Тайна Запада. Атлантида – Европа

«Брат мой, увы! Увы, сестра моя! Увы, Владыка-Владычица!» – плачут над умершим Адонисом библосские женщины и девушки (Vellay, 130). Новая сладость и нега этих слез – чудо неземной любви – в том и заключается, что умерший бог для них «брат» и «сестра», возлюбленный и возлюбленная вместе.

«Дева-Отрок, Адонис… двурогий… на Персефонином ложе зачатый», – молятся орфики (Hemn. Orph., LIII). Месяц «двурогий» – двуострый топор, а «ложе Персефоны» – ложе смерти: в смерти зачинается бессмертный – двуполый Адонис-Эрос.

XV

Иерапольские женщины, празднуя Адонисовы-Аттисовы таинства, строго соблюдают целомудрие у себя дома с мужьями, his esse diebus se castas memorant (Vellay, 130); но, в святилище Кибелы-Астарты, отдаются чужеземцам за плату не себе, а богине, и, получив ее, отдаривают гостя вылепленным из воску или выточенным из дерева изображением фалла – как бы своим собственным, мужским, «небесным», полом, скрытым – в женском, «земном». – «Я женщина, как ты», – говорит жене своей Озирис-Бата, скопец. «Я мужчина, как ты», – говорит гостю священная блудница Адониса-Аттиса.

XVI

В самых святых местах Крита – на сталагмитах Диктейской пещеры, и между рогами Жертвы-Быка, и перед выходящим из могилы мертвецом, в гробовой росписи Hagia Triada, – две двойные Секиры, сложенные вместе, образуют одну четвертную (Evans, 343 et passim. – Karo, 124, 130). Что это значит?

«Четверица – число чисел и божество божеств, – учит Пифагор, сам „иерофант Четверицы“. – Корень Четверичный всего – Огонь, Земля, Вода и Воздух».

Тем я клянусь, Кто нашей душе
даровал Четверицу,
Вечной природы родник.
Tetraktyn, pagan aennaou physeo.

    (Carm. Aur., V, 47. Ed. Chaignet, Pythagore et la philosophie pythagoricienne, 1873, p. 118, 117)
«Три – число человеческое; человек есть троица» (Aristot., Metaphis., XIII, 8).

Это значит: в Троице – тайна Одного – совершенно целостной Личности: два существа, мужское и женское, соединяются в одно. Тайна же Двух – Пола – Четверица, соединяющая в любви две двуполые личности.

XVII

Кажется, египетская пирамида (может быть, воспоминание второго человечества о первом – образ Ацтлана – Атласа, горы в столице атлантов, по мифу Платона и по рисункам древнемексиканских кодексов) – четыре от земли возносящихся и в одной точке неба соединяющихся треугольника – есть совершеннейший кристалл божественной Четверицы и Троицы. Прав бл. Августин: «Pulchra numero placent, красота пленяет числом» (Augustin., de ordine. – Chaignet, 159). Музыка чисел есть математика Эроса: ею чарует он, Чародей.

XVIII

Может быть, здешняя двойственность в строении нашего тела – два глаза, два уха, два полушария мозга – отражает нашу двуполость нездешнюю: две половины одного существа – мужчина и женщина – в трех измерениях, соответствуют одному Существу двуполому – Мужеженщине – в четвертом измерении.

Любящий видит в глазах любимой два лица свои, отраженные, как в двух зеркалах; то же видит и любимая в глазах любящего: в этом мире – четыре лица – двое мужчин, две женщины: в том – две Мужеженщины.

Четверичен бог Фанес, по мудрому слову Орфея:
Четвероокий, туда и сюда он взирает.

    (Hermias, in Plat. Paedr., p. 125. – Harrison, Prolegomena, 648.)
Если бы две двойные, сложенные Секиры ожили в человеческом образе, то мы бы увидели двух соединенных в любви Андрогинов.

XIX

Здешний пол противоположен нездешнему: Аттис-Адонис – земной мужчина, небесная женщина; Кибела-Афродита – земная женщина, небесный мужчина. Пол трех измерений в четвертом – обратен, опрокинут, как в зеркале. «Я женщина, как ты», – говорит Адонис Афродите; «Я мужчина, как ты», – говорит Афродита Адонису.

Высшая точка любви – соединение не двух, а четырех половин: две половины одной личности хотят соединиться с двумя – другой. Два существа – в трех измерениях, четыре – в четырех. Вот почему здесь, на земле, совершенное в любви соединение есть нечто невозможное, как бы надеванье левой перчатки на правую руку: этого нельзя сделать в трех измерениях, можно – только в четырех. «Тленному сему надлежит облечься в нетление и смертному сему облечься в бессмертие» (I Кор. 15, 53). Тленному браку – в нетленный, смертному – в бессмертный.

XX

Нынешним христианам все это кажется если не просто нелепым, то грешным, потому что слишком «языческим». Но вот страница Святой Книги, положенной в основание самого христианства.

«…И остался Иаков один. И боролся Некто с ним, до появления зари; и, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его, и повредил состав бедра у Иакова. И сказал ему: отпусти Меня, ибо взошла заря. – Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня».

Здесь, под мифом – мистерия, как под слоем белил на кносских камнях – знак Двуострой Секиры. Что значит «бедро» Иакова? «Жила вертлюжья», определяет Талмуд с анатомическою точностью, уже не помня, в чем дело. Бог, в сильном борении, «повредил сухожилье», «вывихнул вертлюг» у Иакова, так что тот «захромал на бедро свое». Зачем Бог это сделал, непонятно. Но, вспомнив мнимое «бедро», действительное женское чрево Зевса Лабранда, где заключен недоношенный Семелою Вакх, и мнимое «бедро», действительный пол Адониса-Аттиса, раненного вепрем, и мнимое «ребро», действительную, по Талмуду, «женскую половину Адама», рождающего Еву, – мы, может быть, поймем, что значит и «бедро» Иакова.

Что с ним делает Бог? «Борется» – обнимает его в борении. «И сказал Иаков: скажи мне имя Твое. – И Он сказал: что ты спрашиваешь о имени Моем? Чудно оно» (Быт. 32, 24–31. – Delitzech, Genesis, 417–418). Чудно имя Божие – его нельзя сказать; чудно боренье – объятье Божие – о нем и подумать нельзя.

«Ты – Жених крови у меня, Жених крови по обрезанию», – говорит Сепфора, жена Моисея, кидая обрезанную крайнюю плоть сына своего к ногам Господа. Кому говорит? Сыну – в переводе, в подлиннике – Богу: Бог есть Жених Израиля. Судя же по образу Божьему в первом Адаме – Адамоеве, Мужеженщине (так опять по Талмуду), Бог Элогим – два Бога в Одном – есть Невеста-Жених и Жених-Невеста Израиля. Это значит: богоборчество Иакова – богосупружество Израиля.

Тот первый сон Иакова, уснувшего на двойном камне, Бэтиле – сон о двуполости космической, лестнице, соединяющей небо с землею, а этот, второй, – о Двуполости Божественной.

Густо облако мифа, но и сквозь него просвечивает молния мистерии, – две сложенные вместе, двойные Секиры – два соединенных в любви Андрогина – Бог и Человек.

XXI

Если так, то и в этой странице Святой Книги для нынешних людей – только «половое безумье», psychopathia sexualis, и легче всю Книгу отвергнуть, чем это принять. Вот что, однако, удивительно: этим безумьем заражено все человечество, вплоть до наших дней, потому что и евангельское слово о скопцах нам кажется «безумным»; только мы одни разумны. Но, судя по Европе-Содому, не вернее ли обратное: человечество разумно – безумны мы?

XXII

«Рим – Любовь», Roma – Amor, вещим оказался смысл этого обратного созвучья для обоих Римов, языческого и христианского. Древнее, может быть, уже непонятное, но все еще действенное, знамя Аттиса – двуострую секиру над пучком связанных копий с орлом и надписью: Senatus Populusque Romanus, – поднял языческий Рим, во главе своих легионов и прошел победителем весь мир.

«Папою» – древним именем бога Аттиса – назван и первосвященник нового христианского Рима, тоже победившего мир. С «крестом-секирою» Аттиса, Labrys, может быть, связан и Labarum, небесное знаменье, Крест, Константина Равноапостольного: Сим победиши.

Аттис для нас только тень тени, сон во сне. Но вот, два Рима, две величайшие твердыни мира, зиждутся на этой тени и сне; наши же твердыни разлетаются, как сон.

XXIII

Римляне, люди совершенного здравого смысла, поклоняются богу Андрогину, Аттису; если же у них рождается гермафродит, топят его в воде, думая, что таким рождением предрекаются великие бедствия, – конец Рима – мира. Это, конечно, суеверье, но, может быть, и смутная догадка о чем-то трансцендентно-действительном: бог Андрогин человеку-гермафродиту противоположен, как высшая точка двуполости – низшей, как чудо – чудовищу, новый космос – древнему хаосу. Нам эта половая эсхатология, чувство мирового конца в поле, так же недоступна, как существам трех измерений – четвертое, и это, может быть, одна из причин того, что мы, тоже люди как будто совершенного здравого смысла, не создали и, вероятно, никогда не создадим ничего подобного двум римским всемирностям, христианской и языческой.

XXIV

Слишком ли мы боимся «полового безумья»? Нет, недостаточно; наш страх – только здешний, земной, а пол, как смерть, в здешний порядок не вмещается, уходит – в нездешний, из трех измерений – в четвертое. Каждый любящий, – хотя бы только на миг, но мигом этим решаются вечные судьбы любви, – был или будет на тех рубежах, где кончается земная, Евклидова геометрия пола, и начинается – другая, неизвестная.

Там, где с землею обгорелой
Слился, как дым, небесный свод,
Там, в беззаботной веселой,
Безумье жалкое живет.

    (Тютчев. Безумье)
Там бродят два демона, два Близнеца – Самоубийство и Любовь; там носится Агдистис – «круглая молния», готовая взорваться всесокрушающим взрывом Конца. Это и во сне нам не снилось? Нет, снилось, но мы забыли.

Люди первого мира – «атланты» в мифе Платона, «исполины» в Книге Бытия – погибли от «разврата»; крайняя же степень разврата – Содом – поклонение образу Божественной Двуполости, искаженному в дьявольском зеркале. Вот почему слова Марселя Пруста: «первое явление Женомужчин, потомков Содомлян, пощаженных небесным огнем», звучат, как похоронный колокол, над второй Атлантидой – Европой.

«Уже и секира при корне дерев лежит», – Секира Двуострая. «Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь», – огонь Конца.

XXV

Пол и Личность, – вот у каких корней лежит Секира. Как относятся друг к другу Личность и Пол? Люди раз уже ответили на этот вопрос не так, как надо, и первый мир погиб; погибнет и второй, если люди ответят снова не так.

Пол и Личность, значит: здешний, в трех измерениях, пол и нездешняя, в четвертом измерении, двуполость.