Играем реальную жизнь в Плейбек-театре

– Какие у вас ощущения?

– Я просто выжата. Не верю, что еще одна неделя закончилась.

– Хорошо. Вас зовут…

– Донна.

– Спасибо, Донна. Давайте посмотрим.

Один из актеров встает с места, где он сидел вместе с другими актерами. Он выходит на середину сцены. Его тело кажется ослабевшим, он бормочет: «Закончилась. Не могу поверить. Закончилась.» Музыкант играет медленные, диссонирующие аккорды на гитаре. Через несколько секунд другой актер подходит к первому, стучит ему по голове и издает резкие звуки. Еще трое актеров присоединяются к игре, согласовывая свои действия с тем, что уже происходит на сцене, так что в конце концов получается органичная, кинетическая, человеческая скульптура, которая выражает переживание Донны. Действие короткое, от начала до конца проходит не более минуты.

– Донна, это было похоже на ваши чувства?

– Да! Спасибо.

Ведущий готов рассматривать переживания зрителей по мере их возникновения. Так как у Донны чувства были мрачные, то ведущий спрашивает, есть ли у кого-нибудь другие впечатления от прошедшей недели. Кто-то отвечает: «Лучше, чем обычно, все шло как по маслу». Эта «жидкая скульптура» уже совершенно отлична от предыдущей. Актерам требуется больше пространства на сцене, так как они переводят слова «шло как по маслу» в физические образы. Звучит веселая музыка, исполняемая на ударных инструментах. Затем следуют еще несколько вопросов, ответов и «жидких скульптур», каждая из которых – мгновение жизни.

К тому времени, как ведущий переходит непосредственно к «сценам», кое-что происходит в зрительном зале, поскольку зрители втягиваются в действие. Суть плейбек-процесса – творческий театр, основанный на реальных переживаниях – становится ясна каждому. Зрители видят, что их приглашают участвовать, но на них не будут давить. Их отклики вызывают уважение и эстетическое понимание. Они чувствуют удовлетворение, непосредственно по отношению к себе или же по отношению к переживаниям других, узнавая эпизоды своего жизненного опыта, облеченные в артистическую форму. Они начинают чувствовать связь с другими, ощущать себя в сообществе. И некоторые из них задумываются о разных событиях своей жизни, которые они хотели бы представить в контексте этого вечера. Они готовы стать рассказчиками.

«Сцены»: интервью

– А теперь мы перейдем к историям – историям о том, что случилось с вами, может быть, сегодня утром, может быть, когда вы были детьми, а может быть, во сне, – ведущий делает паузу. – Кто из вас хотел бы стать нашим первым рассказчиком сегодня?

До сих пор люди откликались на вопросы со своих мест в зрительном зале. Но теперь настало время кому-то выйти на сцену, сесть на стул рассказчика рядом с ведущим и начать рассказывать.

Ничего не происходит. Кое-кто из зрителей посматривает на остальных с легкой тревогой – а вдруг ни у кого не найдется истории? Но ведущий и актеры спокойны. Они знают, что в этот период затишья созревают многие истории. Нужно только набраться терпения и одна из них, наконец, «сорвется с ветки».

Мужчина поднимает руку, сразу же вставая со своего места. Это один из тех, кто часто посещает наши ежемесячные перформансы.

– Привет, Ричард. У тебя сегодня есть история?

– Ну, я почему-то все время думаю об этом. Это случилось, когда я был ребенком.

Сейчас мы находимся на первом из пяти этапов разыгрывания истории. Этот этап – «интервью». Ведущий задает вопросы, чтобы выявить историю. С самого начала задача состоит в том, чтобы отыскать ключи, которые позволят актерам создать театральное действие из сырого материала рассказа. Как мы показали в предыдущей главе, главное, что нам нужно, – это понимание сущности истории, причины, по которой она была рассказана, и эстетическое ощущение истории, без которого «сцена» не сможет приобрести ясную и убедительную форму. Посредством интервью ведущий пытается обнаружить основные факты истории – с кем, где и что случилось – максимально придерживаясь делового тона. Ведущий предлагает рассказчику выбрать актеров на каждую из ролей, которые возникают в ходе рассказа. Он также может попросить актеров сыграть абстрактные или неодушевленные образы, если они важны для понимания истории. После того как роли распределены, актеры встают, внутренне подготавливаясь к своим ролям, но пока еще не действуя.

– Итак, тебе шесть лет, и ты живешь на ферме. Выбери кого-нибудь из актеров, кто мог бы сыграть шестилетнего Ричарда.

– Энди мог бы сыграть меня.

– Прекрасно. Кто еще присутствует в твоей истории?

– Мой отец.

– Хорошо. Выбери кого-нибудь на роль твоего отца.

Когда актера выбирают, он становится перед ящиком, на котором сидел. Пока что он не играет, а слушает историю, зная теперь о своей особой роли в ней. Процесс выбора актеров сам по себе драматичен. В нем есть визуальное обещание, что этот разговор между ведущим и рассказчиком является преамбулой к действию. Будущая сцена начинает вырисовываться в нашем воображении на пустом пространстве между актерами и рассказчиком.

Интервью заканчивается кратким подведением итогов и, возможно, некоторыми предположениями о том, какова должна быть постановка истории. На этом работа ведущего на время прекращается, так же как и работа рассказчика. «Итак, вот история Ричарда о стремлении к свободе и наказании. Давайте посмотрим».

Приготовления

Второй этап, приготовление, переносит нас в реалии постановки. Свет приглушается до полумрака. Музыканты играют, импровизируя музыку, которая создает настроение ребяческого веселья. Актеры молча и не спеша занимают свои позиции. Некоторые из них выбирают цветные куски ткани в качестве импрессионистических костюмов или реквизита. Другие расставляют на сцене ящики, создавая простые декорации. Все это делается без обсуждений[4 - В некоторых труппах Плейбек-театра актеры перед приготовлением отходят посовещаться. По моему мнению, это необязательно приводит к улучшению качества «сцены». Помимо того, что на приготовления уходит значительное количество времени, есть еще дополнительный фактор: то, что вы можете спланировать вербально, вряд ли будет лучше, чем то, что вы создадите при помощи интуиции и командной работы. К тому же совещание может привести к неожиданным проблемам, см. главу 6.]. Когда все готово, музыканты прекращают играть. Снова зажигается свет, и сцена начинается.

Для зрителей это что-то вроде магии, особенно когда «сцена» удается очень хорошо. Откуда актеры смогли узнать, что делать, если не было обсуждений? Секрет заключается в том, что в отсутствие сценария или плана действий актеры полагаются на свое высоко развитое ощущение истории, на свою эмпатическую способность схватывать смысловые уровни в переживании этого человека, а также на свою открытость друг другу. Обязательное условие создавать «сцену» без вербального ее планирования оттачивает эти необходимые им способности.

Разыгрывание

Третий этап – это разыгрывание само по себе.

Сцену начинает Энди, актер, играющий маленького Ричарда. Он без устали бегает возле своего отца, фермера, который пытается починить какую-то машину. Ребенок то и дело попадает под ноги отцу.

– Слушай, перестань мешать мне, Ричи, – в конце концов говорит отец с некоторым раздражением.

– Пап, можно я поиграю в сенном сарае? – спрашивает мальчик.

– Хорошо, только без баловства, – говорит отец, в его угрожающем тоне слышится: «Помнишь, что было в прошлый раз?»

Ричи убегает в сарай на другом конце сцены. Трое актеров стоят там без движения, обмотанные яркими кусками ткани. Теперь, когда к ним подошел Ричи, они начинают немного двигаться. Актер, играющий мальчика, бегает вокруг, пронзительно кричит от восторга, прыгает на груды сена, не связанного веревками. Все это выражается в пантомиме, конечно, но мы слышали историю, мы с готовностью присоединяемся к актеру в том воображаемом мире, который он создает. Музыка сопутствует действию высокими нотами переливчатого свиста. Другие актеры усиливают выражение радости мальчика импрессионистическими звуками и движениями. Они – духи сенного сарая.

Ребенок скачет вокруг них. Он начинает снимать рубашку, затем останавливается: «Папа сказал…» Но его снова охватывает чувственная свобода. Забыв обо всем, он снимает всю свою одежду.

Музыка становится громче, с ней слышится угрожающая нота. Внезапно она прерывается. В установившейся тишине появляется отец Ричи. Духи сарая отступают.

«Ах ты, чертенок! Я тебе что сказал?» Он грозно идет к мальчику, снимая ремень. Освещение становится тусклым, синеватым. Под медленный ритм барабана, демонстрирующий мрачную атмосферу, отец бьет своего сына.

Мужчина выходит из сарая. Свет остается слабым. Актер-рассказчик, свернувшись калачиком, лежит на полу. Духи сенного сарая эхом повторяют его тихий плач.

Благодарность (взгляд на рассказчика)

Четвертый этап «сцены» – короткий, но важный момент благодарности. История рассказана, и действие завершено. Оставаясь в своих позах на сцене, актеры поворачиваются и смотрят на Ричарда. Они сейчас и в роли, и вне ее. Их вид свидетельствует: «Мы слышали твою историю и сделали все, что в наших силах, чтобы изобразить ее. Пожалуйста, прими наш подарок». Есть определенное выражение смирения, уважения и смелости в том, чтобы принять игру актеров, какой бы несовершенной она ни была.

Возвращаясь к рассказчику

На пятом и последнем этапе внимание снова обращено на рассказчика и ведущего. Ричард шмыгает носом. Ведущий мягко дает ему шанс прокомментировать игру.

– Это было похоже на твою историю, Ричард?

Ричард кивает, он пока не готов довериться своему голосу.

– Иногда в Плейбеке, как ты знаешь, мы можем совершить трансформацию, мы можем изменить концовку действия или что-нибудь еще, если ты хочешь.

Ричард размышляет над этой возможностью. Затем он качает головой.

– Все нормально, я бы оставил так, как есть.

Он смотрит на актеров, которые все еще на сцене.

– В каком-то смысле с тех пор вся моя жизнь и есть трансформация. Я сочиняю музыку, я все время танцую с теми духами сенного сарая.