Масакаге, краем глаза, покосился на то место, где сидела Айя, но её там уже не было. Уэда позволил себе немного улыбнуться. Он знал, – его любимая жена уже ждёт его на выходе из замка.
Глава 3
Месть
Месяц нагацуки 20-го года Тэнмон( сентябрь 1551).Замок Хондзё, север Этиго.
Тишина всегда привлекала Иномару. В ней он мог спокойно поразмыслить над собой и своими поступками, которые, порой, из обычных хулиганских выходок перерастали в сущий хаос, ужас и стихийное бедствие. Только нынешнем утром он успел совершить кучу дел , которые доставили обитателям замка целый ворох хлопот. Пробудившись ото сна, прислужники попытались заставить его привести себя в порядок и подготовиться к церемонии гэмбуку, но жестоко поплатились за это. Иномару не любил слуг своего опекуна, как и его самого, поэтому, без зазрения совести лишил их пальцев рук одним круговым взмахом меча.
Оставив позади себя вопли прислуги, он отправился в казармы, находившиеся во втором дворе замка, на следующем ярусе, ниже тэнсю. Там, по его просьбе, или даже приказу, собирались те немногие, что остались верны его покойному отцу и клану. Выйдя из ворот главного двора, Иномару остановился. Путь ему преградила женщина, немолодая, на четвёртом десятке, но достаточно ухоженная, чтобы выглядеть на свои года. Её одежда была слишком яркая, больше похожая на одеяния столичных публичных женщин, что откровенно раздражало юношу.
–Иномару опомнись!– закричала она на него.– Он убьёт и тебя и меня!
–Тебя он не убьёт.– пренебрежительно отозвался Иномару.– Не убил тогда, не сделает этого и сейчас. То, что у тебя между ног, заботит его больше… -он внезапно осёкся. Его безразличный взгляд вдруг сменился на гневный.– Да и с чего ты взяла, что он убьёт кого-то?! Сегодня великий день! Я стану совершеннолетним и вступлю во владение своим кланом и собственными землями! А ещё, ты знаешь, что сегодня за день?– юноша схватил женщину за плечи, стиснул, сильно, со злостью.– Знаешь?
Женщина заплакала. Не столько от боли, сколько от бессилия остановить этого дерзкого юнца, уберечь его от неминуемой гибели, от того, что не смогла дать ему должного воспитания. Уж лучше бы он умер при родах, чем стал тем, кем он является сейчас. Нет! Лучше бы они оба умерли.
–Молчишь?– продолжал давить на неё Иномару.– В этот день погиб твой муж, мой отец! Я отомщу его убийце! Тому, с кем сейчас ты делишь ложе, тому, кто вероломно захватил наш дом, когда в нём не было хозяина!
–Ты даже не знал своего отца!– сквозь слёзы прокричала женщина.– Почему ты хочешь за него отомстить?!
Иномару не стал больше ничего говорить. Он с силой оттолкнул женщину, свою мать, и пошёл дальше, даже не удостоив её взглядом.
–Иномару, не делай этого!– закричала она ему в след, поднимаясь с посыпанной гравием, дороги. Но юноша её не слышал. Не хотел слышать.
Один стражник, видимо посочувствовавший женщине, решил преподать урок наглому юнцу. Подбежал сзади, ухватил его за правый локоть и резко развернул к себе. Единственное, что ожидал стражник, это то, что паренёк будет упираться и вырываться, но он ни как не ждал распрощаться с жизнью этим прекрасным осенним утром.
Как только Иномару развернулся, всё, что увидел стражник, это блеск, молниеносно разящего танто и чувство, как холодная сталь входит под подбородок.
Стряхнув кровь с кинжала, юноша отправил его в ножны за оби и, как ни в чём небывало, направился своей дорогой.
В казарме, из тех, кто ожидал юного господина, было всего восемнадцать человек. Это те, кто в данный момент находился в замке и поддерживал Иномару в его притязаниях на власть, а сколько таких было на всём севере. Наверняка, юноша не знал, сколько самураев присягнут ему на верность, когда он встанет во главе, но ему это и не надо было. Его единственная цель была отомстить убийце отца, своему опекуну и родному дяде в одном лице. В лице Огавы Нагасукэ.
После обсуждения некоторых деталей Иномару и его свита из восемнадцати самураев, отправились в родовой храм Чёракудзи, где главный настоятель и старший из воинов, Хираго Магосабуро, провели над ним обряд гэмбуку. После вступления во взрослую жизнь юноша уединился в храме, дабы вознести молитвы Гаутаме Будде.
Стояла тишина. Воздух заполнял приятный и расслабляющий запах благовоний. Иномару, любил тишину. Так ему думалось легче. Но, было в этой тишине и ещё кое-что…
–Теперь ты взрослый?– раздался за спиной тихий, глуховатый голос.
–Да.– ответил юноша, улыбнувшись краешком рта. Он был рад услышать этот голос. Ему он был рад всегда, как ничему и никому в этом мире.– Ты видел?
–Да.– ответил голос.– Я горжусь тобой! Только…
–Что, только?– удивился Иномару, услышав нотки сомнения.
–Не скверно ли ты поступил с матерью?– голос сделался грустным.– Она ведь живёт ради того, чтобы ты жил.
– Кувыркаясь в постели с врагом!– разозлился новоиспечённый самурай. Он обернулся.
Примерно в половине кэн от него, в воздухе, висело нечто. Белое, прозрачное, почти неразличимое существо, с тусклыми очертаниями. Иномару уже давно привык к нему и даже мог кое-что рассмотреть в этой, на вид, бесформенной фигуре. Например, он давно понял, что дух, а это был именно он, висел в воздухе в сидячем положении, поэтому и казался невелик. Ещё, ему было заметно кое-что из очертаний лица. Прямой, но выдающийся вперёд нос, как и у него, Иномару, точно такие же брови вразлёт и небольшие, чуть узковатые глаза.
– Ты верно говоришь, но она сделала это, чтобы сохранить твою жизнь.– настаивал дух.
– Тогда зачем она отговаривает меня от мести Огаве?– юноша подался вперёд, приблизившись к призраку.
–Беспокоится.– коротко отозвался тот. Но, после недолгого молчания добавил.– Как ты поступишь с ней, когда всё кончиться?
– Никак.– Иномару снова отвернулся. Вопросы о матери его занимали меньше всего, если вообще занимали.– Пусть пострижётся в монахини, мне всё равно. Если захочет, то может остаться в замке, но пусть не лезет ко мне со своими наставлениями или, что там у неё на уме.
Дух вздохнул. Тяжело или облегчённо, Иномару не понял, но он тут же перестал его ощущать. В храм кто-то вошёл.
–Господин! Огава выдвинулся из своих владений! Нам пора.
Юноша обернулся. У входа, на одном колене и в полном доспехе стоял его старший воин Хираго. Духа уже не было.
–Прекрасно!– довольно произнёс Иномару.– Выступаем немедленно!
Миомотэгава, север Этиго.
Огава вознёс молитвы своим предкам и стал, было собираться в дорогу, как вдруг на него волной нахлынул поток мыслей. Не иначе предки постарались с того света, решили заставить своего удачливого потомка пораздумать над собой. То, что Огава Нагасукеэ был удачлив, никто не сомневался, даже он сам. Будучи младшим братом покойного Хондзё Фусанаги, он был усыновлён кланом Огава и, впоследствии, стал его главой. Практически сразу, он обрёл независимость от могучего северного клана Хондзё, но, тем не менее, поддерживал своего брата, являясь, к тому же, его соседом. В точно таком же статусе находился и их двоюродный брат Аюкава Киёнага,– причудливый человек, живший по образцу древних воинов полулегендарной Императрицы Дзингу. Вместе с Иробэ Кацунага, они составляли основной костяк северных кланов Этиго. Но, всему когда-нибудь приходит конец, и после череды боёв, во времена смуты, Хондзё Фусанаге пришлось бежать через горы, в соседнюю провинцию. Пока беглец копил силы, Огава воспользовался его отсутствием и захватил замок Хондзё. Беременная жена Фусанаги, каким-то образом пробралась через патрули и бежала из замка. Уйти ей удалось не далеко, один из воинов Аюкавы нашёл её в лесу, близ владений господина, всю израненную, от веток и камней и обессиленную. Фусанага, узнав о вероломстве брата, заручился поддержкой клана Дайходжи, он намеревался отобрать свой замок обратно. Но в пути, от рук неизвестных, напавших ночью на лагерь, Ходзё Фусанага погиб. Погиб, причём, при весьма странных обстоятельствах. Нападавшие, не убили ни одного человека, а лишь запалили лагерь, устроили панику и исчезли так же неожиданно, как и появились. Фусанагу обнаружили сразу, как только порядок был восстановлен. Он был мёртв. Не единой раны, ни царапины или даже ушибы, не было на его теле. Смерть пришла от внезапного приступа, вероятнее всего, вызванного страхом от неожиданного нападения. Для самурая умереть от страха, ещё хуже плена или пыток.
Дальше, за неимением наследников в клане Хондзё, Огаву признали главой. Но, неожиданно для всех, Аюкава притащил в замок жену Фусанаги, да ещё и с новорожденным ребёнком. Роды оказались сложными и преждевременными, из-за перенесённых роженицей событий и ранений, подозревали, что малыш умрёт. Но, он не умер. В это же день, Огава из главы перекочевал в опекуна новорожденного, коего нарекли Иномару. Но и здесь Нагасукэ нашёл выход.
После того, как жена погибшего брата восстановилась от тяжёлых родов, Огава решил её шантажировать и пригрозил, что убьёт её сына до его совершеннолетия, если она не будет выполнять все его указания. Женщине ничего не оставалось делать, как согласиться. Она стала наложницей Нагасукэ и ко всему прочему, убеждала подрастающего Иномару в благожелательности его опекуна. Видимо, она лишилась рассудка после родов, либо была действительно такой смиренной, что не пыталась настроить сына против убийцы своего мужа. А то, что Огава имел отношение к смерти Фусанаги, практически никто не сомневался, только доказать этого никто не мог. Для всех, отец Иномару умер позорной смертью – от страха. Но, всего Нагасукэ учесть не смог.
Несмотря на смиренность своей матери Иномару рос совсем не таким, каким его ожидали увидеть. Помимо тренировок боевым искусствам и обучением разными науками, что должен пройти каждый родовитый самурай, мальчик оказался поразительно своеволен, озорлив, а временами даже жесток, как по отношению к слугам, так и по отношению к родным, включая свою мать. Зато воины, старые слуги бывшего господина, его привечали и даже обучили дополнительным воинским навыкам. К десяти годам Иномару мог легко побить своих сверстников и даже тех, кто постарше, в любом виде искусства, от поединка на мечах, до выслеживания врага по следам и запаху в любой местности. А за последние пару лет, поведение Иномару вышло за все рамки. Сначала, он жестоко избил на тренировках сына Огавы, за что был сурово наказан и посажен под замок на месяц. Потом он начал перечить уже самому Нагасукэ и в конечном счёте, дело дошло до кровопролития. Иномару убил слугу, который принёс ему пищу, когда тот отбывал очередной арест. Причём убил ни мечом, ни кинжалом, их у него не было, а обычной кисточкой для письма, точным ударом в глаз.
Огава провёл ладонью по бритому лицу, очнувшись от размышлений. « Проклятый ублюдок!– выругался он про себя, поминая Иномару.– Надо бы прикончить его, пока он не создал мне ещё больше проблем.» Проблем, юный наследник Фусанаги, создавал массу. Ко всему прочему, старейшины клана обязали Нагасукэ провести над мальчиком обряд гэмбуку, чего он делать не хотел. Ведь после этого, этот малолетний зверёныш станет главой клана и кто знает, что взбредёт ему в голову.
–Надо с этим что-то делать.– вслух произнёс Огава и вышел из молельни.
Вдохнув свежий воздух полной грудью, мысли покинули его на некоторое время. Он огляделся по сторонам. Двор был начисто выметен и ухожен. У ограды, на грядках всё ещё цвели цветы, поражая разнообразием красок. Прямо за храмом, вдоль берега реки Миомотэ, ровным строем, словно выстроившиеся воины, росли деревья сакуры. Огава пожалел, что сейчас не весна и ему не полюбоваться на цветущую красоту этого места. Он хотел зачем-то позвать прислужника небольшого храма, но его не оказалось в его поле зрения и Нагасукэ направился к выходу, где его ждали пять его вассалов.
Выйдя за ворота, Огава не обнаружил слуг на месте и, хотел было окликнуть их, гневным возгласом, но острый тычок между лопаток, заставил его не издавать звуков. Оружие – два меча, у него тут же отняли. Ещё один тычок, и Нагасукэ, сделав несколько шагов вперёд, оказался в окружении незнакомых ему воинов. Точнее, они были знакомы, все до единого, и даже подчинялись ему, как оказалось, недостаточно. Возглавлял их маленький человек, не выше среднего роста, зато чрезмерно наглый и воинственный. Этот малыш, раздражённо подбежал к Огаве и огрел его прутом-мути прямо по икрам. Это заставило пленённого самурая упасть на колени. Встать он не попытался. Всё тот же наконечник упирался ему уже в шею, чуть ниже затылка. Маленький воин встал перед Нагасукэ и чего-то ждал. Теперь, когда коротышка перестал двигаться и снял шлем, Огава смог разглядеть его поподробней. Помимо маленького роста, сей воин обладал юношеским лицом, совсем молодым, не более пятнадцати. Выдающийся, до боли знакомый, нос с небольшим перегибом у переносицы, густые брови вразлёт и высокий лоб. Узкие глаза блестели бешеной яростью. Желание убить, так и отравляло воздух и наполняло его смрадом смерти. Но, кровь уже была пролита. Нагасукэ оглядел окружавших его воинов, у пятерых из них, на копьях были насажены головы его вассалов и он понял,– их смерть сегодня не последняя.
–Как глупо!– выдавил из себя Огава.
Маленький воин подошёл к нему поближе и сдёрнул со своей головы хатимаки, служившую ему подшлемником. Пленник разглядел на голове юноши выстриженный на темени клок волос.
–И как теперь тебя называть?– Огава иронично улыбнулся и добавил сквозь зубы.– Дорогой племянник.
– Хондзё Ядзиро Шигенага!– гордо и надменно заявил юноша, ещё несколько часов назад носивший детское имя Иномару. – Я двадцатый глава клана Хондзё и единственный наследник Фусанаги!– юноша сунул Огаве прут под подбородок и приподнял его голову.– Ты убил моего отца, своего брата и господина! Завладел его домом и землями и спал с его женой!– обвинял его Шигенага.– На что ты надеялся, оставив меня в живых?
– Это был глупый поступок.– спокойно отозвался Нагасукэ. Он понимал, жить ему осталось не долго, а посему, страшиться уже нечего. Пусть этот недомерок глумится над ним сколько угодно. Огава не ударит в грязь лицом и не согнётся перед ним.– Да и с чего ты взял, что я убил твоего отца? В то время, когда он умер от страха,– Огава нарочито подчеркнул последнее слово.– я находился в замке Хондзё. Все это видели.
Последовал сильный пинок в лицо. Шигенага бил с несвойственной его возрасту силой, видимо ярость удваивала его мощь.
–Проклятый лжец!– выругался юноша. Он пнул пленника ещё раз. Нагасукэ не сдержал удар и опрокинулся навзничь. Шигенага не успокоился. Он прыгнул ему на грудь и снова начал пинать пленника по лицу, до тех пор, пока нога не устала. Потом он осыпал его ударами мути.