Но он, кажется, заканчивает монолог. О, я отлично помню, что идет следом за ним: явление Офелии – и одна ступенька к неизбежному безумию.
–
Офелия! О радость! Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа.»
– Что же вы молчите? – смотрит мимо меня, но обращается ко мне. Это жутко и я уже чувствую себя призраком, – Знаток Шекспира не желает присоединиться? Ну же, подыграй мне, девочка-оруженосец!
А я ведь и правда, с этим своим ежедневником, папками, карандашами и постоянным кофе, и этим своим «вот она я, кто звал?» – ни дать, ни взять Санчо Панса! И он заметил – глупо было думать, что не заметит – и поддел. И так мне и надо!
Нервно листаю книгу – я ведь, теперь точно к своему стыду, так и не прочитала ее – и едва найдя нужную сцену, начинаю читать с листа, как первоклашка, усердно, чуть не по буквам, включаясь в эту безумную игру.
–
Принц, были ль вы здоровы это время?
Эммет и помреж молчат, смотрят то на меня, то на Уильяма. На их лицах расцветает трудно читающаяся в моем взвинченном состоянии, эмоция.
–
Благодарю: вполне, вполне, вполне.
Я судорожно переглатываю.
–
Принц, у меня от вас есть подношенья.
Я вам давно хотела их вернуть.
Возьмите их.
Уилл опять смотрит мимо, лицо не читаемо, да я и не задерживаюсь на нем взглядом – сил на это просто нет.
–
Да полно, вы ошиблись.
Я в жизни ничего вам не дарил.
Его голос отдает сталью, но я делаю мысленную пометку, что это просто превосходная актерская игра. С чего бы ему жечь меня каленым железом? Бить наотмашь фразами Шекспира? Мы ведь и не знаем друг друга – два человека, случайно оказавшихся на одном отрезке суши.
–
Дарили, принц, вы знаете прекрасно.
С придачей слов, которых нежный смысл
Удваивал значение подарков.
Назад возьмите ставший лишним дар.
Порядочные девушки не ценят,
Когда им дарят, а потом изменят.
Пожалуйста.
Я читаю, я упорно не поднимаю глаз от строчек, и только сейчас замечаю, как они расползаются, искривляются. Наверное, думаю я, от ветра слезятся глаза.
–
Ах, так вы порядочная девушка?
–
Милорд!
–
И вы хороши собой?
Я запинаюсь, поднимаю взгляд. Он смотрит на меня. И снова – души человеческой нет в его взгляде. Это и не Уильям совсем. Это он – мой кошмар. Понимаю, что из глаз течет, что он это видит – и с ним куча чужого народа. Слышу, как копошатся где-то там туристы, невольные свидетели этой ужасающей сцены: красивый, статный мужчина доводит до слез какую-то невзрачную девчонку.
–
Что разумеет ваша милость?
Он смотрит в упор, так и пристрелил бы, наверное, будь у него в руках оружие – на вылет, прямо в лоб. Отводит руку назад, как будто замахиваясь для пощечины. «Аля, он играет – успокой свои нервы», орет мой внутренний адекват.
– То, что если вы порядочная и хороши собой, вашей порядочности нечего
делать с вашей красотою.
Наверное, я выгляжу так жалко, что Эммет кричит:
– Стоп, брейк, – подбегает ко мне и обхватывает за плечи, – Элис! Ты прости этого гениального придурка.
– Да нет, – отвечаю уже ровным голосом, – Все нормально. Он прекрасно играет.
– А глаза от ветра слезятся, я прав?
– Точно так!
Отрываю взгляд от рук Эметта, которые все похлопывают и похлопывают меня по плечам, ищу Уильяма. Он стоит в стороне и уже фотографируется с кем-то из туристов.
– Хватайте его гениальное Величество за задницу, пока его не растащили на сувениры, – произношу мстительно и совсем уж спокойно, загоняя своего психопата как можно глубже, – Нам пора возвращаться.