– Как звали Прасковьина мужа?
– Ты что, не протрезвился? Откуда я помню?
– Вспоминай давай, а то и я кое-что вчерашнее припомню, – не на шутку разозлился Тихон.
– Ладно, ладно, не ярись. – Колька вышел, затворив калитку. – Что ж, я всех упомнить должен? Он-то был не из наших, не из боброцских. Кажись, Полканом кликали.
– Полканом?! – От изумления Тихон даже подался назад, он хоть и ждал такого ответа, а всё ж надеялся на обратное.
– Вроде бы так, а что?
Но новый знакомец не ответил.
«Полканом, Полканом, Полканом», – стучало в голове столичного слуги ещё долго, пока он, потерянный, бродил по улицам.
Глава 11
– Тпру-у-у!!! Мать честная, это что же? – всполошился Евсей.
– Не останавливайся, езжай, – скомандовал Николай и достал из-за пояса пистолет. Так же поступил и Фёдор.
Удивительно уродливым местом теперь стали развалины церкви. Зелень трав не покушалась приближаться к холму, а голые деревья рощи стояли будто памятником скорби, и даже лучи закатного солнца не добавляли этому месту ни теплоты, ни приятности.
– Антип, а деревья когда листву потеряли?
– Не знаю, я сюда не хаживал… Дурной знак! – Староста перекрестился, разительные перемены порядком его напугали.
– Может, ну его, а поутру вернёмся? – предложил Фёдор.
– Будьте наготове, в тень не ступайте. У нас ещё час, не меньше, – уверенно ответил Николай.
Лошадь не спеша топала к холму, но не дойдя сажён двадцать, встала.
– Н-но! Пошла! – несмело скомандовал Евсей и даже стегнул кобылу вожжами, но та не двинулась.
– Ладно. Фёдор, ты слева холм обходи, но в раскопы не суйся, Олег со мной справа, а вы тут сидите.
Николай неспешно двинулся вокруг. К пепелищу вела дорога, и только она и осталась нетронута неведомыми копателями. А кто это мог быть? Ни лопат, ни мотыг нигде не валялось, да и сами раскопы были какими-то странными – слишком узкими, человек туда не влезет, а вот упырь – вполне. Но чтоб упыри копали себе норы, навроде лисьих? О таком Николай не слыхивал.
Однако ж посмотреть поближе всё же стоило, и он подошёл к норе, заглянул.
Стенки и пол были иссечены чем-то узким и довольно длинным, вполне возможно – когтями. Уже через пару аршин лаз уходил ниже. Душного, гнилого запаха, сопровождающего обычно нечистых, вроде бы не ощущалось.
Они с Олегом обошли холм и на другой от дороги стороне повстречали Фёдора.
– Диковинные дела, – сказал Николай, указывая на норы.
– Да, я тоже глянул одним глазком. Может, лисы?
– Да уж какие лисы… Город они тут свой затеяли, по-твоему?
– Верно, верно, стаями-то они не ходят, но… не знаю.
– Пошли избу осмотрим.
Поповский дом с небольшим палисадником и огородом, по видимому, не пострадал от пожара. Входную дверь слева сверху перегораживала доска, ещё несколько досок подлиннее стояли рядом.
– Похоже, дверь сначала заколотили, а потом освободили, – поделился наблюдением Фёдор.
– Поглядим.
И действительно, вход в дом был открыт, верхняя доска отвалилась сразу же, как Николай потянул за ручку.
– Куды лезете?!! Нечестивцы! Ирода-царя приспешники! – раздался сзади хриплый крик.
Со стороны сгоревшей церкви, вниз с холма, спотыкаясь на рытвинах, спускался человек. Грязный, с всклокоченной бородой, с торчащими во все стороны космами, в обносках, какие и в канаве не сыщешь и такой худой, что состоял, кажется, из одних костей. Но при этом слабую грудь его дважды пересекала цепь в палец толщиной. Пришелец был столь необычен, столь непохож на сельского жителя, что солдаты поначалу приняли его за нечисть и наставили пистолеты.
– А! Проклятые! Приуготовили уж огненные жала! Да воздастся вам в геенне огненной!
– Ты почто такой сердитый? – первым спохватился Николай и опустил оружие.
Юродивый успел уже спуститься и теперь стоял близко, пригибаясь и кривляясь. Худое лицо его не слишком было приспособлено к лицедейству, и потому гримасы казались неживыми и страшными.
– А оттого, оттого, голубок божий, – ехидно процедил убогий, – что слуги вы раболепные для плода гнилого вонючего, для деток Мишки-царя.
Мужик, нисколько не боясь расправы, прильнул к Николаю и погладил в притворном восхищении мундир, перевязи, а после зашептал, но зашептал громко и горячо:
– Надавали, надавали тебе, голубок божий, нарядов и кафтанов, да серебра насыпали, да против честного народа грамоту. А от кого получил? – Шёпот его становился громче, переходя в визг. – От кого?! От порушителя истинной веры! Осквернителя, от потомков его и друга его ближайшего, мерзкого Никонки-христопродавца!!!
– В обряде мы с тобой расходимся, но веруем одинаково. В Христа. – Николай примирительно поднял руки.
– В антихриста, в антихриста веруете! Ибо срамным кукишем креститесь и дым изо рта пускаете, аки злого духа из задницы! Так кто вы есть?!! Кто?!!
– Ну, будет собачиться. Скажи лучше, что ты здесь делаешь.
– А не твоего умишки дело, не твоего умишки, не твоего! – Юродивый запрыгал вокруг Николая.
– А что это за раскопы?
– А могилки! Могилки, могилки! Для еретиков проклятых! Для их приспешников, для их помощников! Для вас, ребятушки!
И более ничего путного от него было не добиться. Николай с Фёдором осмотрели избу, внутри всё как будто было на местах, даже икона в богатом окладе печально смотрела из красного угла.
Пока солдаты были в избе, Олегу захотелось на божьего человека поглядеть поближе. Бывали, бывали такие люди в монастыре, но никогда надолго не задерживались. Отчего он такой суровый? Может, голодный? Парень пошарил по карманам и вытянул кусок пирога в тряпице, что приготовила ему хозяйка старостина, Авдотья.
Подошёл к убогому, протянул подношение и взглянул как мог открыто, с улыбкой.
Тот посмотрел на мякиш с капустой, принюхался и потянул было руку, хотел взять, но лишь взглянул в глаза парню и отстранился.