Продается дом

– Тысяч?

– Смеешься, Иваныч? Пять процентов. Это тридцатка в месяц. Где ж ты ее возьмешь? Да и твой дом, если продавать максимум пол-ляма потянет. А тут правила тоже строгие – как говорят в банках: не более половины стоимости заложенного имущества. То есть двести пятьдесят смогу дать. Процентов, конечно, уже меньше платить, но тебе ж еще четыреста где-то искать надо будет.

– Слушай, я вроде в интернете смотрел – такие дома, как мой и по миллиону продаются.

– Это ты где, на «Авито» смотришь? – смеется Веня. – Там кто во что горазд ценники назначают. Есть и по миллиону, и по два. А ты попробуй продай. Тем более, если уж до реализации дело доходит, нужно продавать быстро. Не буду ж я сидеть и год ждать, пока дом купят. Мне надо за месяц отбиться максимум. Поэтому пятьсот красная цена. Да и то – дом вещь такая… Спрос низкий. Кому тут особо в нашу глушь хочется ехать? Была б тачка, или хата в городе под залог – другой разговор.

Арсений кивает. Вентель рассуждает правильно.

– Без шансов, стало быть?

На сковороде шипит яичница. Теляев разводит руками:

– Прости, Иваныч. Похоже, что без вариантов. Я ж примерно представляю, куда тебе деньги нужны. Мой тебе совет. Забей. Не надо. Ты ж потом не выплатишь эту сумму. Если у кого-то и возьмешь, особенно из наших, – тебе потом конец будет. Подумай сто раз.

– Не могу забить, Вень. Никак не могу. И все уже обдумал. Ладно, спасибо, что выслушал.

Арсений встает, жмет на прощание руку Вентелю и выходит на лестничную площадку. Здесь силы его покидают окончательно, он прислоняется к стене и тихонько сползает на пол. И долго сидит, глядя в пустоту подъездного окошка.

Арсений возвращается домой. Включает свой старенький компьютер, тот надсадно жужжит, пиликает, через пару минут загружается. С экрана древнего ЭЛТ–монитора на Арсения смотрит красный спортивный «Мерседес». Это еще Витька заставку сделал. Давным-давно. Так и осталась.

Арсений открывает «Авито». Там у него даже есть личный кабинет – весной продавал резиновую лодку, пришлось завести. Объявление в раздел «Недвижимость». В одной из папок с фотографиями находит фотку дома. Сделана летом два года назад. Только обновил краску на стенах и ставнях. Стены темно-синие, ставни белые, дом увит плющом, из сада выглядывают две березки и рябина. Сейчас краска уже выцвела и местами облупилась, но надо же завлечь потенциального покупателя.

Долго думает над разделом «Описание». Наконец просто указывает: «Продается дом. СРОЧНО!». Ставит цену – шестьсот пятьдесят тысяч. Потом меняет на шестьсот семьдесят – нужно оставить запас для торга. Тянет указатель мыши к кнопке «Разместить». Сердце неприятно бухает где-то в горле. В этот момент Арсений понимает, что решение это было принято уже давно, оттого сейчас далось так легко. Все его потуги взять кредит, занять у старых знакомых и барыг, это лишь попытки оттянуть окончательное принятие неизбежного решения.

Кликает.

Всё.

Становится душно. Невыносимо душно. И хочется скорее уйти. Точно после размещения объявления, этот дом уже перестал быть его, а стал чьим-то. И находиться здесь не приятно. Арсений встает, не выключая компьютер, натягивает куртку, выходит во двор. Небо затянуто серым, тихо, только слышно где-то на соседней улице смеются дети. И одиноко кричит невидимая птица.

Арсений выходит за ворота, идет переулком, сворачивает к реке. Проход между двумя огородами зарос дурной крапивой почти в рост человека. После вчерашнего дождя еще сыро, кроссовки намокают. Арсений идет дальше, мимо полуразрушенной бани, заброшенного магазина, выбирается пригорком на ржавый мост. Стоит там минут пять, глотая холодный ветер и глядя, как прорывается сквозь трубы под насыпью-переездом темная речная вода. Потом идет вдоль берега. За насыпью берег обрывистый, дыбится круто, осыписто. Потом выпирает островком с криво растущими березами, а дальше сбегает в пологую низину. Здесь тропинка обрастает коноплей, чертополохом и конским щавелем. Сухие колючки липнут к брюкам.

Арсений проходит мертвый тополь, уныло раскорячивший голые ветки по левую сторону от тропинки, потом сворачивает в одному ему приметном месте, и идет к реке, скрытой за густой ивовой уремой. Поодаль темнеет сосновый бор, между ним и рекой – несколько вразброс стоящих деревьев, точно солдаты, отставшие от войска после переправы. У крайней из них, в зарослях лопуха и мать-и-мачехи, Арсений находит пенек, выкатывает его к воде. Специально здесь его оставил когда-то, потому что любит приходит сюда порыбачить. Вета здесь чуть раздается в берегах, а берег образует впадину, будто какой-то гигант ложкой отковырнул себе кусочек. Образуется заводь. Довольно глубокая. Окуни и лещи здесь попадаются отличные.

Но сегодня Арсению просто хочется посидеть одному и вдали от всего. В том числе, от его дома. Ставшего в один клик чужим.

Возвращается домой к обеду. Готовить совершенно не хочется. Находит в шкафу лапшу быстрого приготовления, заливает кипятком. Режет остатки колбасы. Надо бы сходить в магазин. Потом, позже.

Набирает номер Людмилы.

– Арсений Иванович, как ваши дела? – голос у Людмилы чуть подрагивает. Видно, на нервах из-за дочери.

– Мои ничего. Как сама–то? Как в школе дела?

– А что в школе… Все нормально, учу наших балбесов. Хотя, знаете, мое ощущение такое, что учить их все труднее и труднее.

– Ну да. Будто бы они все меньше и меньше понимают – для чего им нужна учеба.

– Вот именно. Обидно, Арсений Иванович. Но нужно работать. До пенсии еще далеко. Вы-то не хотите к нам назад?

– Каждый раз спрашиваешь, Люд. Не пойду. Тем более пока Смирнова там у власти… Нет. Как Надя твоя?

Людмила молчит. Всхлипывает.

– Что? Плохо?

– Не знаю, Арсений Иваныч. Не знаю. Химию делают. Ее полощет постоянно. И волосы лезть начали. Мне жалко ее так. Сердце разрывается. Если бы можно было как в том фильме, помните? Где такой огромный негр был в тюрьме. Том Хэнкс там еще надсмотрщика играет. Вот если б можно было так – припасть к ней и в себя всю ее боль вобрать, я бы минуты не раздумывала.

– Ты держись, Люд. Давай, я зайду завтра. Варенья принести? У меня много, одному не съесть. Давай, вишневого? А то мне тут… уезжать скоро.

– Хорошо. А куда вы поедете?

– В город перебираюсь.

– А дом как же?

– А дом… продаю вот. Сегодня объявление дал. На сайте.

– Не может быть. Арсений Иваныч? Вы свой дом продаете? Вы ж … всю жизнь в нем прожили. Как так?

– Люд, это ты еще молодая, а у меня уже здоровье не то. Устал я воду из колодца таскать, да печки топить. Поеду в город. Там комнатку себе какую возьму, или что-то навроде. Может, Витька поможет, насобираем на однушку. И буду жить-поживать. Но к тебе в гости обязательно приеду. Если ты, конечно, не против.

– За молодую – спасибо, – Людмила немного отвлекается от мыслей о больной дочери и даже, как кажется Арсению, чуть улыбается. – Приезжайте, конечно. Но… очень жаль, что вы нас покинуть решили.

– Покинуть. Что за слово такое? Я ж не помирать собрался, – смеется Арсений. – Жизнь, так сказать, продолжается.

Еще несколько минут говорят о разном, о новостях, о погоде, потом Людмила спохватывается, что ей пора бежать – совещание в школе.

Арсений отключается. Вот теперь точно обратного пути нет. Он уже сказал о продаже Люде. Пойти на попятную не получится.

А значит – нужно собирать вещи.

Арсений на втором этаже своего дома бывает редко. Пол там давно требует ремонта, а руки все не доходят. Тех двух комнат, что на первом этаже для жизни вполне хватает, и Арсений на второй поднимается только чтобы подыскать там место очередной ненужной вещи.

И вот теперь пришло время генеральной уборки. Нужно привести в порядок последние пять лет своей одинокой жизни.

Арсений долго собирается с силами: греет на плитке два ведра с дождевой водой для мытья пола, готовит метра три ветоши, аккуратно режет ее на относительно равные по величине куски. Перетягивает потуже медной проволокой начавший разваливаться можжевеловый веник. Отыскивает поржавевшую швабру с сучковатым, полированным десятками рук древком. Готовит три холщовых мешка под мусор, отрезает цветной ленты для завязок. Потом делает передышку, смотрит рябящий телевизор, не вникая в то, что происходит на экране. И поднимается на второй этаж.

Он со вздохом осматривает свой склад прошлого. Вот картонная коробка с фотографиями. Сверху цветные, а под ними – несколько альбомов еще черно-белых. Иные уже совсем пожелтели. Ну как их выбросить? И с собой все не заберешь. Нужно будет выбрать самые дорогие и их взять на новое место жительства. Арсений стирает с коробки пыль, аккуратно спускает ее на первый этаж. Оставляет возле дивана. Вечером будет отдыхать после уборки и рассортирует

Вот старинный комод. Еще бабушкин. Настя очень любила этот громоздкий, полинялый и потрескавшийся комод. На нем ручки сердечками, верхний ящик закрывается на ключ. То есть закрывался. Ключ давно потеряли. В ящиках лежат Настины вещи. Надо что-то придумать. Раздать их что ли по соседям. Добрые люди-то может и не взяли после покойницы, прости Господи, а эти живоглоты… Оторвут с руками.

За комодом мертвое дерево. В глиняной кадке с отломленным краешком, засохшее, оно топорщит кривые сучья, изломные, будто сведенные судорогой. Его придется выбросить. Уже не оживет. Настя за ним ухаживала, Арсений тоже пытался, но через год после смерти хозяйки и оно погибло. Хоть и поливал. И подкармливал, и даже пересадил в кадку побольше. Не помогло.

Дальше шкаф. Одна стеклянная дверца на месте, другой нет. Витька разбил ее, озорничая. Новую створку так и не купили. В нижних ящиках валяются бумаги – отчеты, учебные планы, рабочие записи со школы. На верхних полках – три модели кораблей: «Паллада», «Варяг» и «Петр 1». Витька был просто помешан на море и всем, что с ним связано. Фрегаты, бригантины, линейные корабли. Крейсеры и эсминцы. Арсений доставал по блату дорогущие модели, собирал их вместе с сыном. Собрал, наверное, больше десяти. Куда все подевались? Только три стоят перед ним на полке. Вещи имеют странное свойство бесследно пропадать так, что даже ума не приложишь – куда. Точно растворяется в воздухе иная вещь – и не предположить даже: куда исчезла. Может стащил кто? Арсений и эти оставшиеся крохотные кораблики поставил здесь. Чтобы кто-нибудь из его частых гостей их с первого этажа не увел.

На мансардном этаже Арсений возится долго. Результатом трудов становится коробка с вещами, которые точно едут с ним вместе в город. И забитые под завязку мешки с мусором. Часть мебели Арсений решает раздать соседям.