Игла бессмертия

* Растыка – нерадивый хозяин.

Глава 14

Накануне Воронцов повелел трактирному мальчишке разбудить себя засветло и не пожалел для этого ещё одного гривенника. И потому, когда рассвет только касался лучами небосвода, Георгий уже был готов. Сборы дались ему тяжело – немилосердно болела грудь, из-за этого он даже толком не мог распрямиться и ходил чуть скособочившись и скрипя зубами. Тихон, получивший вчера ещё все распоряжения и бумаги, спал, но тоже неспокойно – вздрагивая и поминая сквозь сон котов и собак.

По раннему времени людей на площади не было, лишь только ещё более обмелевшая, но не высохшая до конца лужа одиноко белела отражением рассветного неба посреди серого мира.

С трудом взгромоздясь на кобылу, Георгий выехал с постоялого двора. Он пустил лошадь шагом, но даже так всё время морщился от боли в груди.

Как славно, что он наконец-то уезжает, вот и хаты потянулись – справа и слева по улице пошли дома попроще, город расстраивался деревней.

Здесь, как и в любой деревне, вставали рано, девки и хозяйки уже выходили в курятник ли, в дровяник ли, а то сорвать что-нибудь с огорода. Заспанные, ещё смурные, они не здоровались ни с проезжающим, ни с соседками, а, имей возможность, и вовсе спрятались бы от чужих глаз. И мужики мелькали спозаранку, один выводил корову на выпас, другой, по одному ему ведомой причине сурово хмурясь, запрягал куда-то лошадь.

Вот и Прасковьин двор – место вчерашней баталии. Воронцов уже сожалел о своей поспешности – послал бы Тихона, пусть бы он дождался хозяйку и сам представил барина, вот как надо было поступить. А теперь что же? Цель его поисков, колдовство, налицо, а колдуньи нет. Что делать с её имуществом, что на это скажет его высокопревосходительство господин Шешков? Он ошибок не прощает.

Уже три года как по его распоряжению Георгий ищет по всей России проявления диковинных и тёмных сил. Тайное предписание гласило: буде найдётся таковой, кто диковинной силой обладает, того к служению царскому призвать следует. А не возжелает, то принудить. А ежели искусник диковинных сил ко злу их использует и на службу идти отказывается, такого следует казнить, а после сжечь и пепел его развеять.

Ко злу ли использовала свои силы Прасковья? Путаные речи Тихона о превращении в кота не давали ответа. Согласилась бы она покаяться и пойти на царскую службу? Бог весть…

Но не только дела службы вели Воронцова, сильна в нём была и тяга к знаниям о диковинных силах, стремление эти силы подчинить себе. А кто может научить, объяснить? Колдуны, чародеи, ведьмы… и тут Прасковья бы пригодилась уж точно.

Сонные ещё улицы провожали Георгия тишиной, вот и окраина. А за ней уж поля, отрезанные у леса под выпас, а впереди у горизонта чернеет стеной бор.

Рассвет раскрасил разнотравье и придорожные кусты во все оттенки зелёного. Запели птицы, засуетилась мошкара, и Воронцов принялся бездумно разглядывать сих малых и тем незаметно для себя отдался созерцанию. Тревоги отступили, боль в груди ушла куда-то на задворки сознания, и Георгий впервые за последнее время почувствовал себя хорошо. Он вдыхал свежий, влажный ещё воздух, прикасался к миру вокруг, впускал его в себя, сам становился его частью и тем был счастлив. Ему даже захотелось спешиться и упасть в траву, и он бы сделал это, но воспоминание о том, как он карабкался в седло у постоялого двора, охладило пыл.

Незаметно побежали вёрсты. Поля закончились и сменились сначала редколесьем, откуда жители Боброцска повынесли весь хворост, а после глухим бором. Вековые ели раскинули лапы над дорогой, и мир снова погрузился в сумрак.

В положенное время и бор начал редеть, сменяясь перелесками, и, вот впереди, в просветах между деревьями, уже снова показались поля.

«Поля… стало быть, до деревни уже не так далеко, версты две-три… Быстро время пролетело, теперь можно и поскорее пойти», – подумалось Георгию, и он, чуть натянув поводья, толкнул лошадь пятками и пустил рысью.

Боль в груди вернулась, но теперь были силы терпеть её. Через краткое время всадник вылетел из-под лесной тени в полевое раздолье.

Простор и скорый бег, что может быть приятнее?! Так бы и гнать, и ещё б прибавить! Никого вокруг, только необъятный небосклон над головой и бесконечная дорога впереди. Это ли не свобода? Мгновения свободы, подаренные подругой ветра – лошадью. Когда в мыслях восторг, когда слезятся глаза, а руки крепко сжимают уздечку.

– Херметле! – послышался окрик сзади.

Георгий обернулся и увидел, что в полуверсте за ним скачут двое, нет, трое всадников. Но вот из-за деревьев показались ещё, теперь их пятеро. Как неожиданно и странно!

– Херметле, подождите!

«Это, должно быть, татары мурзы, наверняка с извинениями. Неужели сей докучливый городишко так и не отпустит меня? Опять я не доберусь до деревни, опять задержка? Не хочу! Не хочу никого слушать!»

Воронцов толкнул пятками, махнул уздой, и послушная кобыла перешла в галоп.

– Стой! Стой!

О, какая настойчивость!

– Не хочу ничего слушать! – крикнул Георгий. – Оставьте меня!

– Стой, собака!!!

Что?!!

Георгий снова обернулся. Они с ума сошли? Или это не извинения, а счёты? Спятивший от ревности мурза послал слуг на расправу? И точно, сначала один, потом и остальные выхватили сабли.

– Merde! Этого я никак не ожидал. Ну уж теперь тем более не остановлюсь! – сказал Георгий сам себе.

Внезапная погоня не испугала Воронцова, а скорее добавила азарта к его настроению. Он приник к конской шее и, несмотря на боль в ноге, стоял в стременах крепко. Поди догони!

Но татарские лошадки оказались проворнее, расстояние быстро сокращалось. До ближайшего преследователя оставалась уже пара сажен, и тот, видя беззащитную спину, уж занёс клинок!

«Ну нет же! У меня тоже найдётся для вас ”la surprise“».

Воронцов вытащил из притороченной к седлу кобуры пистолет и, обернувшись, выстрелил.

«Бах!» Всадник всплеснул руками и повалился вбок, его лошадь, испугавшись, отвернула влево.

«Бах!» Кобыла Георгия вздрогнула, жалобно заржала и, не слушаясь повода, скакнула с дороги в поле! У кого-то из преследователей тоже оказался пистолет! Лошадь выла на одной ноте, будто собака, но продолжала ещё галоп.

Колосья пшеницы застучали по сапогам, разбегаясь в стороны.

«Словно вода из-под форштевня корабля», – мелькнула мысль.

Неуместная метафора! Не ко времени! Георгий нащупывал пороховую сумку, нужно перезарядить, но как успеть?

А подруга ветра стала вздрагивать и делала уже это после каждого скачка!

Падёт ведь! Как бы выпрыгнуть?!

Словно услышав мысли седока, кобыла споткнулась, и её понесло вперёд и вправо.

Теперь скорее!

Мгновение застыло и раскололось на части, как зеркало об пол!

Вот, в треугольном ломаном куске Георгий упирается рукой в луку седла, вот, в другом обломке он привстает на левую ногу, а в третьем тянет правую из стремени. Но резкая боль в левой, ушибленной ноге не позволяет полностью принять вес!

Все части мгновения снова встают на свои места, и время летит ещё быстрее, чем раньше, а вместе с ним летит и всадник.

Пшеница надвинулась стеной.

Видно, от удара Георгий на краткое время лишился чувств. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит навзничь, правая нога крепко зажата телом лошади. В голове гул, как если бы рядом только что грянула батарея осадных пушек.

Поморгал, потянул ногу – не поддаётся. Всё, конец. Рапира – бесполезна, пистолет так скоро не зарядить. Остаётся только одно.

– П-прости, Господи, не на хулу тебе, но в вспомоще… нет, себе во спасение! – Воронцов закрыл глаза и потянулся мыслью к своему дару.