов провинций, легиатов и драммиатов, коэнов, богатых купцов и промышленников. Князь Галсаф не нуждался в ахоне, с немногими своими делами он справлялся сам. Но, с начала войны, чтобы угодить Владару, назначил ахона и себе. Им стал старый друг Галсафа, драммиат Халим. Когда-то они вместе обучались военному ремеслу и сдружились благодаря общей любви к игре в кости. Вообще Халим был сыном дворцового повара, мать его тоже работала на дворцовой кухне. Общение простолюдина и мальчика с императорской кровью в жилах воспринималась нормально. Дети – это всегда в первую очередь дети, а уже потом они дети своих родителей, внуки бабушек и дедушек и так далее. Часто из детей простолюдинов вырастали достойные и преданные сподвижники императоров и других государственных мужей Империи. Однако в данном случае Галсаф, незаметно для себя и других, воспитал себе идеального напарника в прожигании жизни. Так бывает. Слабый дух не смог противиться соблазну. Родители Халима видели, что их сын предан развлечениям куда больше, чем заботе о своём будущем, но изменить уже ничего не могли. Виноваты они в этом не были. Просто работа отрывала родителей от ребёнка. Отец, когда сын ему нагрубил, ударил его. Последний нажаловался своему другу. В итоге, повара самого едва не высекли, случайно об истории узнал император и всё разрешилось благополучно. Галсаф получил справедливую порцию розг. Но характер мальчишек от этого лучше не стал.

Халим был в армии не с самого начала войны и поэтому больше других знал последних столичных новостей

– Все хотел рассказать об этих слухах, но не получалось, каждый раз что-то мешало.

– Да, эти новости похожи на правду – ответил Хорасин, – интересно, что будет дальше. Не удивлюсь, если оправдываясь военными нуждами, император разгонит Верховный Синклит Империи и станет единоличным правителем всего государства