Белокурая гейша

Я поерзала на месте. Снова это слово – опасность. Марико сидела не шелохнувшись, что еще больше лишало меня присутствия духа. Я не могла дольше этого выносить и потерла ногу.

– Почему ты называешь свой мир «плавучим»? – спросила я, надеясь отвлечь ее внимание, чтобы занять более удобное положение. Научусь ли я когда-нибудь сидеть в такой же непринужденной позе, как она?

– Это просто, Кэтлин-сан. Мир гейш подобен облакам на рассвете, выплывающим из небытия, из которого они были созданы, и устремляющимся навстречу новому дню, чье тепло рассеет их.

Я не поняла того, что она пыталась мне сказать. Разум мой был затуманен тревогой. Как бы любопытно мне ни было узнать о мире гейш, я не в силах была забыть об отце, направляющемся сначала в Токио, а затем обратно в Америку.

– Окасан говорит, что с этой ночи нам нельзя упоминать имени Маллори-сан, – произнесла Марико и медленно втянула в себя воздух.

Я посмотрела на девушку, явно ожидающую моего ответа. Никогда не упоминать имени отца? Я не могла, просто не могла. Никогда не говорить о нем вслух? Я не была готова вести себя так, будто моего отца никогда и на свете не существовало. Я не могла отмахнуться от разрывающих меня изнутри эмоций. Вместо этого я поинтересовалась:

– Как долго ты уже живешь в Чайном доме Оглядывающегося дерева?

– С тех пор, как мне исполнилось пять лет.

– А сколько тебе сейчас?

– Четырнадцать.

– Четырнадцать? – удивленно переспросила я. – Ты выглядишь гораздо моложе.

– Окасан говорит, что я подобна дикому цветку, выросшему на навозной куче.

Я покачала головой, так как эта странная манера изъясняться приводила меня в замешательство.

– Что это значит?

– То, что у меня неподходящие лицо и фигура, чтобы быть частью мира цветов и ив, но если я буду проявлять стойкость, то стану гейшей несмотря ни на что.

С трудом веря своим ушам, я пристально всмотрелась в ее лицо, мягкое, точно лик луны, с круглыми щеками и розовыми устами. Эта девушка намеревается стать гейшей? Но она же так молода и обладает такой заурядной внешностью! В моем представлении гейши были мифическими существами неземной красоты, законодательницами новейших модных течений, женщинами, увековеченными в песнях. Вокруг них вращался мир стиля, и поэты нередко называли их «цветами цивилизации».

Я продолжала взирать на Марико, шокированная ее откровенностью. Словно почувствовав неловкость, она накинула на себя кимоно, прикрыв обнаженную грудь. Я отвела взгляд, по-новому проникнувшись уважением к этой девушке. Она была подобна бамбуку, склоняющемуся на ветру, – такая же сильная, но гибкая.

Я сгорала от любопытства расспросить ее о жизни в доме гейш.

– Марико-сан, мне очень хотелось бы знать, почему ты называешь женщину по имени Симойё окасан?

– Многие девочки, прибывающие в Чайный дом Оглядывающегося дерева, в раннем детстве лишились своих настоящих матерей и никогда их не знали, – с чувством ответила Марико. В глазах ее появилось тоскливое выражение, точно капельки росы, выступившие на упавшем с дерева листке, и я догадалась, что она и сама является одной из таких девочек.

– Мне кажется, Симойё-сан трудно понять, – произнесла я и, немного подумав, добавила: – А еще она очень красивая. – Отчего это мне вдруг захотелось сказать такие слова? Потому что мой отец касался грудей этой женщины и обнимал ее самым интимным образом? Будто это оправдывало его действия?

– Да, она строга с нами, Кэтлин-сан, но у нас так принято, что все гейши чайного дома выказывают Симойё-сан уважение и признают ее авторитет, как они могли бы относиться к собственной матери. – Девушка опустила глаза. Рот ее дрожал, и она отчаянно пыталась сдержать рвущиеся с губ слова. – Меня очень радуют слова окасан о том, что скоро я стану майко, а через три года – гейшей.

– Ты будешь гейшей через три года?

Будучи японкой, Марико, должно быть, почувствовала мое недоумение, вызванное ее словами, поэтому пояснила:

– Мне нужно многому научиться, прежде чем я стану гейшей.

Я склонилась ближе к ней, и она не отстранилась.

– Расскажи мне, Марико-сан. Я хочу знать все об обучении гейши.

Девушка объяснила, что майко должна быть одновременно и наблюдательницей, и ученицей, так как слова не обладают таким воздействием, как говорящий взгляд или наклон головы.

– Гейша должна уметь правильно открывать дверь, – продолжала Марико, – кланяться, опускаться на колени, петь, танцевать, обладать необоримой притягательностью, но главной задачей ее является беседовать с мужчинами, шутить и вести себя так, чтобы не показать им, насколько она на самом деле умна.

– Как же она это делает? – с вызовом спросила я.

Без тени смущения моя собеседница пояснила:

– Гейша знает много способов доставить мужчине удовольствие, Кэтлин-сан. Она прижимается к нему всем телом и говорит что-то возмутительное, затем позволяет его руке скользнуть за отворот своего кимоно и касаться обнаженных грудей, в то время как сама она наливает ему сакэ.

Я знала, что рот мой раскрыт, а глаза широко распахнуты, но ничего не могла с этим поделать. Я не ожидала услышать ничего подобного.

– Чем еще занимается гейша? – спросила я.

– Она должна овладеть артистическими умениями – например, составления икебаны и проведения чайной церемонии, – ни секунды не колеблясь ответила Марико. – Окасан говорит, что эти умения – самое драгоценное сокровище в жизни гейши.

– Более драгоценное даже, чем любовь? – горестно воскликнула я, не в силах сдержаться. Мой образ гейши как прекрасной волшебной принцессы таял в воздухе, точно дымок воскуряемых благовоний.

– Да, Кэтлин-сан. Окасан говорит, что гейша не влюбляется в мужчин. Это они влюбляются в ее артистичность.

В душе моей зашевелилось дурное предчувствие, но все же я не удержалась от вопроса:

– Как тебе кажется, смогу ли я стать гейшей?

– Это будет очень трудно, Кэтлин-сан. Окасан очень строга с нами.

– Она не может оказаться хуже учительниц в миссионерской школе, – возразила я, вспоминая нудных классных дам, которые носили накладные подушечки, зрительно увеличивающие бедра, и шерстяные шиньоны в прическах.

– Окасан говорит, что чем строже твои учителя, тем больше ты сможешь выучить и тем лучшей гейшей в итоге сделаешься и…

Марико замялась.

– И что? – спросила я, побуждая ее закончить мысль.

– Тебе нужно следовать нашему распорядку и… правилам.

– Правила? – Я скорчила гримасу, потому что подчинение правилам всегда давалось мне с большим трудом, ведь у меня не было матери, которая направляла бы мои шаги. – Что еще за правила?

Немного подумав, Марико разразилась тирадой, от которой у меня голова пошла кругом:

– Гейша должна просыпаться по утрам не позднее десяти часов, заправлять постель, убирать в комнате, омывать свое тело, обращая особое внимание на зубы и драгоценную щелочку между…

– На что? – Мне никогда прежде не приходилось слышать этого слова, поэтому оно шокировало меня, но и возбудило мой интерес к подчинению правилам чайного дома.

– Ну, ты знаешь… на ту, что внизу. – Она указала себе между ног. Я кивнула, и она продолжила: – Следить, чтобы прическа была должным образом закреплена…