Василиада

16 сентября

Василий сказал, что в связи с недавними громкими терактами и нахлынувшим потоком эмигрантов, в Европе и Америке вот-вот разразится экономический кризис.

Миллионеры над акциями трясутся, политики валидол глотают.

Николенька на это дал свой философский комментарий:

– Те, кто живут по-евангельски, как птицы небесные, не заботясь, что есть и что пить, те никогда паниковать не будут, ибо знают, что на все воля Божия.

– Правильно, – поддержал я Николеньку. – Есть солнышко, есть травка, есть бражка в стакане – все остальное от лукавого.

17 сентября

Казалось бы, вот оно укромное лежбище под кустами, вплотную к забору, – хоть сиди, хоть лежи, пряча в рукав бушлата огонек сигареты и ожидая появления в окне спальни ее силуэта…

Но этот злобный кавказец всю конспирацию портит!

Травануть что ли его чем-нибудь?

18 сентября

Утром мы с Василием, как люди, хотели с магазина начать. Благо дело, от Николенькиной получки двести рублей оставалось.

Но у Николеньки что-то в голове перевернулось. Виноваты, говорит, мы перед Богом и за деда, и за Антса, и сами по себе. В церковь надо идти.

Зашли.

Николенька свечки купил, в медный ящик на колонне бумажки пихнул. Около иконы Богоматери червонец оставил.

Помолились вместе, вышли.

Мы с Василием к магазину потянулись.

А Николенька виновато так в сторону норовит ускользнуть.

Василий ему:

– Ты че?

А он:

– У вас есть деньги?

Василий удивился:

– Откуда? Мы ж безработные.

– А я, – говорит Николенька, – всю наличность Богу пожертвовал.

– А на пиво? – поинтересовался я, еще лелея надежду.

– Нет, – отвечает. – Пусто.

И поясняет, этак голову потупив:

– Многогрешен я и потому, как евангельская вдова,[36 - Взглянув же, Он (Христос) увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу; увидел также и бедную вдову, положившую туда две лепты, и сказал: истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила; ибо все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела (Евангелие от Луки 21 2–4).] больше всех решил положить на Божьи нужды.

Василий:

– Во, как ему попы голову запудрили! До аванса у него больше недели, а он – все Богу!

Я, было, тоже хотел соответствующие моменту слова вставить, но вижу – лицо у Николеньки благостное-преблагостное.

– Ну, – говорю, – коль больше всех положил, то поставят тебе в церкви памятную доску и до скончания веков поминать будут.

19 сентября

У Василия свое, пролетарское, понимание жизни. Что бы с ним не произошло, обязательно найдет виновных.

Вчера за бражкой просвещал нас, кто виноват во всех его злоключениях:

– Знаете, почему жизнь у меня такая хреновая, почему алкоголиком стал?

– Говори, – дал ему добро Николенька.

– Людское пренебрежение всему виной!!! Отец мало порол. В школе розгами не лупили. Мать могла б пристроить в институт – да взятку кому надо вовремя не дала, скупердяйка. На заводе спивался у всех на виду – никто не приструнил для острастки и шефства надо мной не взял. Катился вниз без тормозов. Сейчас вот осознал пагубность своего существования, хочу остановиться, но не могу – черти начинают прыгать. Надо бы к доктору пойти – деньги подавай, не так, как раньше. А кто виноват? Демократы-либералы-гуманисты. Это они довели страну до белой горячки!!!

Николенька ко мне повернулся:

– Может бражку у него отобрать, да морду набить, а то в другой компании и нас станет обвинять, что равнодушно взирали, как он стакан ко рту подносит, усугубляя алкоголем шаткое здоровье?

Я в задумчивости оглядел с ног до головы Василия.

Василий испуганно:

– Не надо бить – поздно. Меня уже ничем не исправишь.

И торопливо осушил стакан.

19 сентября (вечер)

Бражка закончилась, холодильник пуст, денег нет.

Мебель Николенькину никто покупать не хочет.

Трясет как в лихорадке – трубы горят.

Сидим с Василием.