Легенды Сэнгоку. Семизубый меч

– Точно, точно, ты же приемник Усами. Поэтому и идеи у тебя такие… такие… – Норимаса развёл руки в стороны.

–Какие?

– Необычные! Ведь никто до тебя до такого не додумался.

– Значит, вы последуете моему совету?

– Надо подумать.

– Да, что тут думать? Вы уже и не мечтаете вернуть всё назад, но вот чудо. Наш господин сможет сделать всё за вас. Скоро он едет в Киото, а вы, можете вместе с ним отправить официальное прошение Императорскому двору и дело решено.

– Не-ет! Это нужно хорошенько обдумать. – Норимаса пытался задуматься, но картинки, всплывающие в голове, мешали здраво рассуждать, да и зрение изрядно плыло.

– Так может ещё сакэ? – предложил вдруг Гэндзюро, который только что отказывался пить. – Такие дела так просто не разрешить.

– Это можно и даже нужно, – закивал Уэсуги.

Казалось, канрэй совершенно не воспринимал реальность, но предложение приятеля, частично привело его в себя. Хотя, толком соображать он всё равно не мог, а тут ещё сакэ принесли.

Позже, когда рьяные обсуждения за излишним возлиянием подошли к концу, а не в меру, нахлебавшийся Норимаса уснул прямо во время своей пламенной речи, Гэндзюро наконец-то смог покинуть покои Канто канрэя. Он было подумывал пойти домой и хорошенько выспаться, ведь шатало его будто ураганом, несмотря на то, что последние порции он проносил мимо рта. Однако, этому не суждено было сбыться, поскольку дорогу ему преградил тот, кого в последние несколько лет он называл не иначе, как отцом.

Среднего роста, седой мужчина, семидесяти лет, скрестив руки на груди, задумчиво обхватил левой кистью свою белую, окладистую бороду. Не гладил – отучил себя от этой привычки. Нетерпеливым взором маленьких глаз он смотрел на своего приемника.

– В этот раз получилось? – спросил Садамицу.

– Да, – тяжело вздохнул Гэндзюро и изображая бессилие, опёрся спиной на забор. Вот-вот уже виднелась калитка собственного дома, а там и до постели недалеко. – Я и подумать раньше не мог, что такого, полного идиота, придётся так долго убеждать.

– Если учесть, что он каждым утром забывает о чём вы говорили минувшим вечером, то не удивительно, – едва хмыкнул Усами. – Надеюсь, он не просто дал согласия, а поставил нужные подписи?

– И это мне удалось, – Гэндзюро показал коробку отцу, которую он таскал с собой каждый вечер. В ней то и хранились очень ценные для Усами документы. – Правда, подписи немного корявые, но, я думаю это не столь важно, поскольку личное као[5 - Као – стилизованная японская подпись, использовалась как печать в письмах и документах. Порой столь замысловатая, что скопировать её очень сложно.] не подделаешь.

– Вот в этом ты не прав. Подделать можно всё, что угодно. – Садамицу подошёл к наследнику и забрал у него коробочку. – Я всё равно всё перепроверю.

– Как вам будет угодно, – Гэндзюро вздохнул уже свободней и, кое-как поклонившись поплёлся к своей калитке.

– Завтра снова пойдёшь к нему, – приказным тоном бросил ему в след Усами.

– Зачем это? – Гэндзюро обернулся ошеломлённый, с чувством, будто ему нож в спину бросили.

– Теперь ты должен чаще находиться при нём. Нужно, чтобы он доверял тебе, как самому себе. Пока господин не узаконит свои права, нам не нужно, чтобы этот пьяница и слюнтяй создавал неприятности. Ещё лучше, чтобы он не напросился с господином в Киото и не путался под ногами. Будет очень прискорбно, если этот недотёпа передумает, а господин узнает, что мы его заставили подписать всё это.

– И сколько же мне ещё терпеть? – простонал Гэндзюро. Он больше не мог выносит общества последнего Уэсуги и ещё больше он не хотел пить сакэ. – Дайте отдохнуть, хотя бы дня три!

– День! – твёрдо отрезал Усами. – Потом можешь увезти его на онсэн, там и сам отдохнёшь. Потом займи его охотой, рыбалкой – да чем угодно, лишь бы его подольше не было рядом с Касугаямой. А когда он появиться, из его уст я должен слышать лишь твои слова. Как только господин получит все права и титулы Уэсуги, тогда можешь и распрощаться с этой непосильной ношей.

Садамицу, видя страдание на лице приемника, лишь ухмыльнулся. Он больше не стал ничего говорить и первым вошёл в калитку своего дома. В Касугаяме они жили в одном поместье, о чём Гэндзюро в данный момент сильно пожалел. Он лишь проводил Усами уставшим взглядом, посмотрел на небо и взмолился луне:

– Если я не сопьюсь или не сойду с ума, клянусь, что никогда и низа что не стану помогать отцу в его скользких интрижках. Даже, если это будет стоить мне жизни.

Луна, разумеется ничего не ответила и удручённый Гэндзюро поплёлся вслед за Садамицу.

Глава 2

Сборы

Месяц Удзуки 2-го года Эйроку (апрель 1559 г.)

Ринсэндзи, Этиго.

Молитвенная песнь раздавалась по всему хондо. Кроме монахов и настоятеля Коику, поминальную возносили и представители клана Уэда, и даже сам князь Нагао Кагэтора с несколькими вассалами. На лицах всех присутствовала лишь скорбь по безвременно ушедшему.

Прошёл ровно год с тех пор, как Уэда Масакагэ и его жена Айя, схоронили своего десятилетнего сына, так и не достигшего совершеннолетия. Всему виной оказалась простуда, после которой появился кровавый кашель. Несколько прошлых лет, зимы в Этиго выдались лютыми и унесли с собой много людей. Не обошли они стороной и клан Уэда.

Безутешная мать и раньше-то не отличалась весёлым характером, теперь же с её лица и вовсе не сходила печаль. А ведь она хотела назвать своего умершего сына в честь деда – Ёшикагэ. Того, что заложил фундамент неприступной Касугаямы. Как жаль, что этому не суждено было сбыться. Айя не плакала, не причитала – она сильная женщина, но похоже, что её бледное лицо уже никогда не заиграет улыбкой. Теперь у неё осталось только трое детей: четырёхлетний Уэмацу, его одногодка Хана и совсем крошечная Чими. Казалось бы, ей ещё есть для чего жить, но многие считали, что Айя уже никогда не станет прежней.

Масакагэ тоже печалился, но он был мужчиной, воином, всегда готовый к подобным ситуациям. Конечно, потеря первенца, наследника – это не восполняемая утрата. Теперь его заменил маленький Уэмацу, который ещё не до конца осознавал, что произошло.

Когда поминальные молитвы подошли к концу, все участники вышли в главный двор монастыря. Айя по-прежнему молчала. Даже когда её брат, даймё Этиго заботливо обнял её, она не проронила не звука. Кагэтора всегда поддерживал свою любимую сестру. В тот день, когда случилось несчастье, он бросил все дела и отправился в Сакадо, чтобы выразить свои соболезнования и взять на себя организацию похорон. Год прошёл, а скорбная печать смерти так и запечатлелась в душах.

Сказав утешительные слова сестре и оставив её наедине с их матерью, Кагэтора не преминул подойти к своему племяннику, что прижимался к ноге отца и с опаской взирал на окружавших его людей. Мальчик выглядел на свои года и ничем среди своих сверстников не выделялся, разве, что изрядной молчаливостью. С тех пор, как он родился никто, даже собственные родители, не видели, чтобы он улыбался и уж тем более смеялся. Всегда насупившийся, замкнутый и неразговорчивый.

– Как твои успехи Уэмацу? – спросил князь Нагао, присев перед ребёнком на корточки. – Ты уже держал в руках меч?

Мальчик скромно опустил голову, надулся и нахмурился.

– Ты по-прежнему не хочешь со мной разговаривать? Может ты на меня чем-то обижен?

– Он очень застенчив Кагэтора-сама, – ответил за сына Масакагэ. – Он и с нами то не особо общается. Но, боккэн я ему в руки давал. Он бьёт им траву и соломенные снопы. Должен отметить – удар у него поставлен хорошо.

– Вот и славно! – Кагэтора улыбнулся мальчику и легонько потрепал его за надутую щёку. – Тигра видно с рождения. Если захочешь, я сам могу обучить тебя боевым навыкам?

Уэмацу ничего не ответил. Он исподлобья глядел на даймё и, наверное, даже не догадывался, что за человек сейчас склонился перед ним.

– Что ж, – князь Нагао выпрямился и потрепал племянника уже за волосы. – Я всегда к твоим услугам, только попроси. – и обратился уже к его отцу. – Масакагэ, мне нужно, чтобы ты неустанно наблюдал за перевалом Микуни пока меня не будет. Я рассчитываю, что Сайто сможет убедить Такэду, но с Ходзё это уже не пройдёт. Уджиясу отхватил слишком жирный кусок, чтобы его так просто оставить. Если он не полезет в Этиго – хорошо. Пусть думает, что мы не собираемся отвечать на его вторжение в Кодзукэ, но наблюдать всё равно нужно и быть на чеку.

– Я понял господин, – поклонился Уэда. – А как долго вы намерены отсутствовать?

– Не могу ответить, – выражение Кагэторы приобрело весьма двусмысленное выражение. – Сёгун призывал меня помочь ему с бунтовщиками, и ситуация в Киото постоянно меняется, так, что я просто обязан ответить на призыв. К тому же, Нагао вынуждены поддержать нового Императора, ведь он так ещё и не был возведён.

– Надеетесь ли вы в этой поездке возродить старый порядок? – пылко спросил Масакагэ. Он, как никто другой свято верил и соблюдал традиции предков.

– Я всегда на это надеюсь. Война должна прекратиться, а сёгунат Асикага вновь обрести силу.

Пока Кагэтора и Масакагэ беседовали, чуть в сторонке, за ними приглядывали и подслушивали краем уха. Никогда не упускающий не единой детали Усами Садамицу и его приемник Гэндзюро Садакацу. Советник и стратег князя, коим являлся старший Усами, никогда не гнушался подобных методов. И, что самое важное, он умело сочетал свои неблагородные действия со служением уж очень благородному даймё. Мало того, их отношения походили на связь отца и сына. То ли Кагэтора не ведал о его тёмных делах, то ли закрывал глаза. Садамицу в свою очередь, тоже не особо посвящал господина и тем не менее, всегда был с ним честен. Только вот, на склоне лет, Усами стал ощущать острую надобность в замене себя самого и его печально состоявшийся зять, очень подходил на эту роль. Хотя, его ещё многому нужно было научить.

– Ты видишь?

– Что именно?