Особые отношения

Они напоминали пару ворчливых супругов в комедийном сериале – из тех, что идут без перерыва по двадцать лет. Но в то же время я отдавала себе отчет, что вся их перебранка затеяна, чтобы помочь мне – ради того, чтобы я отвлеклась пережитого унижения и перестала ощущать себя беспомощным младенцем, намочившим пеленки.

Когда мы добрались до ванной комнаты, санитары помогли мне встать, прислонили к раковине и поддерживали, пока не пришла няня. Как только она показалась, парни удалились. Няня оказалась крупной веселой женщиной лет сорока восьми, судя по акценту – уроженка Йоркшира. Она проворно сняла с меня мокрую ночную рубашку.

– Сейчас быстренько все сделаем, помоемся, – приговаривала она, наполняя ванну теплой водой. Над раковиной висело зеркало. Я взглянула в него и обмерла. Женщина, которая смотрела на меня, смахивала на жертву домашнего насилия. Ее нос – сплошь покрытый полосками пластыря – раздулся, став вдвое толще и вдобавок синевато-фиолетовым. Бледные веки опухли, вокруг глаз черные круги.

– При травмах носа вид всегда жутковатый, но на самом деле ничего страшного. – Няня сразу заметила мою оторопь. – А заживает всегда очень быстро. Денька три-четыре, и снова станете красавицей.

Я невольно прыснула – и не только потому что никогда себя красавицей не считала… главное, сейчас я больше всего была похожа на персонажа из шоу уродов.

– Вы американка, да? – поинтересовалась няня.

Я кивнула.

– Нравятся мне американцы, все симпатичные, кого я ни встречала. Правда, за всю жизнь я только с двумя янки была знакома. А как вы здесь у нас оказались?

– У меня муж англичанин.

– Ну разве вы не умница? – сказала она со смешком.

Погрузив меня в теплую воду, няня легкими движениями меня обтерла, а когда очередь дошла до промежности, передала салфетку мне самой. Потом помогла мне выбраться, вытерла, одела в чистую рубашку. Все это время она что-то бормотала, болтала ни о чем. Весьма английский способ поведения в неловких ситуациях – и он мне нравится. А нянька была добродушная, несмотря на грубоватый голос и ворчливые интонации.

К тому времени, как она привезла меня назад в палату, мокрые простыни уже были сняты и постелено чистое белье. Помогая мне лечь, няня сказала:

– Ни о чем не беспокойся, лапушка. Все будет хорошо.

Я свернулась на сухих простынях, наслаждаясь ощущением вновь обретенного комфорта. Подошла сестра Хоу, сообщила, что мне нужно сдать мочу на анализ.

– Ну, это дело нам знакомо, – смущенно улыбнулась я.

Я сползла с кровати, отправилась в туалет и наполнила баночку теми каплями мочи, что еще оставались у меня в резерве. Когда я вернулась, подошла другая сестра и взяла у меня кровь на анализ. Потом вернулась сестра Хоу с известием, что Тони только что звонил. Мистер Хьюз, продолжала она, будет здесь около восьми вечера, и Тони сказал, что надеется подъехать в больницу к этому времени.

– Ваш супруг сказал, что изо всех сил постарается успеть. Он так беспокоится, все спрашивал, как вы себя чувствуете.

– Вы ему не рассказали, что я тут натворила?..

– Не говорите ерунды, – улыбнулась сестра Хоу, а потом посоветовала мне не особо расслабляться, так как мистер Хьюз (ему сообщили обо мне) назначил сделать к его приходу УЗИ. В моей голове тут же забил тревожный набат.

– Он считает, что ребенку грозит опасность? – спросила я.

– Не надо об этом думать, это вам не полезно…

– Мне необходимо знать, существует ли риск выкиды…

– Риск возникнет, если вы будете себя так настраивать. Повышенное кровяное давление – это не только физиологический фактор. Оно также связано с тревогой и стрессом. Из-за этого-то вы и упали вчера.

– Но если у меня просто повышено давление, зачем он назначил ультразвук?

– Он хочет исключить…

– Исключить что! – настаивала я.

– Всегда так делается.

Это было слабым утешением. Во время исследования я не сводила глаз с мутной картинки на мониторе и приставала к ассистенту (австралийке, на вид никак не старше двадцати трех лет) с вопросом, не видит ли она каких-либо отклонений.

– Полный порядок, – отвечала она. – У вас все будет отлично.

– А у ребенка?..

– Не нужно себя накручивать, ведь…

Но окончания фразы я не услышала, потому что неожиданно у меня снова начался зуд. Только на сей раз не по всему телу, только на животе и пояснице – как раз там, где был нанесен гель. Зуд усиливался, в считаные секунды он стал невыносимым, и я сказала ассистентке, что мне необходимо почесать живот.

– Никаких проблем. – Она убрала зонд, которым водила по моему животу. Я начала бешено скрести кожу, а она наблюдала за мной, изумленно округлив глаза.

– Потише, а? – неуверенно обратилась она ко мне.

– Не могу. Я просто с ума схожу, так чешется.

– Но вы повредите себе… и малышу.

Я отняла руки. Зуд становился сильнее. Я изо всех сил закусила губу, чуть не до крови. Я крепко зажмурилась, но почувствовала жжение в глазах. И тут я залилась слезами – потому что от моих гримас невыносимо заболели еще и швы на лице.

– Как вы себя чувствуете? – тревожно спросила ассистентка.

– Плохо.

– Обождите минутку, – сказал она, – и, ради бога, не начинайте опять расчесывать живот.

Казалось, ее не было больше часа – хотя, скосив глаза на часы, я убедилась, что прошло только пять минут. Когда она вернулась вместе с сестрой Хоу, я вцепилась обейми руками в края кушетки и сдерживалась, чтобы не закричать.

– Скажите… – начала сестра Хоу.

Когда я объяснила, почему мне хочется разодрать живот в клочья или сделать что угодно, лишь бы прекратить мучения, она внимательно меня осмотрела, потом отдала какие-то распоряжения по телефону. Повернувшись ко мне, она сжала мне руку:

– Сейчас вам помогут.

– Что вы собираетесь делать?

– Дадим вам кое-что, чтобы снять зуд.

– Да ведь все это только мое воображение, все идет от головы, разве нет? – выдавила я дрожащим голосом, чуть не плача.

– Вы считаете, все это у вас в голове? – уточнила сестра Хоу.

– Не знаю.

– Если вы вот так чешетесь, это точно не от головы.