Тайна Запада. Атлантида – Европа

Как муравьи проворные, гнездились
Во тьме сырых землянок и пещер.

    (Aesch., Prom., v. v. 445–453)
Вспыхнул огонь и сделал людей богоравными.

Чем он был для этих «несчастных», мы себе и представить не можем; ясно одно: он был для них живым существом, демоническим, – богом, павшим с неба на землю и людьми захваченным в плен.

Власть бога над человеком – религия; власть человека над Богом, – магия. Кто первый человек с огнем? Homo Sapiens, Разумный, Homo Faber, Искусный? Нет, Homo Magus, Колдун. Огонь – отец магии: богом овладел человек, овладев огнем, так ему казалось несчастному, безумному.

Богом всей твари сделался маг. Тяжелоступный мамонт, длинношерстный носорог, и дикий конь, и пещерный медведь, и могучий бизон, и кроткая лань, и россомаха лютая – все бежали от человека с огнем, потому что знали, что Бог в огне; или приходили к нему, покорные, ложились у ног его и поклонялись ему, как Адаму в раю.

Древнего титана, Мустериена, низверг новый олимпиец, Кро-Маньон.

Лет за 20000 до Р. X. – по летосчислению, будем помнить, условному, мерке, на громадах времени, ломкой, – в Ледниковой Европе, едва населенной обезьяноподобным, мустериенским или неандертальским племенем, появляется вдруг, неизвестно откуда, новое племя кроманьонов (Cro Magnon), – «одно из физически и духовно высших племен, какие когда-либо видел мир» (Arth. Keith, Ancient Types of Men, 1911, p. 71).

Очень знаменательно, что появление это совпадает с концом Ледникового периода, – началом тех геологических переворотов в Европе и в Атлантике, которые сохранились в памяти человечества, как миф о Потопе, – гибели первого мира; так же знаменательно, что племя кроманьонов появляется в юго-западных, ближайших к Атлантике, частях Европы, – у Бискайского залива, в Пиренеях, в Дордоньи (Франции), и притом, в полном расцвете культуры, видимо, зародившейся и прошедшей первые ступени развития не в Европе, не в Африке, не в Азии, потому что здесь ранних следов кроманьонской культуры не найдено: как бы новое светило внезапно восходит из-за Атлантики, озаряя лучами своими Ледниковую ночь Европы; так же знаменательно, что в этой духовно-единой культуре, судя по широте ее распространения, происходит «не местное развитие одного народа, а сотрудничество многих, друг на друга влияющих колоний», как бы зачатье европейской всемирности (H. F. Osborn, Men of the Old Stone Age, 1915, p. 311–312); так же знаменательно, что переселенческий путь кроманьонов, от Гибралтара до Сиро-Финикии, совпадает с великим Средиземно-атлантическим путем на Восток: Фарсис и Гадес (Кадикс) – может быть, «Атлантские» гавани, находятся в начале пути, а в конце – Ермон, на чью вершину слетают Еноховы ангелы, гости небесные, и к чьему подножью прилетают на крыльях парусов, заморские гости – может быть, атланты; так же знаменательно, что гуанчи на Канарских островах, – одном из уцелевших остатков Атлантического материка, – те же кроманьоны.

Многие же связи их с доисторической Америкой всего знаменательней.

XII

Маленькое, замкнуто в Пиренеях живущее племя басков говорит на языке, непохожем ни на один из языков Европы, Африки и Азии, но очень похожем на языки древнеамериканских племен. Если этот язык, как думают многие ученые, есть чудом уцелевший обломок кроманьонской древности, то вероятна связь языков палеолитной Европы с языками древней Америки (Farrar, Families of Speech, p. 132. – Ripley, Races of Europe, p. 38).

Связь эта подтверждается сходством кроманьонских – ориньякских (Aurignac) черепов с доисторическими черепами Lagoa Santa в Бразилии, так же как в других местах Южной Америки (J. L. Myres, The Ancient Cambridge History, p. 48).

Стоит взглянуть на ориньякских, тех же кроманьонских, звероловов на пещерных росписях d’Alpera, чтобы узнать перистый гребень, – индейский головной убор: этот уголок доисторической Европы, – как бы уголок нынешней дикой Америки (Breuil, Antropologie, t. XXIII, pl. p. 562).

XIII

Греческое слово phoinix, «финикиец», значит «красный», «краснокожий». Так называли гомеровские греки выходцев с о. Крита, где обитали Пелазги, этеокритяне – египетские Keftiu, «люди Морских Племен», родственные ливийцам в Северной Африке, лигурам в Италии, иберам в Испании, – племенам, живущим по всему Средиземно-атлантическому пути на Восток (R. Dussaud, Les civilisations prеhelleniques, 1914, p. 447. – A. Mosso, Le origine della civilit? Mediterranea, 1910, p. 332). Поздние, неолитные потомки кроманьонов, все эти племена, судя по стенным крито-миноэнским и египетским росписям, – «краснокожие» или смугло-красные, безбородые, так же как тольтеки и ацтеки доколумбовой Мексики. Цвет кожи – стойкий в тысячелетиях признак: если потомки, то, вероятно, и предки – «краснокожие», совсем или отчасти.

Как бы отблеск вечного Запада, «Заката всех солнц», рдеет на юном лице Европы.

XIV

Главная же связь Европы с Америкой – в религии. Судя по пещерным ваяньям и росписям, Ледниковый бык-бизон есть бог кроманьонов – ориньяков. Как в Европе, так и в Америке. Вспомним паленкский крест на голове бога-быка и десять царей Атлантиды, пьющих кровь закланной жертвы-быка, в мифе Платона.

Прядающий, пенящийся, «ослепительно-белый» nimio candore perfusus, солнечный Бык – Критский Зевс – несет на хребте своем юную богиню Европу, дочь «Финикии», «Красной Земли» – красного Запада (A. В. Cook, Zeus, 1914, p. 464, 467).

XV

Бык – великий бог, а маленький – Раковина, чудно-таящая в извивах своих гул Океана, немолчный зов родины (Spence, 67).

Боги кроманьонов морские, потому что и само племя морское, – первых, Каменного Века, рыбаков, костяного крючка, кремневого гарпуна и прочей рыболовной снасти изобретателей (Spence, 59–60). «Все мы – дети Воды. О, Тлалок, Водяной, помилуй нас, не погуби!» – могли бы сказать и кроманьоны вместе с тольтеками.

XVI

Римский историк I века до Р. X., Тимаген, сообщает, кажется, очень древнее сказание о трех совершенно различных племенах, обитавших в Галлии: первом, туземном; втором, пришедшем с Востока, и третьем – поселенцах с Запада, с какого-то далекого острова, называемого «Атлантидой» (Donelly, 31).

XVII

Что такое друиды – колдуны или мудрецы, обладатели тайных знаний, основатели тайных общин, рассеянных от Галлии до Галатии, все по тем же Средиземно-атлантическим путям, – мы хорошенько не знаем. Сведения о них у Цезаря, Тацита и Плиния, вообще достоверных и точных свидетелей, обвеяны такою баснословною дымкою, что иногда кажутся мифом; но, может быть, и этот «миф» – Преистория. Как бы то ни было, первая основа друидизма под иберийскими, кельтскими, галльскими, бриттскими и другими наслоениями, – вероятно, такой же чудом уцелевший обломок доисторической древности, как язык басков.

Кажется, древнейшее из друидских сказаний, о короле Артуре, родственно египетскому мифу об Озирисе, царе Вечного Запада. Брат Сэт убивает Озириса, а короля Артура – братнин сын; сестры воскрешают обоих, но не окончательно; так же как Изида – Озириса, сестра Артура увозит его в ладье, ни живого, ни мертвого – мумию – в Царство Теней – по одним сказаниям, Остров в великом Море Запада, а по другим – «подводную страну», Avallon, где будет он покоиться до дня воскресения (Spence, 156–216).

Аваллон друидский, aalu египетский, arallu вавилонский, а может быть, и Ацтлан древнемексиканский – одна и та же «подводная страна» – Атлантида. Если так, то король Артур и Озирис встретятся в ней с Кветцалькоатлем, Геракл – с Гельгамешем, Енох – с Атласом, – все страдающие люди-боги, тени грядущего Сына.

XVIII

Вспомним все, что мы знаем о кроманьонах: новое, духовно и физически-высшее, внезапно и неизвестно откуда, на европейских берегах Атлантики появившееся племя; ряд колоний по всему Средиземно-атлантическому пути, от Гадеса до Ермона; внеевропейская, внезапно готовая культура, как бы восходящее над Ледниковою ночью светило; многоразличная – в языке, одежде, строении черепа, цвете кожи, религии – связь с племенами доисторической Америки, на одном, – с гуанчами – на другом конце рухнувшего моста-материка через Атлантику; древняя память о родине – Острове. Вспомним все это, и вывод, кажется, будет ясен: Атлантида – Европа; та виднеется сквозь эту, как морское дно сквозь прозрачную воду.

Будет или не будет Европа второй Атлантидой, – она уже была первою; начало и конец ее еще не замкнуты, но могут замкнуться в круге вечности.

XIX

Лад над разладом, мера над безмерностью, космос над хаосом – точность и ясность мысли, познание естества – «натурализм», в самом глубоком и широком смысле, – таков эллинский гений Европы в истории; он же и в преистории. «Кроманьоны – греки Каменного Века» (Osborn, 315–316). Женские изваянья Ориньякских пещер «напоминают современных кубистов», а лошадиная голова Maz d’Azil’я «достойна Парфенона» (Spence, 61). Таков путь кроманьонского искусства – от Парфенона до кубизма.

XX

Всякое искусство в своем религиозном пределе – «магия» – воля к сверхъестественной власти над естеством, а искусство Палеолита, особенно. Ваянья и росписи на стенах магдалиенских (позднее – кроманьонских) пещер – никогда и нигде неповторенное, а может быть, и не повторимое, чудо искусства. «Судя по ним, людям Четвертичной эпохи принадлежит едва ли не одно из высших мест в истории цивилизаций», – говорит один ученый (Th. Mainage, Les rеligions de la Prеhistoire, 1921, p. 89). И другой: «Сделать оставалось только несколько усилий в познаньи человеческого тела и растительного мира, чтобы народы европейского Запада достигли великого искусства, потому что они были одареннее тех народов, от которых мы получили начала искусств – вавилонян, египтян, – может быть, даже греков… Исчезновение Магдалиена было великим несчастьем для человечества: если б не оно, мир быстро шагнул бы вперед и, может быть, прекрасный век Перикла наступил бы на несколько тысячелетий раньше» (Jacques de Morgan, L’Humanitе prеhistorique, 1921, p. 218).

«Может быть, С. Америка соединялась с Европой через Атлантиду», – говорит тот же ученый (Morgan, 297). Если так, то можно бы сказать об Атлантиде с еще большим правом то, что здесь о Магдалиене сказано: ее исчезновение было «великим несчастьем для человечества». Это значит: между Европой и Атлантидой существовала какая-то глубокая духовная связь.

XXI

Сила пещерных художников в особой, не нашей, остроте глаза: наш, послепотопный, так помутнел и притупился, что мы уже как бы наполовину ослепли; только по снимкам мгновенной фотографии мы знаем о некоторых положениях очень быстро движущихся тел, например в «летящем беге» зверей (galop volant). Все это видит и закрепляет в искусстве пещерный художник.

Главная же сила его в остроте, не физического, а духовного зрения. Мы видим природу, как чужое тело, извне; он видит ее, как свое, – изнутри. Мимо всех отягчающих нас подробностей, – стольких «сучков и бревен» в нашем глазу, – он схватывает предмет и проникает в душу его одной-единственной, духовной чертой.

Мы «любим природу»; он лежит у сердца ее и слышит ее, как утробный младенец – сердце матери. Это единодушие человека с природой, как бы одно с нею дыхание, и есть источник «магии» – сверхъестественной власти над естеством: кто кого знает, тем тот и владеет.

XXII

Жизнью почти сверхъестественною, жуткою для нас, дышат эти звериные образы-идолы: дико ржущий Мас-д’Азильский конь, Фон-дё-Гомский, поднявшийся на задние лапы, пещерный медведь, лортетские лани в «летящем беге», Альтамирский бизон с глянцевито-черною, туго натянутою кожею огромно-тучных боков, с поджатыми, точеными ножками, только что проснувшийся и повернувший голову с настороженным зрачком – весь внимание, слух, страх – вот-вот вскочит, ринется (Morgan, 212. – Breuil, Font-de-Gaume, p. 123. – Piette, L’Art pendant l’?ge du Renne, pl. XXXIX. – Breuil, Altamira, p. 105).

Кто-то сравнил пещерных художников по смелости и точности рисунка с Рембрандтом (Schuchhardt, 27). Нет, это совсем другое, большее, – не искусство, а в самом деле «магия». Это было раз, и больше никогда не будет, не вернется, как потерянный рай.

XXIII

Ледниковый человек видит всю тварь, кроме себя самого: люди в пещерных росписях – плоские, черные головастики с раздвоенными хвостиками вместо рук и ног; все без лиц; если же человеческие лица изображаются, то почти всегда, как зверино-бесовские маски, подобные бреду, чудовища, такого ужаса, что Винчи и Гойя могли бы им позавидовать.

Исключения редки – Виллендорфские и Лоссельские Венеры Стэатопиги – Тучнозадые. Судя по ним, человек мог бы себя изобразить, но не хочет, как будто чего-то боится или стыдится; может быть, наученный правдой искусства, вдруг понимает, что он – не сын природы, а пасынок, больной зверь, а не бог.

XXIV

Магдалиенские ваянья, резьбы и росписи почти всегда спрятаны в самой темной и тайной глубине пещер: чем древнее и, вероятно, чем святее, тем сокровеннее.

След Ледниковых стоянок, пепел очагов, лежит большею частью у самого устья пещер, ближе к свету и воздуху: здесь люди живут плотскою жизнью, а духовною – там, в глубине, во чреве Матери Земли, в священном мраке и ужасе (Mainage, 206).