Танкисты Великой Отечественной (сборник)

Бригада стремительно наступала на Хуши. Нещадно палило солнце, танки стали перегреваться. В системах охлаждения закипала вода, и некоторые танки были вынуждены остановиться. Все чаще появлялась вражеская авиация, но пока нас спасали наши истребители. Во второй половине дня мы овладели Добрэвецулом, а затем и Бэлчиулом. Успешное наступление привело к пренебрежению элементарными правилами движения. Пройдя Бэлчиул, мы неожиданно попали под огонь с рубежа «развилка шоссейной и железной дорог – высота 218». Началась паника. Под огнем противника, отстреливаясь, мы стали отходить. Комбаты пытались выправить положение, но тщетно. Лишь когда подъехавшие комбриг со штабом разобрались в обстановке и уточнили задачи батальонам и артиллерии, удалось организовать взаимодействие и управление.

После короткого артналета 1-й и 2-й батальоны ворвались в оборону противника. Румынские части оказали нам упорное сопротивление: их оборону пришлось буквально прогрызать. Полковник Чунихин ввел в бой 3-й батальон. Он успешно продвинулся вперед, но рота Голевского у шоссе на Кодешти наскочила на минное поле. Один за другим на минах подорвались пять танков. Противник усилил огонь и сопротивление, командование 3-го батальона пришло в замешательство, и танки встали, ведя огневой бой с места. Комбриг огнем артиллерии прикрыл батальон капитана Грищенко и приказал командирам 1-го и 2-го батальонов усилить натиск. Этот удар сломил сопротивление врага: батальоны довершили разгром узла обороны, преследуя противника, с ходу овладели Кодешти и к исходу дня вышли на реку Васлуй южнее Кодешти. Всего в течение этого дня бригада с боями прошла 25 км, нанесла противнику большой урон, но и сама понесла ощутимые потери: сгорело два танка, пять подорвались на минах.

Разведка корпуса доложила, что из Ясс на Бэлчиул движется большая колонна пехоты и артиллерии под прикрытием танков. Комкор принял решение силами двух усиленных автоматчиками танковых батальонов 170-й и 181-й танковых бригад прикрыть фланг корпуса, оседлав дорогу на Васлуй, южнее Бэлчиула, разгромить подходящую колонну противника и тем самым обеспечить основным силам корпуса возможность движения вперед. Полковник Чунихин для выполнения этой задачи выделил 2-й танковый батальон. Старший лейтенант Матвеев расположил роты Колтунова и Фесенко на рубеже Прибештий – высота 218. Правее рубеж высота 218 – Шербетий занимал танковый батальон 181-й бригады. Здесь танкисты стали поджидать вражескую колонну, а главные силы бригады с рассвета переправились через реку Васлуй и, сбивая заслоны, продолжили наступление на Хуши.

Тем временем колонна противника подошла к Бэлчиулу. Осторожно пройдя его, она наткнулась на организованный огонь. После короткого замешательства танки развернулись и при поддержке огня артиллерии с пехотой пытались прорваться через заслон. Завязался ожесточенный бой. Противник, не считаясь с потерями, хотел уничтожить наши танки и выйти на реку Сирет. Бой продолжался более двух часов. Потери с обеих сторон были значительные. Поняв, что прорваться не получается, противник отдельными колоннами решил пройти через Бэлчиул и уйти на Нигрешти. Заметив это, батальоны перешли в атаку, смяли передовые части противника и громили их до Бэлчиула. Северо-западнее Бэлчиула слышалась интенсивная стрельба. Командир 2-го батальона решил, что его ведет какая-нибудь соседняя часть, и был рад, что ускользнувший противник наткнулся на наши части и будет уничтожен. Однако бой с колонной вел один танк бригады лейтенанта Рязанцева. Он был подбит днем ранее и отстал от основных сил батальона. Сменив вырванный каток и отремонтировав танк, комвзвода догонял свой батальон, когда при подходе к Бэлчиулу неожиданно наткнулся на отходящую колонну пехоты противника. Быстро оценив обстановку, Рязанцев принял бой. Прикрываясь высотой и умело маневрируя, он стал методично обстреливать противника: выскочив на гребень высоты, выстрелами из пушки и пулеметов бил по головным машинам и тут же скрывался за высотой. Противник стал развертываться и пятиться, и тогда Рязанцев, обойдя высоту слева, открыл огонь во фланг колонне. Противник в панике начал метаться, а Рязанцев уже заходил справа и вновь открыл огонь, расстреливая машины и повозки. На поле боя осталось семь разбитых противотанковых пушек, десятки машин, много трупов. В этот момент подъехал замначштаба бригады капитан Новиков. Это был уже не молодой – до войны он был третьим секретарем райкома партии, – но очень грамотный офицер. Поглядев на результаты боя, он поблагодарил экипаж и комвзвода за умелые действия. За этот бой лейтенант Рязанцев был представлен к званию Героя Советского Союза[11 - Звание Героя Советского Союза было присвоено гвардии лейтенанту Н.Д.Рязанцеву 24.03.1945 г. (посмертно). (Прим. ред.)].

Пока батальон Матвеева вел бой под Бэлчиулом, главные силы бригады продолжали наступление и с ходу овладели Миклештием. К исходу дня бригада овладела Манцулом и вышла к реке Красна. Уничтожив заслон на реке, мы с ходу переправились и овладели Строештием. Наш батальон сосредоточился в лесу в двух километрах юго-восточнее села.

На следующей день бригаде предстояло овладеть Хуши – важным стратегическим узлом дорог. Затем мы должны были, не останавливаясь, выйти на реку Прут в районе Леово, захватить переправы, соединиться с передовыми частями 3-го Украинского фронта и тем замкнуть кольцо окружения и не дать возможности отойти противнику за реку Сирет. По замыслу комбрига, в атаке на Хуши должна участвовать вся бригада, а уничтожением противника в нем займутся моторизованный батальон автоматчиков, 2-й и 3-й танковый батальоны. В то же время 1-й батальон с танкодесантной ротой и артдивизионом, не задерживаясь, должны были наступать на реку Прут, на соединение с передовым отрядом 3-го Украинского фронта.

Комбат собрал командиров взводов и рот. Капитан Клаустин доложил, что все офицеры собраны, за исключением командира 2-й танковой роты: он по техпричинам отстал за рекой Красна, танк требует ремонта.

– Хорошо, – сказал комбат. – Пусть ремонтируется и догоняет батальон, а роту поведет Брюхов.

Затем он поставил задачи ротам и, уточнив ряд организационных вопросов, отпустил нас. Началась рутинная работа по подготовке машин к завтрашнему маршу и бою. Гордый оказанным доверием, я старался изо всех сил. Не выдержав, Коля Максимов съязвил:

– Смотри, ротный, не надорвись!

С рассветом мы пошли в наступление, и, когда подошли к Хуши, старающийся избежать окружения противник начал беспорядочный отход. Развернувшись, батальоны одновременно перешли в атаку, ворвались в город и после короткого ожесточенного боя разгромили противника и вышли на юго-западную окраину Хуши. Юго-восточную окраину заняла 181-я танковая бригада. Наша рота во главе батальонной колонны пошла на реку Прут, и у Новэнешти мы встретили колонну легковых, штабных и грузовых машин противника. Рота атаковала колонну с головы, а подошедшая следом 1-я танковая рота ударила по ее хвосту. Зажатая с двух сторон колонна после короткого боя была уничтожена: оставшиеся в живых сдались в плен. Это оказался штаб 79-й пехотной дивизии 41-го армейского корпуса румын. Удалось удрать всего одной легковой автомашине, но, к сожалению, с генералом, командиром этой дивизии. В наши руки попали все штабные секретные документы и карты, но большой ценности они уже не представляли. Уцелевшие легковые машины и автобусы штаб бригады взял себе.

Наш батальон во второй половине дня вышел на рубеж высота 127 – высота 80, где был встречен огнем противника с рубежа высота 181 – Бэлтянул, прикрывающего подступы к переправам в районе Леово. Местность от Хуши до реки Прут была пересеченная, холмистая, на всем протяжении простирались необъятные поля высоченной кукурузы, которые надежно скрывали пехоту, артиллерию и даже танки противника. Воевать в таких условиях было трудно и опасно. Кроме того, досаждала жара и неимоверная пылища. Отрощенков развернул батальон и повел в атаку. Ощупью, медленно, мы пробивались сквозь буйную зелень кукурузы, уничтожая отходящего противника. Ломая кукурузу, мой танк двигался вперед. Выйдя из кукурузы на одну из полевых дорог, я неожиданно увидел метрах в четырехстах слева «Пантеру». Немцы тоже нас заметили и стали разворачивать башню в нашу сторону. Сердце сжалось, а в голове пронеслось: «Неужели все?» Тут же я скомандовал: «Влево 20, «Пантера» 400, бронебойным, огонь!» Заряжающий гаркнул: «Готово!», но наводчик орудия сержант Блинов замешкался, ища цель, растерялся, руки его не слушались. Я резким рывком отбросил наводчика в сторону, да так, что тот свалился на боеукладку. Быстро перебросив пушку влево, я поймал «Пантеру» в прицел и нажал электроспуск. Выстрел! Вспыхнул фейерверк огненных брызг на броне немецкого танка, и тут же мы увидели охватившее «Пантеру» пламя. Секунды отделяли нас от смерти! После короткого оцепенения послышались восхищенные возгласы экипажа. Только Блинов сидел на боеукладке как пришибленный, боясь смотреть в глаза товарищам, хотя никто не упрекал и не укорял его. Я откинулся на спинку сиденья и отрешенно смотрел на прицел. Сердце все еще продолжало учащенно биться, а в голове крутилась одна мысль: «Успел… Все же успел… И на сей раз пронесло…» После короткой паузы я скомандовал: «Рой, вперед!» Механик-водитель воткнул вторую передачу, и танк, сильно рванув, помчался дальше, оставляя за собой пылающую «Пантеру». Атака продолжалась.

Моя рота вышла к срезу воды южнее Леово. Прикрываясь прибрежными кустами и деревьями, мы остановились. Осмотрев в бинокль противоположный берег, я увидел подходящие танки. Обнаружив роту, они открыли огонь, – завязалась короткая дуэль. Я видел, что это Т-34, и доложил комбату. Вверх были выпущены две красные ракеты – сигнал «свои», но танки на противоположной стороне продолжали стрелять из-за укрытий. Радист-пулеметчик сержант Пальников, рыская по эфиру, быстро поймал передачу на русском языке: «Ласточка, Ласточка! Я – Ромашка…» – далее кодом следовал текст. Когда Ромашка перешла на прием, Пальников включился на передачу: «Ромашка, прекратите огонь. На берегу свои, танкисты 2-го Украинского. Прием». К сожалению, в ответ радист услышал: «Ласточка, я – Ромашка, перехожу на запасную волну, в нашу сеть вклинился противник».

– Вот дура! – выругался Пальников. – Неужели они не видят и не понимают, что здесь свои?

Весь вечер нам пришлось выяснять отношения с передовыми частями 3-го Украинского фронта, а противник тем временем подорвал мост в Леово. Только к утру следующего дня 25 августа установилась устойчивая связь с частями 3-го Украинского. В Хуши подошли соединения 52-й армии; задача по окружению Ясско-Кишиневской группировки была выполнена.

Комкор приказал комбригу очистить от противника полосу, прилегающую к реке Прут в районе Леово. С рассветом бригада перешла к уничтожению и пленению противника в прибрежной полосе. Борьба на этом этапе не укладывалась в обычную тактическую схему, четко обозначенной линии фронта не было. Боевые действия приняли маневренный, динамический характер, где все решали быстрота и натиск.

Танковые батальоны с ротами автоматчиков прочесывали местность в указанных районах. Наш батальон развернулся в линию, методически, последовательно, от рубежа к рубежу продвигался к реке Прут. При подходе к Фельчнул рота наскочила на огневые позиции противотанковой батареи, и немцы открыли по нам прицельный огонь с короткой дистанции. От неожиданности танки остановились. Я первым опомнился от этого минутного замешательства. В таких случаях есть только одно, испытанное средство преодолеть психологический барьер и заставить подчиненных возобновить атаку – это вырваться вперед, принять весь огонь на себя и увлечь за собой роту. Надо сказать, что решиться на такой отчаянный шаг трудно, ужасно трудно! Но ведь в противном случае потери могут быть намного больше. Я крикнул: «Рой, вперед!» Механик-водитель рванул с места и, набирая скорость, направил танк прямо на батарею. Наводчик орудия моего танка открыл беглый огонь из пушки и пулемета. И тут я увидел, как справа от батареи выползают два штурмовых орудия. Развернув башню, я открыл по ним огонь и одновременно начал кричать по радио, чтобы шли за мной. Замешательство прошло. Танки моей роты ворвались на огневые позиции батареи и подавили шесть пушек. Одну самоходку мы сожгли, а вторая, спасаясь бегством, скрылась в высокой кукурузе, но наткнулась на роту Парфенова и была уничтожена ею.

С подходом 181-й танковой бригады наша бригада перешла в преследование отходящего противника; всего же за день боев бригада уничтожила 2 танка, 6 орудий, до 50 автомашин, 300 повозок и взяла в плен 970 человек. Началось неорганизованное отступление противника, перешедшее в бегство. Бежали кто как мог: без управления и взаимодействия, забивая шоссейные и полевые дороги. Машины были переполнены людьми, многие висели на бортах, обессилев, падали на ходу и разбивались. На разрушенных переправах через реки создавались заторы, скопища обезумевших войск, которые беспрепятственно уничтожались нашей авиацией и танками. Дороги были забиты подбитыми и горевшими машинами, устланы трупами, которые в жару быстро разлагались. В воздухе стоял невыносимый смрад, от которого мутило. Да, это было ужасное зрелище, но оно не вызывало никакой жалости. Наоборот, мы почувствовали какое-то успокоение – наконец-то мы научились воевать!

Ночью 26 августа бригада дозаправилась горючим, пополнилась боеприпасами, людей накормили горячей пищей и дали им немного отдохнуть. С рассветом мы продолжили преследование. Впереди шел наш батальон, за ним – штаб бригады с мотобатальоном автоматчиков и далее 2-й и 3-й танковые батальоны. Тылы оставались отрезанными в Хуши. По пути на Берешти мы догнали отходящую колонну пехоты противника, с танками и артиллерией. Ведя огонь с ходу, танки моей роты обошли колонну и отрезали ей пути отхода, а рота лейтенанта Маевского ударила по хвосту… На дороге остались 4 подбитых немецких танка, 7 орудий, а машины и повозки мы не считали. Сбив вражеский заслон, батальон ворвался в Берешти и лишь в середине дня встретил организованное сопротивление на рубеже высота 264 – лес Валейку. Разведчики Березовского притащили пленного, который сказал, что их 325-я штурмовая бригада с трудом вырвалась из окружения и сейчас переходит к обороне; в бригаде есть штурмовые и противотанковые орудия. Отрощенков решил не дать противнику закрепиться, с ходу атаковать и уничтожить его. Он развернул батальон, и атака началась. Вперед вырвался Коля Максимов. Я приказал комвзводам Яковлеву и Чебашвили не отставать, а сам, матеря Максимова по радио, рванул за ним. Как немцы не попали по Максимову – ума не приложу, но за счет нашего порыва атака получилась стремительной. Рота ворвалась на позиции противника и проутюжила их. Тем временем рота Маевского атаковала противника в лесу Валейку, обеспечив наш левый фланг. Из-за одиноко стоящего сарая на юго-восточных скатах высоты 264 выползло самоходное орудие и начало поворачиваться в сторону танка Максимова. В пылу боя экипаж ее не заметил. Я крикнул в переговорное устройство:

– Вправо 10, самоходка, бронебойным, огонь!

Звякнул клин затвора, наглухо зажав снаряд в казеннике.

– Готово! – доложил заряжающий.

– Цель вижу, – спокойно сообщил Блинов, работая подъемным и поворотным механизмами.

– Короткая! – Сержант Рой на ровной площадке плавно остановил танк. Тут же прогремел выстрел – на броне самоходки брызнул сноп огненных брызг, а затем машину охватили пламя и дым. Атака продолжалась, но рота Маевского завязла в лесу, выкуривая из него немцев. Темп наступления упал. Комбат принимал все меры, чтобы усилить нажим на врага, но сил было мало. К счастью, главные силы бригады подошли вовремя. Полковник Чунихин быстро разобрался в обстановке и приказал 2-му и 3-му батальонам с ходу развернуться и ударить по флангам узла сопротивления, а затем совместно с нашим 1-м батальоном завершить уничтожение противника. Около двух часов продолжался этот упорный бой. Потеряв 4 самоходки, 5 противотанковых орудий и десятки солдат и офицеров, противник не выдержал и стал отходить на Жорешти. Увы, сильно пересеченная местность не позволила нам окружить и полностью уничтожить противника.

В должности командира роты

Преследование отходящего противника продолжалось, однако становилось ясно, что нам трудно рассчитывать на большой успех. Бригада вела бои беспрерывно более шести суток, пройдя за это время с боями 200 км. Люди устали и нуждались в отдыхе, большая часть танков была сожжена, подбита или отстала в пути по техпричинам. Тылы бригады были отрезаны в Хуши, резко ухудшилось снабжение горючим, боеприпасами, продовольствием. И чем дальше продвигались в глубь Румынии, тем сложнее и труднодоступнее для танков становилась местность. Большое количество крутых холмов, глубоких впадин, водных преград снижали скорость движения бригады, сковывали маневр. Досаждала нам дикая жара и невыносимая пылища.

Вечером 26 августа мы получили приказ наступать в направлении Кулалби – Тудор – Владимиреску, форсировать реку Сирет на участке Фундены – Тудор – Владимиреску и к исходу 27 августа выйти в район Сурдила – Гречь. В батальон вернулся после ремонта командир 2-й танковой роты лейтенант Гуляев. Полковник Чунихин утвердил меня в должности командира роты, а его назначил заместителем командира батальона. Нас вызвали к танку комбата, и комбриг объявил о своем решении, поздравил нас с новыми назначениями и пожелал успеха. Проводив комбрига, Отрошенков пребывал в хорошем настроении и шутил: «Ну, Иван, растешь ты у меня, как гриб после теплого дождя. За один месяц умудрился от комвзвода стать замом комбата. Ловко!» И действительно, еще в начале августа он был комвзвода, за неделю до наступления стал комроты и вот через неделю после начала боевых действий стал замом комбата. На войне бывает всякое, это было вынужденное, но разумное и правильное решение.

С рассветом преследование отходящего противника продолжалось. Передовым отрядом бригады шел наш батальон. Через час после начала движения, сбив небольшое прикрытие, овладели Кроешти. В жаркий полдень, прихватив трофейную автомашину «Опель-капитан», капитаны Калугин, Лебедев и Кулаков пригласили Эмилию Чамушеску в машину на обед. Взбодрившись вином, они развеселились и в приподнятом настроении решили догнать передовой отряд и вместе с ним выйти на реку Сирет, о которой так восторженно рассказывала Эмилия. За руль села Чамушеску. Ехали беззаботно: подогретые вином и присутствием девушки офицеры балагурили, стараясь блеснуть остроумием и произвести впечатление. Вероятно, именно поэтому они не заметили, как на развилке полевых дорог отвернули в сторону и тут наскочили на засаду. Вначале немцы не обратили внимания на машину, видимо, полагая, что это возвращается одна из отставших. Наши офицеры на какой-то момент оцепенели и даже растерялись: хмель как рукой сняло. Первой нашлась разведчица. Она притормозила и властно скомандовала: «Капитан! Бросай в них гранату!» Калугин быстро снял с пояса гранату, резко открыл дверцу машины и с силой швырнул ее. От неожиданности немцы повалились на землю. Этого замешательства было достаточно девушке. Поддав газу, она резко развернулась, и машина, набирая скорость, пошла в отрыв. Очухавшиеся фашисты, открыв сильный автоматный огонь, бросились в преследование. Видя, что от погони не уйти, Чамушеску направила машину в густую кукурузу. Ломая мощные стебли, машина неестественно подпрыгивала, ее бросало из стороны в сторону, и, наконец, она заглохла. Офицеры и разведчица выскочили и пустились наутек. Вдогонку немцы открыли по ним автоматный огонь, но преследовать по кукурузе побоялись. Когда офицеры вышли к своим, Эмилии с ними не было. Калугин с Лебедевым взяли танк командования бригады и поехали на розыски. Засады противника уже не было. Невдалеке от машины нашли Эмилию. Она лежала без сознания, в луже крови, с перебитыми ногами. Санинструктор наложил на раны жгуты, офицеры бережно перенесли ее на трансмиссию танка. В медсанвзводе ей оказали помощь и отправили в госпиталь. Мне запомнилось, что девушка была смертельно бледна, а на ее окровавленной гимнастерке были ордена Отечественной войны и Красной Звезды. Что стало с ней дальше, я не знаю…

Тем временем наш батальон вышел к развилке шоссейной и железной дорог в 4 километрах юго-восточнее Шербенешти, где догнал колонну вражеской пехоты с танками и артиллерией: она отходила по шоссе на юг, к переправе. Противник остановился и поспешно изготовился к бою. Отрощенков развернул батальон и с ходу атаковал противника. Подошли главные силы бригады, и комбриг развернул на прямую наводку 315-й истребительно-противотанковый полк. При поддержке артиллерии бригада ворвалась в расположение противника. Потеряв 7 танков, 9 противотанковых орудий, десятки солдат и офицеров, побросав машины и повозки, противник стал отходить к переправе. На плечах отступающих бригада вышла к реке в районе Нынешти, но переправу нам захватить не удалось: немецкие саперы взорвали два пролета моста. На восточном берегу остались исправные танки, орудия и автомашины противника. Батальоны быстро расправились с остатками вражеских войск и, выйдя к реке, двинулись к городу Текучи. По оставшемуся не взорванным мосту мы переправились через реку Сирет и двинулись на Бухарест по хорошей асфальтовой дороге. Невыносимая жара делала свое дело – перегревались двигатели, закипала вода в системах охлаждения, началось возгорание резиновых бандажей на катках. Они отлетали кусками, засоряя дорогу, а с оголенными катками танк кособочило: он становился неуклюжим и на ходу напоминал хромого человека. Участились вынужденные остановки танков, и темп движения упал. Несмотря на это, бригада успешно преодолела 120 км и к исходу дня сосредоточилась на северной окраине Орзоняска, где мы получили печальное известие – подорвалась на мине машина комкора, генерал-майор Полозков тяжело ранен и в безнадежном состоянии отправлен в госпиталь. Временно корпус возглавил его заместитель полковник Колесников.

Ночью разведчики нашей бригады на двух бронеавтомобилях вошли в Бухарест. Было тихо. В центре города они обнаружили высокое массивное здание, осветили его фарой и прочитали – «Румынский Государственный Банк». Утром разведчики возвратились и доложили, что путь на Бухарест свободен, по маршруту противника нет. Мост через реку в Урзучени для танков непроходим, но рядом имеется брод. По данным разведки корпуса, противник мелкими группами отходит полевыми дорогами в юго-западном направлении.

К рассвету подвезли горючее, мы дозаправились, заменили негодные катки, накормили людей и дали им немного передохнуть. С утра 170-я и 110-я танковые бригады выступили по маршруту Орзоняска – Бузеу – Урзучени. В голове колонн шел полковник Колесников с опергруппой корпуса. Вновь на большой скорости горели резиновые бандажи: дорога была усеяна кусками резины и наглядно указывала маршрут движения танков. Все же батальоны успешно завершили двухсоткилометровый марш и сосредоточились в лесу на северной окраине Афумаци. Бухарест был рядом, это волновало нас и вызывало жгучее желание двигаться быстрее. 29 августа правительство Антонеску[12 - Ион Виктор Антонеску (1882–1946) – глава правительства Румынии и Верховный Главнокомандующий румынской армии в 1940–1944 гг., активный сторонник политики нацистской Германии. На самом деле маршал Антонеску был арестован еще 23 августа 1944 г., после того как отказался выполнить требование короля Михая I о заключении перемирия с Советским Союзом. Казнен в Бухаресте 1 июня 1946 г. по приговору румынского суда как военный преступник. В 2006 г. был частично реабилитирован Апелляционным судом Бухареста по причине «превентивно-оборонительной» и «юридически оправданной» природы войны Румынии против Советского Союза (решение отменено Верховным судом Румынии в 2008 г.). (Прим. ред.)] обратилось к советскому командованию с просьбой приостановить наступление Красной Армии на столицу и дать им возможность самим разобраться и навести порядок в городе.

Бригада расположилась в виноградниках. Мы стояли в ротных колоннах в готовности в любой момент начать движение. Машины дозаправили горючим, загрузили боеприпасы. Впервые за десять дней напряженных боев выдалась небольшая пауза, и мы использовали ее, чтобы провести осмотр машин и накормить людей горячей пищей. Сидя на броне, развалившись на чужой теплой земле, ребята расслабились, отдыхали, ели спелый сладкий виноград. Некоторые сходили к речушке, искупались и постирали обмундирование. Появилось и крестьянское вино, а за чаркой начались оживленные разговоры, шутки. К вечеру подошли тылы бригады и несколько танков из ремонта. Бригада получила приказ к трем часам ночи 31 августа выйти в Крынгу, а в последующем наступать на Козени и Бухарест. К полуночи этого же дня мы должны были выйти на юго-западную окраину Бухареста и сосредоточиться в районе Белеу.

В штаб срочно вызвали командиров батальонов и отдельных рот. Комбриг коротко изложил обстановку, поставил задачи и приказал выступать. Комбаты, не задерживаясь, разошлись. Прозвучал сигнал: «Подъем!» Со всех сторон понеслась команда: «По машинам!» При свете луны снующие между машинами люди походили на призраков. Комбаты на ходу ставили задачи ротным командирам, а те отдавали самый короткий приказ: «Все за мной! На Бухарест!» Взревели моторы, зажглись габаритные фонари. При свете подфарников танки начали движение. Звенящий лязг гусениц далеко разносился по округе. Колонны шли ходко. Волнение охватило всех: мы шли освобождать первую столицу западного государства. Потом будут Будапешт, Вена, но Бухарест займет в нашей памяти особое место: он был первым.

Ночью мы вошли в Крынгу. Бригаду остановили, поступила команда: «Привести в порядок бригаду и утром организованно войти в Бухарест». Всю ночь личный состав бригады не смыкал глаз. Мы чистили танки, автомашины, тщательно укладывали и приторачивали имущество, мылись, брились. Ранним прохладным утром мы выступили из Крынгу на Бухарест. Впереди со знаменем бригады шел «Виллис» комбрига Чунихина. В 9.20 утра 31 августа 170-я танковая бригада вошла в Бухарест. Жители встречали нас цветами. Пройдя через весь город, бригада сосредоточилась на южной окраине в пригороде Прогрессу и расположилась в садах и пригородных домах. Трое суток мы стояли на месте: несли патрульную службу, восстанавливали подбитые и вышедшие из строя танки, создавали запасы ГСМ, боеприпасов, продовольствия. Там же организовали помыв и отдых личного состава. Конечно, мы ездили в столицу, хотя вскоре поступил приказ, запрещающий посещение Бухареста. И было из-за чего! Вечером Леша Рыбаков и Коля Максимов собрались в город. Я отпустил его до двух ночи. Рыбаков вернулся, а Максимов нет. Я нервничал, уснул только под утро. До подъема было еще полчаса, когда я вдруг услышал цокот копыт, скрип повозки и пьяный голос Максимова, под аккомпанемент скрипки тянущего «Катюшу». К расположению роты подъезжала пролетка: Максимов сидит за кучера, рядом с ним скрипач-цыган в яркой рубашке, с копной черных вьющихся волос, сзади кучер и экстравагантная молодая женщина во хмелю. Увидев все это, я бросился навстречу, подхватил коня под уздцы и стал поворачивать его назад. Коля Максимов соскочил с облучка: «Вася! Вот, тебе подарок привез!» Я на него: «Ты что делаешь, сукин сын?!» Мы не заметили, как поднялась рота, наблюдая эту сценку. Танкисты упрашивали: «Товарищ лейтенант, оставь девчонку в роте». Извозчик обрадовался такому исходу и погнал коня прочь что есть духу. Рота с сожалением провожала пролетку с «красавицей». Я еще выговаривал Максимову, когда тот, не обращая внимания на завистливые взгляды сослуживцев, направился к своему танку. Экипаж подготовил постель, и, проснувшись, Коля поведал нам, как чудесно отдохнул в борделе. Конечно же, его цветистый рассказ вызвал волну зависти, и на следующий день, несмотря на уже вышедший приказ, на поиски приключений отправились мы с заместителем начальника штаба бригады Юрой Калустиным. Мы почистились, помылись, втихаря сели в машину (трофейные машины у нас уже были «в товарных количествах», и я освоился с их вождением) и поехали в город. Дом терпимости мы нашли легко – это было одно из лучших зданий Бухареста. Вошли в парадный подъезд, поднялись по шикарной лестнице. В большом фойе нас встретила бандерша, проводила на диван. В баре мы заказали ликер – хотелось сладкого, от водки и спирта мы уже порядком устали. Нам подали альбом, в котором были фотографии красавиц с маленькой аннотацией. По-румынски мы не понимали, поэтому, когда подошли выбранные нами девушки, оказалось, что выбранная мной на голову меня выше, а Калустиным – на голову его ниже. Пришлось поменяться! Мы заплатили бандерше 500 лей и пошли в номера. Закуска и спиртное в номере оплачивались отдельно, да еще и девушка напоследок упросила дать денег… К рассвету мы были дома.

Румыны хорошо относились к нам. Правда, рассматривали они нас с некоторым любопытством, иной раз даже трогали солдат и удивлялись, что мы обычные люди, а не сибирские медведи, покрытые шерстью и с окладистой бородой. Одна румынка крадучись подошла к танку, достала из сумочки ножик и стала ковырять броню, проверяя, не деревянный ли у танка корпус, как пропагандировали фашисты.

Недалеко от расположения обнаружили цистерны с вином. Люди потянулись туда с котелками, флягами и даже с 90-литровыми танковыми бачками. Начались шумные застолья. Но приятное пребывание под Бухарестом было недолгим. Рано утром колонны батальонов вытянулись, и в 7.00 штаб бригады прошел исходный пункт. Стояла чудесная сентябрьская погода: на небе ни облачка, но жары уже нет. Вдоль маршрута простирались сады, виноградники, обширные поля высокой спелой кукурузы. Хорошая шоссейная дорога позволяла двигаться с высокой скоростью. Однако опять начались проблемы с двигателями и резиновыми бандажами катков. Несмотря на отставание отдельных танков, шли ходко, весело, на земле и в воздухе было спокойно. Автоматчики, облепив танки, беззаботно сидели на броне, любуясь чудной природой этого края. Без помех мы прошли 60 км и сосредоточились на юго-восточной окраине Дрэгешти. Здесь мы дозаправили машины, провели техосмотр, подтянули отставшие танки, на некоторых заменили катки.

На другой день, пройдя еще 10 км, мы остановились на юго-западной окраине Каракале. Вновь сыпались бандажи катков. Потребность в них увеличивалась, и зампотехи переставляли катки с подбитых и неисправных танков. Работа адская, но другого выхода не было. Ремонтники, не зная отдыха, валились от усталости и тут же у танков засыпали.

С рассветом бригада продолжила движение и сосредоточилась в живописной предгорной местности в двух километрах восточнее Крайова. Остановка перед трудным переходом через Карпаты была кстати. Этого времени хватило, чтобы подтянуть основную массу отставших танков и восстановить те, которые своим ходом, ковыляя, дотянули до нас. Были произведены небольшие перемещения офицеров: Коля Максимов был назначен командиром взвода.

Остановка под Крайовой была омрачена трагедией. У нас в батальоне одним из командиров танка был лейтенант Иванов с Белгородчины. Это был взрослый мужик лет 32–34, коммунист, с высшим агрономическим образованием, бывший до войны председателем колхоза. В его деревне стояли румыны, и при отступлении они угнали с собой молодежь, а коммунистов и их семьи согнали в один сарай и сожгли. Потом соседи говорили, что люди кричали и плакали, когда солдаты обливали сарай горючим, а потом румыны еще стреляли, добивая их через доски. Вот так погибла семья Иванова – жена и двое детей… Наша бригада проходила недалеко от его села, и он отпросился заехать. Там ему рассказали эту историю, отвели на пепелище. Когда он вернулся, его словно подменили. Он стал мстить. Воевал лейтенант здорово, временами даже казалось, что он ищет смерти. В плен Иванов не брал никого, а когда в плен пытались сдаваться, косил не раздумывая. А тут… Они выпили и пошли с механиком искать молодку. К вечеру зашли в дом: в комнате сидят и пьют чай пожилой мужчина и молодка лет двадцати пяти, у нее на руках полуторагодовалый ребенок. Ребенка лейтенант передал родителям, ей говорит: «Иди в комнату», а механику: «Ты иди, трахни ее, а потом я». Тот пошел, а сам-то пацан с 1926 года, ни разу, наверное, с девкой связи не имел. Он начал с ней шебуршиться, а она в окно выскочила и побежала. Иванов стук услышал, выскакивает: «Где она?» А она уже бежит. «Ах ты, сукин сын, упустил!» – и дал ей вдогонку очередь из автомата. Румынка упала, они и ушли. Если бы он целился в бегущую, то наверняка не попал бы. А тут из очереди всего одна пуля – и прямо в сердце. На следующий день ее родители с местными властями пришли к нам в бригаду. А еще через день органы их вычислили и взяли – СМЕРШ работал неплохо. Иванов сразу сознался, что стрелял, но сказал, что не понял, что убил ее. На третий день был суд. На поляне построили всю бригаду, привезли бургомистра и отца с матерью убитой девушки. Механик плакал навзрыд, Иванов еще ему говорит: «Слушай, будь мужиком. Тебя все равно не расстреляют, нечего нюни распускать. Пошлют в штрафбат – искупишь кровью». Когда им дали последнее слово, тот все просил прощения, и так и получилось: дали 25 лет с заменой штрафным батальоном. А лейтенант встал и говорит: «Граждане судьи Военного трибунала, я совершил преступление и прошу мне никакого снисхождения не делать». Вот так, просто и твердо. Сел и сидит, травинкой в зубах ковыряется. Объявили приговор: «Расстрелять перед строем. Построить бригаду. Приговор привести в исполнение». Строились мы минут 15–20. Подвели осужденного к заранее отрытой могиле. Бригадный особист, подполковник, говорит нашему батальонному особисту, стоящему в строю бригады: «Товарищ Морозов, приговор привести в исполнение». Тот не выходит. «Я вам приказываю!» Тот стоит, не выходит. Тогда подполковник подбегает к нему, хватает за руку, вырывает из строя и сквозь зубы матом: «Я тебе приказываю!» Тот пошел. Подошел к осужденному. Лейтенант Иванов снял пилотку, поклонился в пояс, говорит: «Простите меня, братцы», – и все. Морозов говорит ему: «Встань на колени. Наклони голову». Он сказал это очень тихо, но всем слышно было – стояла жуткая тишина. Лейтенант встал на колени, пилотку сложил за пояс… «Наклони голову». И когда он наклонил голову, особист выстрелил ему в затылок. Тело лейтенанта упало и бьется в конвульсиях. Так жутко было… Особист повернулся и пошел, из пистолета дымок идет, а он идет, шатается, как пьяный. Полковник кричит: «Контрольный! Контрольный!» Тот ничего не слышит, идет. Тогда он сам подскакивает: раз, раз, еще… Что мне запомнилось – после каждого выстрела, мертвый он уже был, а еще вздрагивал. Полковник тело ногой толкнул, оно скатилось в могилу: «Закопать». Закопали. «Разойдись!» В течение пятнадцати минут никто не расходился. Мертвая тишина. Воевал Иванов здорово, мы уважали его, знали, что румыны сожгли его семью. Мог ведь снисхождения просить, говорить, что случайно, но нет…

Остаток дня прошел в подавленном состоянии. Говорить не хотелось, все жалели Иванова. Но после этого случая никаких эксцессов с местным населением у нас в бригаде не было.

9 сентября мы покидали чистый, нетронутый войной, небольшой город Крайова. Находясь в резерве корпуса, бригада шла за штабом корпуса по маршруту Атзуснаци – Дева. На этот раз походный порядок был построен с учетом возможного ведения встречного боя. В авангарде шел наш 1-й танковый батальон. Пройдя 50 км по живописным предгорным дорогам, бригада сосредоточилась в Брэнешти. Затем бригада преодолела Трансильванские Альпы и сосредоточилась в Ливозени, в 5 км южнее Петрошани. Этот марш проходил в исключительно сложных условиях труднодоступной местности – по узкой, горной дороге, изобилующей крутыми подъемами и спусками, резкими поворотами, опасными участками, где с одной стороны отвесные скалы, а с другой – бездонная пропасть. На всем протяжении встречались оставленные противником завалы и инженерные заграждения с узкими проходами, проделанными двигающимися впереди нас частями. И чем выше мы забирались в горы, тем слабее тянули двигатели танков и автомашин. Водителям приходилось призывать на помощь все свое мастерство и опыт, чтобы не скатиться назад, не сорваться в пропасть. Машины шли медленно, строго выдерживая дистанции и соблюдая все меры предосторожности. Притихли и крепче прижались к броне автоматчики, с тревогой смотрели вперед танкисты. Красота Трансильванских Альп теперь больше пугала, чем очаровывала.

К 11 сентября мы сосредоточилась в Кистени, а вскоре бригада передислоцировалась в Деву, где стояла в резерве корпуса. Здесь пришло радостное сообщение о том, что я награжден орденом Красного Знамени. Награждены были также комбаты Отрощенков и Матвеев. На радостях они уехали в город Дева и в ресторане «обмыли» свои ордена. Возвращаясь обратно, комбаты увидели опрокинутую машину с солдатами. Несколько человек получили серьезные травмы, а подвыпивший зампотех батальона автоматчиков капитан Калабухов беспомощно стоял, не зная, что предпринять. Они остановились, и возмущенный бездеятельностью Калабухова Отрощенков набросился на него: «Ах ты, гад! Кто тебе дал право калечить людей?!» Калабухов, не раздумывая, ударил Отрощенкова кулаком по лицу, но тут же опешил и бросился бежать в кусты. Отрощенков оторопел, он не ожидал такой прыти от зампотеха! Рассвирепев, комбат выхватил пистолет и произвел по убегающему офицеру три выстрела. Отрощенков отлично стрелял из пистолета, но тут промахнулся. Расстроенные комбаты вернулись в бригаду и сообщили об аварии. Капитан Горб направил фельдшера батальона Курилова с санинструктором Матреной Ляшенко на место происшествия. Инцидент стал известен начальнику особого отдела бригады и комбригу. Чунихин с Негрулем вызвали Отрощенкова и Калабухова.

– Эх, Сережа, – начал расстроенный комбриг, – а я-то думал, ты стал зрелым мужчиной и серьезным командиром. А ты все еще впадаешь в детство и опасно играешь. Под трибунал бы вас нужно отдать, да жаль паршивцев! Ладно, отстраняю вас от должностей. Вас, капитан Отрощенков, назначаю замом командира 3-го танкового батальона, поднаберешься там ума-разума. А вас, капитан Калабухов, зачисляю в резерв до особого распоряжения.

Отрощенков от стыда готов был провалиться сквозь землю. Он покорно и безропотно воспринял наказание и тут же уехал к майору Грищенко собирать и подтягивать танки. Батальон принял капитан С.П.Задорожный. Замена была неравноценна. Задорожный был веселый, компанейский, хороший человек, но это было и все! Он был очень слабым организатором, не обладающим необходимыми командирскими качествами – волей, инициативой и находчивостью, да к тому же любитель «заложить за воротник»…

Новое наступление

16 сентября наконец пришел приказ: «Бригаде выступить и 17.09.44 сосредоточиться в районе Монороштиа». Марш мы совершали ночью, со всеми мерами предосторожности и маскировки. В кромешной темноте танки двигались при тусклом свете подфарников, чутьем угадывая дорогу и направление. Ночи были холодные. Клонило ко сну. Перед рассветом мы вышли в указанный район, расставили и замаскировали танки. Автоматчики соскочили с танков, приплясывая и энергично размахивая руками, грелись, разминали затекшие ноги. Расставив танки и выставив засады, разместились в домах. Трое суток мы простояли в этом районе, находясь в резерве комкора, а к утру 19 сентября главные силы корпуса сосредоточились в районе Липова.

С утра 21 сентября развернулись тяжелые бои на ограниченном участке местности в районе города Арад – важнейшем узле железных, шоссейных и грунтовых дорог. Противнику удалось собрать довольно крупную группировку войск из отходящих из Румынии частей и нанести удар по ослабленным частям нашего 18-го танкового корпуса и соединений 53-й армии. С большими потерями наши войска медленно отходили, оставив важные населенные пункты Зигманд-Куз и Этвекеш. В этот момент комкор решил ввести в бой свой резерв и по радио поставил задачу командиру 170-й танковой бригады: «Незамедлительно перейти в наступление. Совместно с главными силами корпуса разгромить противостоящего противника и вернуть оставленные населенные пункты». Чунихин приказал выводить батальоны на рубеж ввода в бой, а сам, забрав комбатов, помчался уточнять обстановку и увязывать взаимодействие с воюющими бригадами корпуса. С подходом танков он уточнил на местности задачи батальонам и определил время «Ч» – начало атаки.

Наступление началось. Для Задорожного это был экзамен на прочность и самостоятельность. Он излишне нервничал, суетился, дергал меня и Рязанцева – в общем, больше мешал, чем помогал. Атака с ходу нам не удалась, и мы отошли на исходные позиции. Комбриги подтянули артиллерию, подоспела авиация. После повторного уточнения задачи мы перешли в наступление, поддерживаемые авиацией и артиллерией. Моя рота вышла на восточную окраину Зигманд-Куз, рота Рязанцева – к огневым позициям вражеской артбатареи. Расстреляв и раздавив орудия, она с большим трудом пробилась к шоссе Шимандул-Арад, где была оставлена и теперь вела огневой бой. Рота понесла ощутимые потери. Один танк был подбит и неподвижно стоял на окраине, а два других догорали в самом Зигманд-Куз. Моя рота уничтожила один танк, разбила три противотанковые пушки, но при этом потеряла один танк. С большим трудом и значительными потерями бригада овладела Зигманд-Куз, вышла на шоссе, ведущее на Арад. Ожесточенный бой продолжался до позднего вечера…

С рассветом 22 сентября бригада во взаимодействии с 32-й мотострелковой бригадой продолжала наступление. Сбив противника с шоссейной дороги, наш батальон перешел к преследованию отходящего противника, но при подходе к Сфынту-Поул мы опять уперлись в оборону и с ходу прорваться не смогли. Тогда пехота и артиллерия усилили натиск с фронта, а танки, незаметно выйдя из боя под их прикрытием, оторвались от противника. Используя пересеченную местность, по лощинам, вне дорог, мы обошли узел сопротивления и ударили в тыл противнику. Немцы не ожидали этой атаки, дрогнули и стали отходить. Однако в воздухе незамедлительно появилась вражеская авиация. Она беспрерывно бомбила и обстреливала боевые порядки бригады. На многих танках были пробиты запасные топливные бачки, сорваны полки и ящики с инструментом, покорежены катки. Были ранены и отправлены в госпиталь комроты старший лейтенант Рязанцев и офицер связи бригады старший лейтенант Чебашвили. Этот «экзамен» капитан Задорожный не выдержал: он явно не был готов командовать батальоном. Чунихин приказал Задорожному свести все танки в мою роту и, подъехав к нашему расположению, лично поставил задачу. Сводная рота продолжала наступление. Ведя бой с отходящими подразделениями противника, танки совместно с батальоном автоматчиков вышли к развилке шоссейных дорог в 6 км от города Гайя, где наткнулись на упорное сопротивление вражеских танков и артиллерии.

Я с ходу развернул сводную роту и совместно с батальоном автоматчиков атаковал противника. Около двух часов шел упорный напряженный бой. Мы буквально прогрызали оборону противника, и вот он не выдержал и стал медленно отходить. Я уловил этот момент и вырвался вперед. За мной пошел Коля Максимов, а следом и вся сводная рота. Отдельные подразделения венгров и немцев стали сдаваться в плен. Вскоре наши танки вышли на развилку шоссейных дорог, и задача дня была выполнена. Этот узел шоссейных дорог, идущих из Арады на север и северо-запад, имел большое значение: с его захватом пути отхода противнику были отрезаны. За день боя противник понес значительные потери, но и сводная рота потеряла три танка.