– То-то я чую дух странный, не то русский, не то какой. Это кто ж такой – венецианец? Из какой земли? – спросила бабка, помешивая уже что-то в глиняном горшочке.
– Из Латинской.
– О-о-о! Слыхала, слыхала… Был один у меня знакомец, при царе Борисе ещё, как бишь его… Джакомо, Джанимо… эх, не упомню уж. Но ликом пригож – чернобров, зеленоглаз, нос с горбом… помню, да… нежен был да мягок. – Бабка облизнулась. – Ладно, а что ж ты в Боброцске делал?
– В соседней деревне сгорела церковь вместе с попом, я приехал посмотреть, не дело ли это рук колдуна.
– Это в Берёзовке-то? Ага, знаю. А если дело рук колдуна, то что?
– Взял бы его, судил и казнил.
– Казнил? Отчего? А служба как же? – усмехнулась бабка.
– Оттого, что все согласные должны через Сергиев монастырь пройти, покаяться, послушание отбыть. А те, что церкви жгут, уж не покаются, в веру Христову не обернутся.
Старуха перестала помешивать и села у стола в задумчивости.
– Стало быть, столкнёшься ты с колдуном, если найдёшь его в Берёзовке? – Она пытливо заглянула узнику в глаза.
– Да.
– Вот как… – Бабка взяла со стола плошку с хреном, повертела её в руках, понюхала – скривилась. – Что за хрен нынче стали делать, никакого духа в нём нет…
Карга посидела ещё какое-то время и, решившись, продолжила:
– Ладно, соколик, видно, твоё счастье, отпущу я тебя.
Воронцов вздохнул с облегчением.
– Потому отпускаю, что враг у нас общий – тот, кто спалил попа в Берёзовке.
– Так стало быть, есть колдун?
– Есть-есть, и он мне поперёк горла.
* Шесток печи – полка перед аркой горнила.
Глава 15
После веселого застолья собирались бестолково. Николай с Фёдором пихали и поливали успевшего захмелеть Евсейку, казаки, похватавши сабли, ещё не раз бегали в хаты то за бронями, то за шапками.
Однако ж через четверть часа десяток казаков и телега с гостями выдвинулись-таки в поля.
Дорогой слушали Антипа.
– …из воздуха! – стращал, выпучив глаза, староста. – И спрашивает дочку! Мол, скажешь про дочку, так помогу поля убрать. И серп откуда ни возьмись в руке! А серп бурый, как в крови!
– А она что в ответ? – спросил Николай.
– А что ей отвечать? У Семёновны-то сыновья! Да и тех уж три года как в солдаты забрили. Завопила да бегом в село.
– Так, а остальные?
– Остальные тоже подхватились на телеги и до дому. Но без зерна! Понимаешь ты? Без зерна!
– Понимаю, понимаю.
– Эх, да что вы, солдаты, в этом можете понять? Вам харчи в котелках подносят, самим не надо добывать.
– Ладно-ладно, и я не в мундире родился. Скажи лучше, баба эта ещё с кем-нибудь говорила?
– Нет.
– А тронула кого?
– Нет.
– А сам ты туда ездил?
– Куда уж мне?! Я к вам!
– Ну, добро, всё верно сделал.
Антип-то правильно поступил, а что ему, Николаю, предпринять, вот вопрос. Понятно, что полудница к бабам в полях приходила, но зачем? И что с ней делать? Да и можно ли с ней что-то сделать, кроме как уговорить? Ответов Николай не знал.
Фёдор сидел беспокойно, всё хмурился и озирался вокруг, иногда подолгу вглядываясь в какую-то далекую точку. Ему мерещилась полудница с серпом, и встречи с ней он вовсе не желал.
Олега же чудные дела уже не занимали. Все его мысли надолго поселились в конюшне Перещибкиного хутора. Вновь и вновь он возвращался к встрече с Олесей и спрашивал сам себя: всё ли так, всё ли правильно? Понравился ли ей рисунок и когда доведётся увидеть её ещё раз? В том, что доведётся, он не сомневался.
Ехали не шибко быстро, но и не плелись праздно и через полчаса прибыли на место – ржаное поле, ещё немного, с одного края, тронутое серпами.
Вдоль наезженной колеи стояли скирды, а чуть дальше лежали не связанные охапки, но большая часть поля была не убрана. Колосья уже перестаивали.
Казаки разъехались в стороны, но ничего необычного не видели. На земле валялись забытые впопыхах грабли, серпы, попался узелок с дневным перекусом, крынка молока.
Перещибка чувствовал себя неуверенно – он казацкий голова, он главный, но что делать – непонятно.
– Ну, що, други, що будэмо робыть? – отдал он всё же право решать Николаю.
– Пока ничего, а лучше бы вам вернуться на дорогу.
Николай прошёл к границе срезанной неубранной ржи и потрогал стебли – ничего, никакой крапивы.
– Нечистой силы здесь больше нет, – объявил он.
– И що ж теперь?
– Пока ничего.